Олег Неверов - Любовные позиции эпохи Возрождения Страница 2

Украшенные драгоценностями, умащенные благовониями, окруженные экзотическими животными, задрапированные в самые роскошные ткани, куртизанки Рима, Венеции и других итальянских городов, превращались в особый слой населения, изысканный и блещущий богатством. Они не только позировали художникам, но и влияли на содержание их работ.

В первое десятилетие XVI века римские куртизанки жили в самой престижной зоне вечного города, в наиболее роскошных особняках. Папы нередко оказывали покровительство «служительницам любви». Хронисты рассказывают, что при дворе Александра VI (1492–1503) любовь была превращена в зрелище, в котором участвовали «красивые куртизанки и лакеи крепкого телосложения». Подобными спектаклями любовались избранные гости папы.[7] О папе Льве Х (1513–1521) можно было бы почти утверждать, что он покровительствовал проституции высшего полета, как и прочим порокам и удовольствиям, включая общество придворных шутов. Позже, в течении века, более аскетичные понтифики, такие как Павел IV, Пий V и Сикст V приняли «пуританское поведение», выразившееся в более строгих законах или регламентациях для этого рода дам. Но это случилось позже, пока же имена куртизанок были у всякого на устах, за их успехами следил каждый. Так знаменитая Империя, которая служила моделью для «Галатеи» Рафаэля, была воспета в латинских стихах, блиставших игрой слов, ставших знаменитыми: «Она — второй божий дар Риму после Империи {римлян}».

Обращаясь к «Любовным позициям» Аретино, мы можем задаться вопросом: кто, если не куртизанки, могли быть теми шестнадцатью женщинами, которые демонстрируют свои природные данные или свое умение в эротических играх, где они предстают удивительно на равных с мужчинами? Уж верно — не жены, вдовы, сестры и прочие пристойные представительницы этого общества. К счастью, некоторые знаменитые куртизанки эпохи упомянуты в сонетах Аретино. Беатриче де Бонис, предполагаемое действующее лицо позиции № 14, имела среди своих поклонников Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, и поддерживала переписку с ним. Вазари утверждает, что Рафаэль написал её портрет. Может быть, она была моделью для его «Форнарины» (Рим, Национальная галерея) и портрета (Москва, ГМИИ им. А.С.Пушкина), приписанного Д. Романо.

В сонете № 12 имеется в виду куртизанка Анжела Грека. Она вышла замуж за капитана Эрколе Рангони, который вместе с ней появляется в сонете № 12. В сонете № 13 имеется в виду куртизанка Лоренцина и упомянута куртизанка Чиабаттина. На этом основании высказано мнение, что «Любовные позиции» Романо-Аретино являются своего рода галереей в форме альбома шестнадцати реальных куртизанок Рима,[8] где указано не только имя каждой, но и обозначено их специальное умение в любви. Некоторым образом этот сборник уподобляется развлекательным «Каталогам» и «Тарифам» той эпохи, содержавшим перечисление куртизанок с их умением и часто с указанием цен.

Нередко исполнялись серии портретов «звезд» римского полусвета в одеждах тех мест, откуда они были родом. Подобные галереи размещались в борделях, тавернах, общественных банях. В 1525 году, во время римского карнавала, по улицам разъезжала декоративно украшенная колесница, на которой были выставлены портреты куртизанок. В кульминационный момент вся эта галерея «жриц любви» была низвергнута в Тибр в присутствии папы Климента VII.

Можно было увидеть в гравюрах и сонетах «Любовных позиций» элементы антиклерикального вызова. Уже то, что они были размещены в парадной зале «Зале Константина», в сердце Ватиканской резиденции папы, рассматривалось как неописуемый скандал. Бесстыдные стихи были частью задуманы как оскорбление могучего Гиберти, главы папской Канцелярии. В XVII веке появилось их издание с фронтисписом, украшенным гирляндой фаллосов, иронично посвященное священнослужителям. В одном пассаже (сонет № 8) Аретино заявляет: «на мне кончается моя генеалогия!». Ведь половая жизнь вне брака, тем более содомия, осуждалась церковью. Сборник, хоть и не прямо, обвинял папский двор (и другие дворы Аппенинского полуострова) в превращении в огромный бордель, полный пороков и разложения.

В красноречивом послании к хирургу Баттисто Цатти Аретино писал: «После того, как я добился от папы Климента свободы для Болонца Маркантония, который находился в тюрьме за то, что награвировал на досках «16 любовных позиций», у меня возникло желание увидеть изображения, причину того, что по жалобе Гиберти замечательный художник должен быть отдан на муки… И поскольку древние и новые поэты и скульпторы смели писать и ваять, порой для развлечения дарования, непристойные вещи, как в палаццо Киджи, об этом свидетельствует мраморный сатир, пытающийся изнасиловать мальчишку, не написать ли мне вдобавок еще сонеты, которые будут помещены снизу {фигур}. Их похабность я смиренно хочу посвятить притворщикам, отделив себя от дурного суждения и грязного обычая, который запрещает очам то, что им наиболее нравится. Что дурного в том, чтобы видеть, как мужчина ложится на женщину? Значит, животные свободнее нас? Мне кажется, что {эта} вещь дана природой для сохранения ее самой, должен ли я носить ее на шее, как подвеску, или на берете, как медальон, ибо это та вена, из которой проистекают реки народов и та амброзия, которую пьет мир в торжественные дни. Она создала вас, первого хирурга из ныне живущих. Создала меня, который лучше хлеба. Произвела… тицианов, микеланджелов; за ними — пап, императоров и королей, прекрасных девушек, наипрекраснейших дам с их «святая святых»: поэтому им следовало учредить выходные дни и посвятить ночные бдения и празднества, а не замыкать с толикой хлеба и питья. Рассмотрев все это, я запечатлею натурально в стихах позы сражающихся».[9]

Не только папская курия была нетерпима к нарушениям «благопристойности» в искусстве. Ведущие теоретики эпохи во многом были солидарны с папами. В 50-е годы XVI века папа Павел VI (1555–1559), учредитель инквизиции, дал приказание ученику Микеланджело — Даниэле да Вольтера — прикрыть наготу фигур, изображенных на фреске Сикстинской капеллы «Страшный суд». Спустя три года после смерти Аретино его имя попало в первый же «Индекс запрещенных книг», выпущенный Ватиканом (1559).

В эти же годы ученый Лодовико Дольче публикует трактат «Диалог о живописи. Аретино» (1557). Не без иронии в уста самого Аретино вкладываются мысли охранительного свойства, касающиеся пресловутой «пристойности»:

«Аретино: Однако, что вы скажете о благопристойности? Считаете ли вы уместным без должной необходимости, а только ради искусства открывать те части фигуры, не взирая на святость образов и тех мест, где их пишут, которые стыд и скромность заставляют прятать?