Цвет греха. Алый Страница 2

— Ничего, просто отвлеклась, — проговариваю максимально бодро, начиная задумываться о том, каким именно образом преподнести ему правду немного позже. — Я еду домой. Ты поскорее решай дела со своим партнёром. Буду ждать тебя дома. Целую. Пока! — трусливо отключаю вызов, только потом отстёгиваю ремень безопасности и выбираюсь из машины.

Столкновение, правда, не такое уж и катастрофическое, как я считаю поначалу: небольшая трещина на переднем бампере, даже фара остаётся целой. У другого участника дорожно-транспортного происшествия и вовсе пара-другая царапин, которые легко устраняются без особых усилий и технического оснащения. Однако автомобиль, как застыл, так и не двигается с места. Водитель тоже не выходит. Стёкла наглухо тонированы по кругу, поэтому не удаётся различить, что происходит внутри.

Заново вдыхаю и выдыхаю, набираюсь храбрости, решительно обхожу обе машины. Замираю лишь на мгновение, схватившись за дверную ручку чужого транспортного средства.

Нехорошо вот так нагло вторгаться. Но должна же я удостовериться, что с другим пострадавшим всё в порядке? Очень странно, что до сих пор не вышел и не начал вопить что-нибудь в духе: “Куда ты едешь, дура безголовая?”. По обыкновению, именно так и бывает. Если это, конечно, вообще мужчина, а не женщина.

— Эй, вы там в порядке? — интересуюсь, дёргая за ручку с водительской стороны.

Короткий щелчок, дверца открыта, а мне требуется совсем немного времени, чтобы оценить всё то, что представляется обзору.

Нет, не женщина.

Действительно мужчина.

Широкие плечи обтянуты тёмным пиджаком. Галстук ослаблен, хотя развязан не полностью, а рубашка расстёгнута на пару верхних пуговичек. Когда-то безукоризненно белая, однако теперь испорчена расплывающимся багровым пятном.

Кровь…

Как же много крови!

Его дыхание — рваное, тяжёлое. Между густых тёмных бровей залегает хмурая складка. Глаза закрыты. Ресницы изредка подрагивают. На лбу проступают крупные капли пота.

Это я его так?!

Новый приступ паники захлёстывает, подобно цунами.

Всего на секунду.

Да нет, быть не может, ведь авария незначительна, всего лишь лёгкое столкновение! И нет никаких признаков того, что рана появилась вследствие оного, а значит…

— Эй, что с вами? — тянусь к его плечу.

Касаюсь медленно, осторожно, словно к бомбе, которая вот-вот рванёт, если неправильно приступить к разминированию. Реакция следует моментально. Брюнет вздрагивает. В этот же миг чужие пальцы смыкаются на моём запястье. Вопреки видимой беспомощности незнакомца — властно, уверенно, безоговорочно крепко. Не давят. Жест выглядит, скорее, как предупреждение, нежели реальная угроза. То же самое читается в бездонной синеве устремлённого на меня взора.

Открыл глаза — уже хорошо!

Наверное...

— Произошла авария. Вы выезжали с парковки, и я вас не заметила. Мы столкнулись, — поясняю миролюбиво, пристальнее рассматривая незнакомца.

Ему примерно за тридцать. Возможно, он выглядел бы моложе, если бы не тёмная щетина и суровость, пронзающая правильные черты лица. Привлекательный. Тем самым опасным видом притягательности, что тянет, как магнит, на каком-то заложенном природой инстинктивном уровне.

— Как тебя зовут? — вдруг интересуется он, отпуская моё запястье, игнорируя сказанное об аварии.

Взгляд — непримиримый, как темнота. Мужчина больше не прикасается. Но каждое его слово опутывает невидимыми сетями, обволакивает за горло, почти душит. Иначе почему мне вдруг становится так сложно дышать?

— Эва, — не сразу, но отзываюсь на его вопрос.

Вообще-то Эвелин, если уж на самом деле. В честь бабушки. Но вряд ли ему нужны такие подробности моей жизни. И только после того, как произношу сокращённую версию своего имени вслух, задумываюсь о том, стоило ли выдавать ему столь правдивую информацию в принципе. Особенно, если учесть дальнейшее:

— А меня… — хрипло выдаёт он, закашливается, — подстрелили, — звучит после паузы, вместо ожидаемого имени.

Не настаиваю. На этот раз торможу тоже недолго.

— Вам нужно в больницу! — реагирую. — Я вызову скорую! — разворачиваюсь к своей машине, где оставлен телефон.

Ни на шаг отойти не успеваю. Запястье вновь перехвачено.

— Нет. Не… Кхм… — снова закашливается мужчина, — не надо в больницу, — выдавливает из себя вместе с не проходящим кашлем.

Кашель — надсадный и пугающий. Но сам кашель — это ещё ничего. А вот появившаяся вместе с ним на зубах и губах незнакомца кровь выглядит действительно жутко.

— Но у вас… — возражаю.

Тщетно. Сильные пальцы на моём запястье смыкаются крепче. Незнакомец тянет меня на себя, а последующее проговаривает шёпотом, практически беззвучно:

— Никакой больницы, я сказал. Нельзя. Лучше отвези меня к центральному вокзалу, — тихие слова сопровождает новый приступ удушливого кашля с кровью.

Воображение мигом рисует эпизод из криминальной драмы, периода почему-то двадцатых годов, где я нахожусь посреди тёмного пустого переулка, поздней ночью, вся такая хрупкая, одинокая и наивная, натыкаюсь на смертельно раненого главу преступного синдиката. Сам мафиози — на последнем издыхании, однако законным способом спасти его не получится, и вообще полиция, а также другие бандюги, у нас на хвосте. Итогом становится мой нервный смешок уже наяву. А ещё мысль о том, что добром подобное в любом случае не заканчивается, несмотря на то, что мы давно не в двадцатых, да и меня саму наивной, милой и беззащитной не назвать.