Роузи Кукла - Правильный выбор Страница 24

У меня так всегда. Когда нового всего, что происходит вокруг так много, то я невольно стараюсь притормозить, а иначе я не успеваю все осмыслить и разложить по своим местам и по полочкам.

Вышла на улицу и с удовольствием вздыхаю прохладу позднего летнего вечера. И хоть музыка все так же гремит у меня за спиной, и мимо меня, сменяя друг друга, выходят покурить или проветриться приглашенные парами и просто, как и я, по отдельности, я отхожу в сторону и все равно начинаю вспоминать только что произошедшее.

Да! Кто бы мог подумать, говорю себе, присаживаясь на краешек скамейки с высокой и удобной спинкой, в соседнем дворике, куда забредаю машинально, вспоминаю обо всем этом.

Кто бы мне сказал об этом еще вчера, я бы назвала его сумасшедшим. А тут? Это же надо, как мне удалось все так удачно устроить! А ведь точно! Слово–то, какое хорошее, удачно! А, что? Скажите, не удачно, что ли?

А ведь могло всего этого не быть. Как, как? Да вот так! И ни какой свадьбы и вообще, всего не было бы!

Развалилась на скамейке и с удовольствием, наконец–то развела потные ноги в стороны и задрала, насколько это было возможным, край платья. Обмахиваюсь им, как веером. Но этого моему разгоряченному телу мало. От меня просто пышет жаром, особенно между ног. Нет! Я все–таки стяну эти противные колготки! Скинула туфли и, забравшись с ногами на скамью, руками подобралась к резинке и потянула эти противные колготки вниз.

— Уф! — Слава Богу! Ногам сразу же становится легче и даже, первое мгновение холодно с непривычки. И следом мне тут же надо немножко по хулиганить

Оглянулась, никого нет. Ну и хорошо. И я хулиганю. Но так, по тихому, пока никого нет рядом, и меня никто не видит. Нащупала туфли и, ковыляя на каблуках, захожу за скамейку, присаживаясь.

— Уф! Наконец–то! — Говорю себе, пока получая такую возможность, наконец–то отвести душу и то, что попало в мой организм вместе с жидкостью за последние час или полчаса.

Это же надо, рассуждаю, ну почему так всегда, как только какое событие, то в женский туалет не протолкнуться. Всегда очередь и всегда занято. Хорошо хоть для невесты сделали исключение, и девочки ее пропускали все время без очереди. Но, то ее, а меня нет. В очередь, становись, говорили все время, становись и терпи, как все, стой и жди. Вот потому–то я и хулиганю сейчас потихонечку, за скамеечкой. А что? Что в этом плохого?

Но я не успеваю осмыслить, как тут же, вижу, как к скамейке приближаются две тени, которые замаячили белыми пятнами. По–моему, одна тень мужская в светлой рубашке, а вторая женская. Неясно, но различаю неуловимо мягкие женские контуры ее тела и светлое, шелестящее платье. Интересно, это кто же в такое шелестящее платье вырядилась?

Я еще не закончила и потому никак не могу распрямиться и выйти из своего укрытия. Потому, когда они подходят и молча, садятся, я так и остаюсь сидеть за спинкой скамейки на корточках, и со спущенными трусиками.

Вот же, черт! Кого это еще принесло на мою голову?

А то, что это кто–то из наших гостей у меня ни тени сомнения. Но мужская фигура мне до боли напоминает кого–то. Сейчас они заговорят, и я сразу же их распознаю по голосу.

— Ну, и долго мы будем молчать?

Женский и совсем не знакомый голос. Потом я замираю и от неловкости своего положения и того, что я сейчас в его ответе уж точно узнаю, кто он.

— А что говорить, и так все понятно и ясно.

О Боже, да это же голос Котяры! Узнаю знакомые отголоски и тональность.

— Э нет, мальчик мой! Так не пойдет, понял! Ничего не понятно и не ясно! Ведь, как трахать и кончать в меня, так тебе все понятно и можно, а как отвечать, так мне. Это тебе так все понятно и ясно, но не мне. Я же ни то, что сказать ничего не могла, а даже увидеться с тобой не могла.

Потом пауза, я сижу и слышу, как тарахтит мое сердечко. А потом она, с упреками в его адрес, словно выстреливает.

— Ну, в чем дело? Почему ты так поступаешь со мной?

— А как я поступаю? Что я тебе еще должен? Я же сказал уже, что мне все понятно и ясно. Ты это понимаешь?

— Как поступаешь? — Взрывается она, чуть ли не до крика. — Поступаешь, как свинья? Да! Да!

— Что, что?

Замираю, улавливая в голосе Котяры угрозу.

— Уж если так, то надо еще разобраться, как из нас настоящая свинья?

Потом слышу, негромкие женские всхлипы. И сквозь них ее обиженный голос.

— Костик! Ну почему так! Ведь я же, ты знаешь, как я тебя люблю! Почему ты так со мной грубо разговариваешь? И потом, почему избегаешь и не встречаешься, прячешься от меня? Я что, заслужила такого отношения к себе? Ты бы хоть к нашим чувствам, из уважения, пусть не ко мне, так хотя бы к тому, что было между нами, сделал бы одолжение и…

— Я и так, достаточно для тебя сделал, как ты говоришь, из уважения. И потом, я никогда тебе не говорил о своих чувствах к тебе, так что ты зря меня к этим, своим чувствам приплетаешь! И потом, я решил и тебе об этом сказал. Все! Теперь я этого делать больше не буду!

В ответ слышу ее все возрастающие всхлипы. Она даже стала сморкаться. Громко так, но я слышу, что она так специально. Нечем ей платок марать, носик ее чистый. Вот же артистка, думаю. А что же наш Котяра? Сижу и жду его реакцию. И хотя травинки больно покалывают голую кожу, я словно того не замечаю. Мне интересно услышать, чем же весь это их разговор их закончиться?

— Ну, Костик? Почему? Чем я перед тобой провинилась? Тебе, что же, со мной было не хорошо?

Замерла и отчего–то сама, напряженно жду его ответ. Но время идет, он молчит, и я опять слышу ее.

— Ты обязательно должен это знать. Мне ведь, ни с одним мужчиной не было так хорошо, как с тобой! И потом, эта твоя штучка, она же создана прямо для этого. Тебе что, разве не хочется? Не хочется радовать, наслаждаться с любимой женщиной?

Вот же какая наглая? Удивляюсь ее настойчивой беспардонностью. Прямо диву даешься. Это же надо, как она к нему примазывается? И она продолжает его привораживать и продолжает.

— Я же помню, я все хорошо помню, мой мальчик!

Потом слышу шелест ее платья, ее частое дыхание. Замерла и только представляю себе, как она на него, видимо, налезает. Я настолько близко, что слышу, как она учащенно задышала при этом.

— Ну! Вот видишь! Он же ждет, хочет! Смотри, как он напрягся. Выпусти, дай мне его.

Потом слышу, вроде бы как их возню и следом опять ее голос.

— Не мешай, глупенький! Ты же знаешь, я ведь так это умею! Ну, что ты? Зачем? Зачем ты упорствуешь, отступись, расслабься, милый, любимый мальчик.

Потом возня, сопение ее и его. Это что же, борьба ее с ним? Неужели он сдастся? Она что же уговорила его и он…