Ядовитый соблазн (СИ) - Адамс Эрика Страница 22

— За что вам заплатили? — в лоб спросила она у мужчины в следующий раз. Мужчина замялся на месте, а Эмилия продолжила сама, — я заплачу вам ещё столько же, если вы будете рассказывать нанимателю во всех красках, как пылко вы исполняете свои обязательства.

— Но…

— И если вам так того хочется, можете ублажать себя сами в соседней комнате, — Эмилия кинула кошель с золотом на стол, — а теперь прочь с глаз долой. Я хочу посидеть в тишине. Одна.

Долго ей так водить мужа за нос не удастся, и Эмилия это прекрасно осознавала. Рано или поздно Лаэрт заподозрит неладное и возможно даже наймёт доктора, способного держать рот на замке, чтобы проверить, почему она никак не понесёт… Но пока у неё была возможность дышать свободно, она её пользовалась.

Во всём остальном жизнь супружеской четы протекала в заведённом порядке: совместные прогулки и походы на светские мероприятия, с неизменной игрой на публике во влюбленных друг в друга супругов, совместная работа и обмен мнениями. Их брак напоминал симбиоз двух живых существ. С той лишь разницей, что для Лаэрта он был выгоден с любой стороны, в то время как Эмилия подбирала лишь жалкие крохи. Иногда она зло иронизировала над сложившейся ситуацией: даже педераст устроился в жизни лучше неё, а в нынешнее время продвигается семимильными шагами к месту в высшей палате парламента. Их осведомитель и доброжелатель оказался в высшей степени полезным советчиком: намекал о готовящихся законопроектах, раскрывал некоторые постыдные секреты соратников Лаэрта, при помощи которых тот довольно легко устранил парочку конкурентов, держа их в узде. Письма всегда приходили без обратного адреса. И согласно инструкции ответные послания нужно было отправлять до востребования на адрес почтового ящика, стоящего напротив обанкротившейся бакалейной лавки… Однажды Лаэрт пожелал выяснить, кто скрывается за этими посланиями, но в напрасном ожидании потерял целый день. А на следующий же день пришло письмо с просьбой не пытаться докопаться до истины, иначе помощь прекратится столь же внезапно, как и началась.

— Что от нас потребуется взамен?

— Услуга в будущем… Активная поддержка продвигаемого законопроекта. Не более того. Из намеков я понял, что наш осведомитель — человек, довольно приближенный к короне, но действовать в открытую не может. По вполне понятным причинам…

Уверенность Лаэрта передалась и Эмилии — он умел заражать своими идеями. В конце концов, переписка с «благодетелем» зачастую напоминала лишь разговор с хорошим знакомым, размышления на ту или иную тему. А размышлениям Лаэрт предавался весьма охотно, выстраивая одну теорию за другой, которые под диктовку излагала на бумаге Эмилия. Так шло до тех самых пор, пока в одном из писем некто не поинтересовался мнением Лаэрта об одном из готовящихся законопроектов. Разумеется, уверял он, пока это только слухи, но всё же… Речь шла о разделении законодательной и исполнительной власти. По проекту, вся законодательная власть должна была сосредоточиться в руках парламента, в то время как короне — отведена роль лишь фигуры, исполняющей её… Лаэрт к тому времени настолько уверился в крепкий союз с благодетелем, что не колеблясь, изложил все свои соображения. Честолюбие и амбиции сыграли не последнюю роль.

А потом… Потом наступила та ночь, выбившая почву из-под ног супружеской четы Солсбури. Обыск, погром и заключение под стражу в вонючие, сырые камеры. Отдельно друг от друга. Черновики отправляемых ими писем и ещё парочка посланий, неизвестно как оказавшихся в руках следствия. Те, в которых Лаэрт особенно остро изгалялся над некоторыми видными фигурами или вскользь упоминал тех, кого подвинул на пути к своей цели. И та парочка писем с обсуждаемым законопроектом…

Письма попали не в те руки? И таинственный благодетель испарился, словно в воду канул. Лаэрт раскололся довольно быстро. Он был умён и отдавал себе отчёт в том, что вся его карьера пошла прахом, потому не видел смысла отрицать хоть что-либо. Подобное поведение можно было понять и даже принять, если бы при том он не пытался перенести часть вины на свою супругу. Эмилия наивно полагала, что супруг поступит как благородный человек. Он всегда казался ей исполненным благородства. Но то была лишь видимость, просто его внешность была обманчива.

Лаэрт потерял всё, но хотел сохранить то немногое, что у него осталось — жизнь. А сделать он это пытался путём переложения части вины перед Короной и на свою супругу… Другой бы на его месте сказал, что супруга лишь писала письма под диктовку, но Лаэрт… К тому же при более тщательном осмотре нашлось немало книг, посвященных политике с личными заметками Эмлиии. Петля затягивалась… Эмилия надеялась на суд, на котором им бы предоставили слово, но следователь грубо оборвал:

— Не будет никакого открытого заседания суда. Не будет ни защитников, ни обвинителей, разглагольствующих во всеуслышание на подобную тему, что вы затронули с супругом. Не будет ничего. Вы будете осуждены по обвинению, да. Но формулировка будет иной.

— Не может этого быть… А как же милость Короля?

Следователь громко расхохотался. Он смеялся долго, утирая слёзы, выступившие на глазах:

— Хорошенькое же дело. Готовить государственный переворот, желая лишить короля власти, дарованной ему Господом Богом, и уповать после того на помилование…

Потом сжалившись над потрясённым и неверящим взглядом девушки, протянул лист с гербовой королевской печатью.

— Вы сидите с таким видом, будто видите во мне своего первейшего врага, в то время как нажили врага в виде Короля. Ознакомьтесь с приказом.

Как и говорил следователь, Лаэрта Солсбури обвиняли совсем в ином: подлоге и расточительстве вверенных ему средств, шантаже и мелком подстрекательстве… Но сам приговор был суров: полная конфискация имущества, принадлежавшего супружеской чете и казнь через повешение.

— Не может этого быть…

— Вы вправе попросить Короля сжалиться. Но никто не гарантирует, что ответ будет положительным.

И всё же Эмилия направила письмо, полное раскаяния и мольбы. Ответ пришёл в кратчайшие сроки: Король был настолько милостив, что разрешил заменить повешение на отрубание головы. Для супруги изменника.

Глава 15. На дне

Дно. Ниже падать некуда. Абсолютное и беспросветное дно. Эмилия тряслась от холода в сырой камере, бок о бок с проститутками, воровками, нищенками и сумасшедшими… Король смилостивился, сменив казнь через повешение на отрубание головы. Но он не отдал приказа на то, чтобы всё было сделано как полагается. Эмилия Тиммонс, Эмилия Солсбури… Сейчас она была никем. Одной из вечно голодных и трясущихся от холода заключенных, дерущихся за каждую корку хлеба. В камере было темно и грязно, воняло немытыми телами и человеческими испражнениями. Одна из девиц то и дело исторгала из себя потоки жёлтой рвоты, пятная и без того замызганное арестантское платье. Её лихорадило больше прочих, но тюремного врача никто вызывать не собирался. Сдохнет раньше срока — одной детоубийцей станет меньше. По словам сотоварок по камере, эта девица, немногим моложе самой Эмилии, задушила собственное дитя и бросила его труп в сточную канаву. К подобным ей не было жалости даже среди сокамерниц. Они презрительно плевали в её сторону и били по голове, едва та пыталась приблизиться к ведру с затхлой водой, чтобы напиться…

Король решил избавиться от неугодных тихо и незаметно. А солдат, стоявший на страже, прочел короткую заметку в газете длиной в несколько строк. Славного имени Солсбури отныне не существовало: имущество конфисковано, все родственники, занимающие видные посты, смещены вниз по карьерной лестнице. Ни слова не было сказано о том, что и Тиммонсов постигла та же участь. Эмилия понимала: случись чудо и отмени Король приказ о казни, сменив его на помилование, они с Лаэртом будут вечными париями даже среди самых близких и родных.

Единственное, что должно было состояться открыто и на всеобщее усмотрение — сама казнь. Лаэрта повесят, а ей — отрубят голову. Казнь состоится в соседнем городке, в ярмарочный день, при большом скоплении народа.