Беспредельщик (СИ) - Устинова Мария Страница 13

— Что тебе взять?

Я качаю головой. У меня подавленное состояние и болит спина. Свободной рукой перебираю мех на ушах зайца и смотрю на пустынную ночную дорогу. Над горизонтом темное небо переливается беззвучными молниями, обещая грозу.

Беспредельщик возвращается с двумя стаканами кофе. Перегибается через меня, отстегивает наручники и полностью снимает с рук. Я растираю запястья.

— Латте. Угадал?

Я пожимаю плечами, но с благодарностью беру стакан. После холодного гаража я еще не отогрелась. Сладкий кофе обжигает саднящие губы. Свой стакан он приканчивает в несколько глотков и заводит машину. Торопится.

— Ехать долго, — с заднего сиденья он передает свой пиджак. — Поспи.

Я допиваю латте, опускаю спинку кресла и сворачиваюсь под огромным пиджаком. Монотонно гудит дорога. Разморенная теплом и движением, я засыпаю. Просыпаюсь от резкого торможения и выглядываю из-под пиджака. Светает — часов шесть утра. Мы рядом с придорожным отелем.

— Ника, — Беспредельщик кладет ладонь на плечо и наклоняется. — Ты спишь?

У него запали и покраснели от усталости глаза. Мы гнали всю ночь.

— Передохнем пару часов. Не наделай глупостей, — говорит он. — Если убежишь, никто вам не поможет, поняла?

— Не убегу.

— Умница.

Я критически осматриваю себя в зеркало, использую влажную салфетку. На запястьях красные полосы от наручников, но их не спрятать. Надеясь на лучшее, иду с ним в гостиницу. Он уже оформляет номер, а я понимаю, что Толя знает, что меня забрал Беспредельщик и мог подать в розыск… Но сонная девушка не обращает на меня внимания и дает ключи к номеру. Я вхожу первой, Беспредельщик закрывает за мной дверь.

— Иди в душ… Я сейчас.

Номер одноместный, но с кроватью для новобрачных. Я без интереса осматриваю красное покрывало, дешевые красные шторы и иду в душ, пока Беспредельщик заказывает завтрак в номер. Душевая совсем маленькая. Сам душ отделен прозрачной стенкой, я сажусь у раковины и смотрю на себя в зеркало. Над ним светильник, оно залито ярким светом. Он ужасно выставлен: подчеркивает усталые морщинки у глаз, измученный изгиб губ и потухший взгляд.

— Соберись, — шепчу я себе. — Возьми себя в руки.

Все хорошо, от этого не умирают. За тысячи лет и вооруженных конфликтов не я первая и не я последняя иду замуж по принуждению, продавая тело в обмен на жизнь. Лгу и не верю себе. Алекс скоро придет, а я не хочу раздеваться. Не хочу идти под душ и спать с ним в той постели тоже не хочу. Я устала, у меня болит спина, я умираю в тоске по дочери. При мысли, что снова придется через себя переступать, тошно и больно. Алекс может оказаться лучше бывшего. Ведь может же, правда?

Я поднимаюсь на дрожащие от усталости ноги, включаю холодную воду и сую под струю запястья. Шиплю сквозь зубы, когда вода бьет по ссадинам, зато боль отключается сразу.

— Почему не раздеваешься? — в голос вернулись сексуальные интонации.

Я оборачиваюсь через плечо. Дверь открыта, опираясь на косяк, Алекс холодно смотрит на меня. Опускаю взгляд обратно на руки. Я подставила запястья под воду, словно вновь предлагала сковать их: держала параллельно друг другу. Беспредельщик подходит со спины и убирает волосы вперед. Целует шею, обжигая дыханием. Руки ложатся на талию, скользят по животу и ребрам вверх, а затем накрывают грудь.

— Какая ты сладкая, — он шепчет, как пьяный. Расстегивает молнию на спине, спускает с плеч бретельки, жадно лаская шею, целует выпуклый позвонок и вдруг застывает. — Ника…

Я понимаю, почему он остановился. Не знаю, как буду объяснять. Не хочу. Выключаю воду и смотрю на запястья, покрытые капельками.

— Ника… Что за хрень? — выдыхает он, пальцы скользят между лопатками, прямо по шрамам, обводят ссадины. Это щекотно и приятно, несмотря на раздраженную кожу. — Ты ведь не в детстве это получила. Ты солгала.

Он разворачивает меня к себе лицом, пытается посмотреть в глаза.

— Ты вообще всегда врешь, да? — он берет мое лицо в ладони и заставляет смотреть на себя.

Впервые после допроса в гараже мы смотрим друг на друга так близко и прямо. От голода и страха кружится голова. В темноте следы от ожогов не бросались в глаза, но теперь багровую сетку на лице и шее я могу рассмотреть в деталях. Меня начинает разбирать истерика: он о том случае, когда я оговорила его? Он винит меня за то, во что превратилось его лицо?

— Мне пришлось… Он бы не поверил, что у нас ничего не было. Его люди видели, как мы целовались в машине. Меня бы убили вместе с тобой! — голос срывается. — Я предупреждала, что он накажет… Из-за тебя у меня забрали дочь!

Я рыдаю и шепчу почти вслух: «ненавижу!»

Алекс гладит мне губы.

— Уймись. Я не жду от женщин храбрости, все вы трусихи… Я на тебя зла не держу, Ника. Почему сразу не сказала, что Захаров бьет тебя плетью?

— Что это меняет… — я задерживаю дыхание, пытаясь справиться с истерикой.

— Успокаивайся, — просит он и начинает расстегивать рубашку. Над грудью тоже ожоги, словно на него капал горящий бензин. — Помни о своей дочери. Ты собиралась до конца жизни так жить? А я привык получать, а не спрашивать. Я для этого живу. Захотел и тебя забрал. Сегодня вечером мы будем в Москве. Я планировал пожениться завтра, но ввиду того, что ты избита… Отложим свадьбу на несколько дней.

К чему такая спешка, хочу спросить я, но Алекс не дает мне опомниться.

— Идем в душ.

Глава 11

Он убирает на полочку под зеркалом пистолет. Развязывает свой браслет и кладет на оружие сверху. Браслет самодельный — аккуратно сплетен из красных и белых нитей, а затем несколько раз переделан. Один конец обуглился и расплелся.

Алекс разворачивает меня спиной и до конца расстегивает молнию. Платье падает к ногам, я дрожу и пытаюсь прикрыться руками. Вчера я готовилась к ночи: на мне сексуальный комплект белья, чулки с кружевными подвязками. Алекс стоит рядом и смотрит на меня в зеркало, перебирая брошенные на плечо черные волосы.

Я ему нравлюсь.

Из-за ожогов вместе мы смотримся, как красавица и чудовище.

— Алекс… — прошу я. — Можно не сегодня?

— Куколка, — говорит он, окунает полотенце в холодную воду и прижимает к спине. Я выдыхаю, зажмурившись — это холодно, но приятно одновременно. — Зашивать не надо. Заживет до свадьбы. Ладно, жди здесь, если боишься.

Он бросает полотенце в раковину, раздевается и заходит за прозрачную перегородку. Шипит душ. Я наблюдаю, как Алекс, запрокинув голову, стоит под душем. Натягиваю на себя платье, набрасываю бретельки на плечи, но молнию оставляю расстегнутой и присаживаюсь рядом с зеркалом. Возвращаются назойливые мысли о побеге, но, как привязанная, я остаюсь здесь. Я слишком боюсь его — и его клан, чтобы уйти.

Алекс выходит, обернув бедра полотенцем. Пальцами убирает наверх влажные волосы, проводит по щекам — недостаточно шершавым, чтобы бриться. Надевает браслет.

— Можешь принять душ, — говорит он, прежде чем идти в комнату.

На кровати его ждет разложенная смена одежды. Он натягивает узкую белую футболку. У меня запасной одежды нет, а платье грязное. Спать голой рядом с Алексом я не могу.

— Возьми рубашку, если хочешь, — предлагает он.

Я запираюсь в ванной: сдираю с себя платье, чулки и подвязки. Страшно, что Алекс может войти, но я с наслаждением становлюсь под теплый душ, мою волосы. Спину печет, но даже это не портит удовольствия. Под теплой водой, наконец, я расслабляюсь, хочется спать. Выбираюсь из душа, вытираюсь, и набрасываю рубашку, пахнущую Алексом и ветивером, на плечи. Легкая ткань не касается спины, рассечения перестают болеть — облегающее платье сильно на них давило.

Когда я выхожу, на столе ждет завтрак: блинчики с джемом и кофе. Я глотаю несколько кусочков, пью воду вместо кофе.

Алекс уже в постели.

— Ложись, дорогая, — он хлопает рядом с собой.

Я пристраиваюсь с краю, следя, чтобы между нами осталось достаточно места. Под просторной рубашкой я голая. Замечаю, что пистолет лежит на прикроватной тумбе с его стороны, готовый к использованию.