Неправильная помощница (СИ) - Попова Любовь Страница 16

Бесит сам факт, что на работе не работаешь, а представляешь, как раскладываешь ее на столе, как заставляешь телом скользить по члену как по палке этой дебильной.

Мельком смотрю на других. Они так пялятся, что мне разорвать каждого хочется.

Маша чистый секс. Так двигается, так смотрит. Работай она в стриптизе, я бы устроился туда охранником. Работай она в порно, я бы стал ее единственным партнером.

Сука. Бомбит дико, ручки кресла уже трещат под давлением пальцев. Хочется, чтобы вместо них шея ее тонкая была. Подо мной, извиваясь и выстанывая мое имя своими пухлыми губами.

Она завершает номер, уходит, а у меня, кажется, сердце только сейчас стучать начинает. Глаза закрываю. Но вижу ее. Ноги длинные, которые должны не вокруг шеста обвиваться, а вокруг моей шеи. Губы накрашенные блядским красным, которым она скоро замарает мой член. Грудь эту еле прикрытую, на которую я в своем сознании, черт знает, сколько раз кончал.

Дальше я не смотрю, просто неинтересно. Я бы вообще не пришел сюда, если бы не знал, что Маше нужен этот триумф. Но больше никаких выступлений на озверевшую от похоти толпу. Хочет пилон, поставлю прямо в квартире, где она теперь будет жить. Танцевать будет только для меня, иначе вместо работы я буду думать, какой урод на нее пялится. Даже в ее этой чертовой студии.

— Арсений Ярославович, вы будете награждать девчонок? — спрашивают меня, и я глаза открываю. Голова кружится, в голове Маша, раздевающаяся только для меня, шепчущая: «У тебя не только нос большой».

— Да. Кто первое место занял?

— Трифонова, — удивляется пацан-организатор. — Она… любовница Громова, владельца журнала «Максим».

— А по баллам?

— Котова, — ну кто бы сомневался, что на нее стояк у всей команды судей был крепче, чем на дебильные трепыхания Трифоновой.

— Ну вот она и должна стать первой.

— А Константин?

— Я поговорю с ним. Тюльпаны принесли?

— Да, курьер ждет у сцены.

Я поднимаюсь, иду к приятелю Константину и в двух словах убеждаю, что свою давалку он может порадовать и иначе. Косте, как оказывается, плевать, он вообще занят тем, что высматривает кого-то в толпе. Меня же больше волнует быстрее закончить это дебильное мероприятие, забрать Машу в номер и объяснить на пальцах, что я уже давно не школьник, чтобы заниматься играми в гляделки и ревность.

Встречаемся с помощницей взглядами.

В ее — настоящее безумие. Адреналин, восторг, счастье. Такие глаза хочется видеть, когда она будет кончать подо мной. Такой она мне нравится, даже блядский макияж ее не портит. Несмотря на старческие шмотки, я давно понял, что у этой девчонки великолепный вкус. Даже сейчас она выгодно выделяется на фоне других девушек. Принимает букет, смотря мне в глаза, обещая такие вольности, что в паху болезненно все сжимается. Сука, быстрее бы забрать ее себе.

Да, придется искать новую помощницу, но я давно думаю нанять на эту должность парня, чтобы не париться насчет влюбленности очередной женщины. Это уже по умолчанию.

Я бы прямо со сцены ее забрал, но даю ей возможность ощутить все радости триумфа. Пощебетать с подружками, пофотографироваться, выпить немного. Но слежу, чтобы не переборщила.

— Твоя?

— Да, — отвечаю Косте, а он усмехается.

— И что? Позволишь поставить на обложку?

— Да, но чтобы все прилично.

— Понял…

— Где твоя Трифонова?

— Понятия не имею. Мне вообще показалось, что я жену видел.

— Ты был женат? — вот уж номер. Правда, когда мы познакомились, он уже был успешным журналистом, который мало интересовался женщинами, как и я, потому что днями и ночами работал, чтобы иметь все то, что уже имел я. И надо отдать ему должное, у него все получилось. За очень короткий срок он из обыкновенного мальчишки из области вырос в матерого бизнесмена с собственным журналом. Одним из самых популярных в стране.

— Мы не разводились. Но не виделись шесть лет. Понятия не имею, чем она занимается.

— Срок не малый. Может, она уже замуж вышла.

— Да вряд ли. Она любила меня, и скорее всего ждет, что я вернусь.

— Самоуверенное заявление. И что? Думаешь пора остепениться?

— Думаю, что пора. Скоро тридцатник, не очень хочется седым играть с сыном в футбол, — отворачиваюсь от Кости и перед глазами красная пелена.

Этот урод не понимает с первого раза? Антоша дарит Маше букет тюльпанов, а она их принимает.

От ревности глохну и слепну. Прощаюсь с Костей, иду к парочке, которая когда-то чуть не поженилась, и забираю у Маши бокал с шампанским. Утаскиваю ее, дав понять Антону, что ему сильно не рады. Увожу девчонку все дальше, в тьму пустынного коридора, чувствуя, как от ее близости и запаха все закрученные болты срывает. Двигатели отказали, и вертолет несется прямиком в жерло вулкана.

— Что вы себе позволяете? — она еще и спрашивает. Серьезно? Не понимает? Не понимает, что сейчас «Везувий» взорвется, и мы оба станем его застывшими статуями, слившись воедино.

— Все, что ты сама захочешь мне позволить, — шепот в губы, стираю красную помаду большим пальцем, оставляя след на щеке. Хочу поцеловать, коснуться наконец губ, вкус которых ощутил в цехе. Вкус ее губ и лютый страх, что она опять во что-то вляпалась. Этот страх, как и возбуждение, уже стали частью меня, и нужно поскорее запереть ее дома, чтобы перестать волноваться и заняться наконец работой.

Она вдруг прикрывает ладошкой мой рот. Раздражает. Заводит. Убивает тормозами.

— Что еще?

— Одна ночь. Мы забываем о субординации на одну ночь, а в понедельник возвращаемся к прежним отношениям.

Она говорит серьезно, верит, что это возможно. Думает, что я как малолетка вроде ее Антона хочу просто потрахаться. Ладно, пусть верит. Сейчас уже плевать, во что.

— Ты этого хочешь?

— Да.

— Ладно, — снова поцеловать ее хочу. Так хочу, что кожа уже в области губ горит. Обычно поцелуи не входят в список требований к любовницам, но с Машей давно все иначе.

— И я хочу долгую прелюдию.

— Ладно.

— И хочу… Сливок. Хочу слизать их с тебя.

Господи, безумная.

— Ладно.

— И еще я хочу клубники, я где-то видела, что можно… — даже представить боюсь, что она там видела.

— Ты можешь даже связать меня, только заткнись уже… — рывком сжимаю волосы на затылке, наконец впиваясь в мягкий, такой болтливый рот. Она вскрикивает, стонет, вжимаясь в меня всем телом, не оставляя и сантиметра на раздумья. Если она так будет ворошить своим язычком в моем рту, то я вряд ли смогу дожить до номера.

— Пошли, — отрываюсь от сладких губ и тяну ее от зала. Все дальше и дальше, вынуждая перебирать ногами очень быстро, потому что сейчас мне, как умирающему без последнего глотка, нужно остаться с ней наедине. Номер на последнем этаже отеля. В лифт мы просто влетаем, тут же врезаясь в друг друга.

— А если лифт остановится, и нас увидят.

— Лифт остановится на последнем этаже. Маш, твой рот определенно нужно чем-то занять.

— О, вы имеете в виду минет? Я не умею.

Почему-то я не удивлен и очень этому рад.

Двери лифта открываются, и я втаскиваю ее в Пентхаус, говоря уже хрипло.

— Я научу. Тебе понравится.

— Со сливками?

— А сливки зачем?

— Ну это не очень гигиенично, брать гениталии в рот, а со сливками… — почти бросаю дуреху на мягкий ковер. Дальше просто сил идти нет.

— Ой…. Сзади молния, — шепчет она, выгибаясь дугой, пока я пытаюсь понять, как снять это извращение. Переворачиваю Машу и тяну язычок вниз. Там еще один предмет одежды, который я нетерпеливо стаскиваю, еле сдерживаясь, чтобы просто не порвать это…

— Только не порви, мне еще выступать в этом…

«Ага, размечталась», — целую ее затылок, ниже, скольжу языком по позвоночнику. Машка вытягивается струной, дает мне на ней играть, реагирует так остро, что почти рычу от желания кончить прямо сейчас… Словно вообще никогда не трахался.

Спускаюсь к пояснице, вырисовываю языком круги, наконец дорываясь до гладкого, идеального тела, вожу по нему руками, позволяя себе такие вольности, о которых раньше только фантазировал. Добираюсь до упругой задницы, чувствую, как меня рвет от ощущений. Она такая круглая, гладкая, а между булочек такой идеальный пирожочек с каплями влаги. Во рту собирается слюна.