Пять мужей для ведьмы Страница 2

Года три спустя

Как можно пронзительнее глядя в стеклянный шар, купленный за сто рублей на «барахолке», я сделала несколько пасов руками и угрожающее прошипела:

— Жуткая опасность мужского недуга над тобой, дитя мое.

Переведя взгляд на сидящее напротив «дитя мое» в сто пятьдесят килограммов, я едва сдержалась, чтобы не поморщиться. Поморщусь — останусь без денег. На отзывы в интернете мне плевать. Меня раскрутил именно черный пиар. Мне важно то, что здесь и сейчас. Благодаря этому я обеспеченная ведьма, которую хочет миллион дураков: полмиллиона убить и полмиллиона отлюбить. Своими неистовыми желаниями они делают меня богатой. Так что тридцатипятилетнего девственника, живущего с мамой, мне лучше стерпеть. Он ко мне еще раз пять придет. Я с него денежки пососу, потом найму для него шлюху, чтобы она его ночку-другую «полюбила». А когда он в последний раз придет жаловаться, что Аннушка, предназначенная ему щедрой судьбой, пропала и, скорее всего, бросила его, я разгляжу в своем «хрустальном» шаре ее жуткую смерть от маслица разлитого. И пусть потом, встретив эту Снежану на улице, докажет, что она — та самая Анюта, свет очей его!

— Ну чо тама? — Он смачно надкусил бутерброд.

«Полный звездец тама!»

— Ты судьбу свою в выпускном классе упустил.

— Так я после девятого в шарагу пошел.

«Собрал ранец и пошел. С мамой под ручку».

— Потому и упустил! — настойчивее сказала я и, взяв горящую свечу по десять рублей за штуку, посмотрела на него через огонек. — Гляжу на судьбу страждущего через пламя мощей святых и прошу помощи для него.

Он как завороженный открыл рот, и пережеванный кусок бутерброда вывалился прямо на его колени. Фубля! Что за работа! У меня после него клиентка со смертельной проблемой (у нее шеллак на ногтях дольше недели не держится — естественно, порча!), а он сейчас все в своих слюнях уделает! Шарпей, мать его за ногу!

— Защитники твои говорят мне о какой-то Анне, — утвердительно заявила я. — Аня, Анечка, Анюта…

Он помотал головой. Не знает. Откуда ему знать, я ее только что выдумала!

— Мож, Соколова? — предположил он. — Не-е-е… Некрасивая она. Да и не Анька вовсе. Светка она.

«Тормоз!»

— Показывают мне, как ниточки ваших судеб переплетаются. Узлы крепкие вижу. Твоя это женщина.

— А у нее семеновичи какого размера? — От радости у него аж чертики в глазах заплясали.

«Будет зависеть от того, сколько ты заплатишь мне, уродец!»

— А я за вас голосовал на «Битве ведьм», — улыбаясь, признался он.

— Духи говорят, твой голос стал решающим, — соврала я следом, не отрывая взгляда от пламени. Скоро ослепну от него!

— Есть, я так и знал!

«Да уж! Я победила с отрывом в сорок тысяч голосов. Куда бы я без твоей сраной смс-ки!»

Я задула свечу, пока глаза не заслезились, и выдвинула ящик стола. Порывшись в мешочках с одной и той же травяной смесью от гастрита, я протянула один мешочек толстяку:

— Пей это по стакану в день. И перед каждым принятием повторяй: «Аннушка, судьба моя, найди дорогу ко мне!» Через три дня придешь, еще одну порцию дам. Как только пять порций выпьешь, сразу же с Анной встретишься!

— О, пасиб, Вань!

— Иоанна Виагровна, — не удержалась я.

— Да это мы с пацанами во дворе тебя так ласково называем, — проржал он. — Рассказываем, кто как хочет Ваньку с экранки.

— Ну хотеть Ваньку с экранки мало. Этим Ванька с экранки сыта не будет. С тебя пятнадцать тысяч, дитя мое. Исключительно, за травку заговоренную и на атрибуты дальнейших обрядов. Я же теперь каждый день за тебя молиться буду. А это — вода святая, — начала перечислять я, загибая пальцы, — свечки иерусалимские, соль из древних ритуальных пещер, волос с поясницы северного единорога…

— Да-да, прости, Вань! — Он вынул бумажник. — Ой, а у меня тока карта…

— Ничего! Безнал тоже пойдет! — Я достала эквайринг, ввела «16000» и тоже ойкнула: — Ошиблась. — Ресницами накладными хлопнула. Повелся.

— Ничего-ничего. На чай тебе!

Придурок расплатился со мной, забрал траву, что в огороде какой-то бабки таджиками нащипана, и ушел, готовый расцеловать мне пятки.

Я открыла свою записную книжку и поставила галочку напротив Маразмуса Слюнидополу. Он еще придет, значит, надо воды святой из-под крана приготовить и какой-нибудь нелепый ритуал сочинить. Пусть, например, купит женские красные трусы и носит их три дня и три ночи, а потом в полночь закопает под осиной и произнесет: «Прошлых женщин, даже в мыслях вожделенных, землей присыпаю, для Анюточки врата в жизнь свою открываю».

Ненавидьте меня! Не брезговала я дебилов обдирать, словно липку. За настоящие проблемы не бралась, честно. Знала, что человека от рака не вылечу и пропавшего ребенка не найду. Отговорки были разными: от вывиха ноги до закрытия третьего глаза. Прямо сказать несчастным людям, что я шарлатанка, я не могла. От этого не только моя репутация зависела, а всего телеканала, днями и ночами транслирующего пургу про могущество псевдоведьм. Потому, в отличие от коллег, в особняке я не жила, но квартирку собственную имела. А еще от других экстрасенсов недоделанных меня отличало то, что я была настоящей ведьмой. Непутевой, но настоящей! И метелочка у меня в квартире по-прежнему жила, вместо кота. Целыми днями на диване валялась, в плазму пялилась да кайфовала от заговоренных щеточек, неустанно гладящих и массирующих ее древко. Засранка ленивая! Хоть раз бы пол вымела!

Я вернулась домой, валясь с ног. То ли от безделья, то ли от надоедливости идиотов, хавающих всю лапшу, что я им на уши вешала. Я хотела было лечь на диван, но метла Душенька ни на миллиметр не сдвинулась. И так грозно мне древком на кресло указала, что невольно займешь другое место.

Я стаскалась на кухню, взяла банку с мороженым и вернулась в гостиную. Душенька смотрела какое-то индийское кино. Я взялась было за пульт, но эта стерва шлепнула меня своими ухоженными прутьями по руке. Не трогай, мол, я еще не наплакалась. Иногда я чувствовала себя ее рабыней.