Вера в чудеса (СИ) - Лав Натали Страница 14

Оказалось, что "подарок" с сюрпризом. И с неприятным. Я, конечно, не маленькая и понимаю, что для мужчин секс — это просто способ получения удовольствия. И не надо искать в этом что-то большее. Не надо! Однако… глупое сердце хочет любви. Потому что любит само? Отвечать на это не хочется даже себе самой. Моя душа все время сталкивается с реальностью и бьется на осколки. А я, собрав их, снова разбиваю ее наивными надеждами.

И меня мучают вопросы, если Сергей найдет меня, то что будет делать? Мне хочется, как же мне хочется, чтобы он обнял меня и защитил от всего этого жуткого мира. А еще мне хочется, чтобы он обрадовался нашему малышу. Чтобы полюбил его, так как его люблю я.

Но я почти не верю в сказки и, скорее всего, исход нашей встречи будет иным. Поэтому, если я хочу, что от меня осталось хоть что-то целое, лучше, если этой встречи не будет. Никогда.

Лекс помогает мне выбраться из машины, когда мы доезжаем до нужного здания. Я выбираюсь долго, не спеша. Он вздыхает:

— Ну, идем уже, черепаха.

Я игнорирую его нетерпение:

— Я бы на тебя посмотрела, какой ты был бы шустрый, если был бы беременным.

— К счастью, это не предусмотрено природой, — парирует он.

Он провожает меня до кабинета Самсонова, стучит и после вежливого: «Войдите», я захожу в кабинет. За столом сидит мужчина лет 30, крепкий, в классическом костюме, аккуратно пострижен, чисто выбрит, темноволосый, с правильными чертами лица и карими глазами. Привлекательный. Он рассматривает меня, я разглядываю его. В конце концов, его взгляд останавливается на моем животе. И что он им всем дался-то? Посмотреть, что ли, больше некуда?

Самсонов первым прервал молчание:

— Проходите, садитесь.

Я села на предложенный стул и приготовилась отвечать в сотый раз на одни и те же вопросы.

— В интересном положении Вы оказались, девушка, — протянул с непонятной ухмылкой Кирилл Евгеньевич, по-прежнему изучая мой живот.

— Меня зовут Дина Витальевна Быстрицкая, — решила я ему напомнить, если он, как меня зовут, не может выучить, — А насчет положения… Что Вы в виду имеете?

— А я объясню. Быть объектом охоты, приятного мало, а Вы, Дина Витальевна, — он специально выделяет мое имя-отчество, — еще и беременны. А кто отец ребенка?

— Какое это имеет значение?

— Вы не думали, что это он пытается Вас убить?

Честно, я об этом думала. Но! С возможностями Давлатова, если бы это был он, все это не тянулось бы столько времени. Преступник однозначно действует один. А по поводу отца ребенка, я никому ничего не скажу. Хватит того, что Лекс знает.

— Я не знаю, кто отец ребенка, — отвечаю спокойно, глядя прямо в глаза Самсонову.

Пусть я шлюха, но про Давлатова я рассказывать ему не буду. А Лекс не станет болтать. Его я уже успела изучить. Да и жизнь я ему спасла.

Кирилл Евгеньевич продолжает ухмыляться:

— Даже так?!

— Случайный секс. Знаете, как бывает, — пожимаю плечами.

На это мужчина мне ничего не отвечает, более того, старается выглядеть абсолютно равнодушным. Да и правильно, какое ему дело до всего этого?

Затем он начинает задавать те же вопросы, что и Олег Петрович. Но тут мне его порадовать нечем. Лица убийцы я не видела, голос не слышала, одет он был в мешковатую одежду. В общем, узнать я его не смогу. Но это было понятно еще до того, как мы сюда приехали. Тогда к чему эта встреча? А еще меня напрягает взгляд Самсонова, особенно тогда, когда он думает, что я не вижу, что он на меня смотрит. Какой-то он, этот взгляд… Не знаю, какой. Но мне не нравится.

Глава 14.Чем заканчиваются страшные сказки.

Дина.

Вот прошел еще один месяц. Как ни странно, но нападений больше не было. Малыш развивается нормально. Я уже и имя выбрала. У меня будет сын, а у Еленки — младший брат. И звать его будут Матвей Витальевич Быстрицкий. Это будет еще одним напоминанием о моем отце. О человеке, который будучи настоящим мужчиной, мог любить так сильно, что весь мир казался мне родным. Такого ощущения у меня нет давно. А всякие Сергеи не заслуживают никаких сыновей. Поэтому отчество у Матвея будет Витальевич, в честь моего отца.

В воздухе пахнет весной, все-таки, конец марта. Снег почти везде растаял, да его практически и не было. Под ногами влажная земля, но меня и она не смущает. Солнце разгорается все ярче. И вместе с опьяняющим воздухом в меня проникает ошеломляющее желание жить несмотря ни на что. Жить, дышать, радоваться, любить, смеяться, заниматься любимыми вещами. Как много всего в одном коротком слове «жить». Особенно, когда тебе угрожает смерть.

Лекс с Еленкой уехали, чтобы купить ей обувь. Я тоже хотела поехать с ними. Но Лекс сказал, что не собирается сначала ждать полчаса, пока я сяду в машину, потом ждать еще полчаса, пока я из нее выйду, — и так при каждой остановке. Это конечно наглая ложь. Однако я осталась дома. Тем более эти двое очень хорошо поладили. Что и неудивительно. Если ты по характеру напоминаешь дикобраза, то тебе привычней в обществе таких же, как ты. А что Лена, что Лекс — еще те личности. Им ни в коем случае нельзя давать не то, что палец… Даже близко подносить к ним свои конечности не стоит. Съедят и не подавятся.

Со мной осталось двое ребят: Антон и Валера. Я поела и легла спать. Потому что, последнее время я напоминаю ленивца — ем и сплю, сплю и ем. Единственное неудобство, что прежде чем уснуть, нужно найти удобное положение для этого. Спать на спине мне не удобно, живот при этом напоминает какую-то гору. Спать на животе нельзя, а как хочется-то… Рожу, спать буду только на животе. Поворочавшись, я все же заснула.

Когда проснулась, то прислушилась. В доме царила тишина. Значит, Лекс и Лена не вернулись. Встала и пошла на кухню. Ребят не было видно. Подумала, что они на улице. Я решила сделать себе чай, поставила чайник на плиту, включила газ и, обернувшись, застыла от удивления. В дверном проеме стоял Самсонов. Мысли заметались как пойманные в силки птицы. Что он тут делает? Ни Олег Петрович, ни он никогда не приезжали туда, где я жила.

Мужчина молчал и стоял, не двигаясь. Я решилась задать вопрос:

— Что Вы здесь делаете?

Он лишь улыбнулся и стал подходить ко мне. Что мне не нравилось во всем этом? То, как он был одет? В спортивные черные штаны, в черную куртку с капюшоном, на ногах черные ботинки. В черном всегда приходил убийца. Да ну на фиг?!

Я не успеваю осознать, поверить в такую возможность до конца, как он подходит совсем близко и, запустив руку мне в волосы на затылке, стискивает их, оттягивая мою голову чуть назад.

— Да, малышка, это я, — отвечает на невысказанную мной догадку.

Вспоминаю отрезанную голову, отсеченные руки и ноги ребят, которые нас охраняли, истекающего кровью Лекса, и меня начинает заполнять ужас, всепоглощающий и темный, потому что передо мной не человек. Передо мною монстр, которого бесполезно умолять, просить пощады, потому что единственное, что ему нужно — это мои страх и боль. И что я могу сделать? Закричать? Что-то подсказывает мне — это бесполезно. Здесь нет уже живых, кроме нас. Только я и он. Сопротивляться? Я бы могла, но не в конце восьмого месяца беременности… Неужели это все? Конец сказки?

Монстр наклоняется ко мне еще ближе и начинает целовать открытую шею в районе горла. Не знаю, что нужно чувствовать и о чем думать. Я думаю о своем нерожденном сыне. Сдаться сейчас — значит перечеркнуть его еще не начавшуюся жизнь.

— Тебе нравится, что ты беспомощна? М-м-м? Ничего не можешь сделать, чтобы спасти себя, — и, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — Мне очень это нравится. От тебя было много проблем, малышка. А сейчас я тебя буду убивать. Буду это делать долго. Тебе будет очень больно. Вы все — шлюхи. И прежде чем умереть, должны страдать.

Он ненормальный, псих. Хотя о чем я? Разве нормальный человек сделал бы все это? Скольких он убил? Олег Петрович говорил, что убитых им женщин больше 30. Но учитывая, где Самсонов работает, наверняка их больше. Насколько, не хочу даже думать. И я должна стать одной из них. Нет, нет, нет!