Зависть. Книга 1 (СИ) - Бровинская Юлия Страница 17

Что этот ненормальный говорит? Он настолько ревнует ко вчерашнему поцелую, что умом за ночь двинулся? Что вообще происходит? Откуда он знает, как именно Радим вёл себя во время нашего поцелуя.

— Отпусти меня, больной! — скрывая свой страх, за злостью говорю я ему. — Если ты посмеешь меня тронуть, то Валевский сразу узнает, что ты только прикидывался его другом, а сам на самом деле всё время мечтал о нём, как о любовнике.

— Тебе это Лариска рассказала?! — потрясенно с возмущением выдохнул Стас у моего виска свой вопрос. — Вот сука! — прорычал он. — Мы же с ней договаривались, что никто об этом не узнает. Я согласился помогать ей только поэтому. Обещала мне, гадина, что поделится со мной его любовью, если я сделаю всё по её плану. — Стас надавил мне на горло, закидывая мою голову вверх, чтобы я могла увидеть его склонённое надо мной лицо. — Тогда я и про неё тебе тоже расскажу кое-что? Я после Радима всегда всех его шалав имел. Не знала этого? Лариска такой информацией не поделилась, что была одной из них? Что думала, что уже заполучила его, а он её как последнюю шлюху опустил, — с неким сумасшедшим торжеством сообщил он мне, видя моё потрясение от услышанной информации. — А у меня даже с ней это было так, словно я через вас, потаскух, прикасаюсь к нему. Потому что по-другому он мне никогда не позволит. Но мне и этого было достаточно. Ведь я знал, что он больше не в состоянии влюбиться в женщину, что он может только вас использовать для нужды и ничего более, пока не появилась ты! Пусть он меня потом убьёт, но я должен узнать, что в тебе такого особенного!

Пока Сиротин с чувством произносил всё это, сзади за нами послышались чьи-то шаги, и кто-то заговорил с ним, спускаясь вниз по лестнице и ещё не видя происходящего.

— Стас, я взял твои джинсы и рубашку, — сообщил ему чей-то мужской голос. — У тебя точно брюк нет?

А потом обладатель этого голоса заметил склонённого надо мной парня и резко крикнул:

— Эй, ты что творишь?! А ну руки убери от неё!

И от этого окрика Сиротин, вздрогнув, побледнел, болезненно скривился, но отодвинул от меня своё лицо. Если бы не случайный свидетель, Стас бы меня поцеловал и может быть даже хуже.

— Ты совсем сдурел, придурок?! — продолжал возмущённо ругать его кто-то, кого я ещё не могла видеть, так как меня продолжали крепко держать, мешая посмотреть в сторону лестницы. — Ты чего, урод, удумал? Тебе потаскух вокруг мало? Зачем чужую девочку к себе насильно прижал? Жить надоело?

— Радим всегда со мной делился, — жалостливо залепетал Стас, в отчаянной попытке оправдать себя, почему-то приплетая к теперешней ситуации Валевского.

— Не в этот раз, идиот! — ответил ему незнакомец, и Сиротин резко отпустил меня.

Поникнув, всем телом он вернулся к дивану и рухнул на него без сил. А я посмотрела на своего спасителя и похолодела вся. Полураздетый парень был высоким и темноволосым. С красивой широкоплечей фигурой. Белая рубашка на нём была распахнута, а раскрытая ширинка на джинсах открывала место с тёмной порослью волос ниже пупка. Казалось, он только что с постели встал и ещё не успел привести себя в порядок. Заметив мой потрясенный взгляд, он смущённо улыбнулся и торопливо застегнул молнию на штанах. А у меня всё поплыло перед глазами от ужаса. За один миг многое вспомнилось. Словно один вид этой белой распахнутой рубашки на мускулистом торсе разом пробудил все обрывочные картинки воспоминаний того, что со мной произошло вчера. Вспомнила, как выпила напиток Стаса, как меня отвели наверх, в спальню, и как этот мужчина насиловал меня. И лицо незнакомца в белой рубашке с трудом различимое вчера в полутьме спальни теперь чётко приобрело в памяти его черты. Я не была на это согласна! Я не хотела! А Валентин, а это был именно он, улыбался мне, как будто между нами ничего серьёзного не произошло.

— Ты чего так рано вскочила девочка? — спросил он меня ласково. — А ну вернись назад в тёпленькую постельку. Нельзя своего парня оставлять одного. Он может подумать, что потерял тебя.

— Парня?! — обомлев от такой беспринципной наглости, ахнула я, отступая спиной назад, подальше от него. — В кроватку?! Ты говоришь мне вернуться к насильнику в постель?! Ты в своём уме?! — едва не плача от обиды, в ярости крикнула я.

Как он посмел так поступить со мной?! По пьяни спутал меня со своим Сашей, а теперь пытается прикинуться моим парнем, чтобы избежать последствий? Мразь! А я ещё жалела его вчера, дура.

— Твою ж мать, Захар! — досадливо выругался Валентин, почему-то обращаясь к отсутствующему другу. — Твоя идея ни хера не сработала. Придётся мне самому всё разгребать.

А потом к нему вернулось его обычное хладнокровие. Медленно застёгивая пуговицы на рубашке, он, чуть наклонив голову, смотрел на меня холодными серыми глазами, таким изучающим оценивающим взглядом. Как на соперника в предстоящей битве. Словно выискивая во мне слабые стороны.

— О каком насильнике ты говоришь, милая? — наконец заговорил он со мной, насмешливо ироничным, чётко поставленным голосом адвоката. — О том, кому свою девственность подарила? Я правильно тебя понял? — закончив с пуговицами, он заправил рубашку в джинсы и шагнул в мою сторону.

— Я никому ничего добровольно не дарила! — с ненавистью ответила я, отступая от него ещё дальше.

— А доказательства у тебя есть? — и на его губах заиграла издевательская улыбка. — Сперма в тебе не доказывает изнасилования. Любой парень захотел бы секса со своей девушкой девственницей без резинки. То, что там у тебя сейчас всё болит, тоже не прокатит за него. От первого раза всегда всё болит, тем более, когда парень крупный достался. — Говоря все эти ужасные вещи Валентин наступал на меня, а я отходила назад от него до тех пор, пока не упёрлась спиной в барную стойку. — Может, покажешь свои сломанные ногти? — И он быстро схватил мою ладонь и поднес её к моим же глазам, демонстрируя мне целые ногти на пальцах. — И где же они? Надо же, все на месте. Ни один ноготок не пострадал. И эпидермиса насильника под ними почему-то нет. Надо было хотя бы разок его поцарапать для достоверности. — Он уронил мою руку, как ненужную более вещь. — Что ещё ты можешь предъявить за доказательство? Синяки на запястьях, следы сопротивления есть какие- нибудь? А может, свидетелей найдёшь? Нет? А я вот найду. — И Валентин схватив меня за плечи, повернул в сторону дивана и указал на дальний угол комнаты. — Видишь, ту скрытую камеру? — спросил он, уже полностью веселясь от происходящего, празднуя свою победу надо мной.

Я камеру не увидела от застилающей пелены слёз на глазах, но поверила, что она там есть. У таких людей, как он всегда все схвачено и просчитано. А он продолжал убивать меня, медленно и методично:

— А ещё одна есть на кухне и, как ты можешь догадаться, в спальне тоже. Всё записано и зафиксировано. Я тебе потом покажу, как ты обнимала своими ножками насильника. Могу даже фото распечатать на память, чтобы впредь никаких претензий к нему не возникало.

А Стас, услышав всё, что мне говорил Валентин, словно воспрянул духом. Ещё бы, столько доказательств озвучено, что я изменила Радиму по доброй воле, если вообще это можно назвать изменой после одного поцелуя. Но его и это, видимо, осчастливило.

— Зачем заставлять девушку быть с тем, кого она не хочет? — вдруг заступился он за меня.

— Пасть закрой! — растянув губы в ледяной улыбке, ответил ему Валентин. — С тобой за все твои совместные интриги с Новиковой мы позже разберёмся. Отныне тебя жалеть никто не будет. Такую подставу никогда не простят.

— Он сам виноват! — зло и обиженно огрызнулся Стас. — Не нужно было с ней на кухне уединяться. Все, естественно, подумали, что он её там поимел. А он, как ты знаешь, дважды на одну не смотрит. Можно сказать, дал другим на неё разрешение.

— У девушки нужно было спросить, хочет ли она этого, — процедил сквозь зубы Валентин.

Стас виновато опустил лицо:

— Лариска сказала, что хочет.

— Точно. А ты сделал вид, что поверил. Мы так и поняли, — усмехнулся цинично Валентин. — Видишь, как теперь эта милая девушка расстроена, что девственность не в то время и не в том месте потеряла. Как нам теперь её утешить? — И Валентин снова посмотрел на меня теперь опять ласково, как на неразумное дитя. — Давай просто всё забудем, малышка. Сделай вид, что ничего не помнишь. Утром проснулась, застыдилась и убежала домой, как и полагается скромным хорошим девочкам. Я тебя сейчас отвезу в общагу, а всем скажешь, что на такси вернулась. Никто о том, что видела меня и говорила со мной этим утром, не должен знать. Особенно Радим. Поплачь на выходных, избавься от своей обиды, а в понедельник мой друг придёт к тебе, и ты с радостью примешь его. Ни слова, ни о каком насилии не скажешь, а иначе пеняй на себя. Я тебя уничтожу.