Экс-любовники (СИ) - Салах Алайна Страница 25

— И… что? — растерянно переспросила я.

— Помнишь, я на две недели в Краснодар уехала, для того чтобы тёте Рите с ремонтом помочь? Это мы с Сашей договорились, что я возьму время подумать.

— И что? — повторила я.

— Как видишь, я здесь, с вами. Я выбрала папу, и он меня простил.

Сколько вопросов ещё целый месяц крутилось у меня в голове — словами не передать. В тот день я уехала ночевать к бабушке — не смогла находиться дома. Пыталась примерить на маму слова: стареющая проститутка, недостойная, вертихвостка — и даже представляла, что обрываю с ней всякие связи, но почему-то никак не складывалось. Вспоминалось почему-то только хорошее: как она помогала мне подкладывать вату в первый лифчик, чтобы рубашка сидела эффектнее, и как мы вдвоём под гитару пели мою любимую песню «ДДТ» — наш коронный номер, и как на день рождения мама подарила мне чехол на телефон с моим именем, который я так хотела… Вспоминала и ненавидеть её не могла. И папу было жалко до слёз. А потом вдруг стало жалко Карима. Правда, сказать ему об этом было нельзя — гордость не позволяла.

19

Дважды постучавшись в кабинет Карима, я приоткрываю дверь и кротко уточняю:

— К тебе можно?

Он отрывается от телефона и, на долю секунду задержавшись на мне взглядом, откладывает его в сторону.

— Да, проходи. Там, кстати, за дальним угловым столом компания сидит ещё, не заметила?

— Нет, ушла минут десять назад.

Карим снова берётся за телефон, но, передумав, выпускает его из рук и бормочет: «Потом».

Я сажусь напротив, разглаживаю тщательно отутюженную юбку и поднимаю глаза. Карим излучает с собой вежливую готовность слушать, но смотрит отстранённо. Как закоренелый вегетарианец на кусок жирнейшей свинины — без малейшего вожделения. И так происходит всю неделю после того нашего разговора, который, в общем-то, разговором можно с натяжкой назвать. Скорее, бенефис моего ора и текущих соплей.

Обижаться и раздражаться из-за его игнора почему-то не получается, хотя обычно это помогает чувствовать себя правой. Мне тоскливо, как было бы тоскливо остывающему и никому не нужному стейку, умей он чувствовать.

— Я по поводу террасы. Ты посмотрел образцы вышивки на пледах, которые я присылала? Ещё мне нужно согласовать с тобой количество официантов. У меня уже есть двое людей, готовых хоть завтра выйти, но нужно больше. В идеале — ещё двое.

— Нанимай. Образцы посмотрю чуть позже и тебе напишу.

«Напишу» падает в меня куском чего-то холодного и склизкого. Будто устрицу проглотила, а я их, кстати, терпеть не могу. Не позвонит, не зайдёт ко мне сам и, на худой конец, не пригласит к себе в кабинет. Просто напишет.

Я киваю:

— Хорошо.

Ззнаю, что пора уйти, потому что согласовывать больше нечего. В конце недели терраса будет укомплектована мебелью, и всё, можно работать. Я так радовалась её открытию, а сейчас… Даже не знаю. Радость как-то резко померкла.

— У тебя всё хорошо? — не выдержав, спрашиваю в дверях. — Просто выглядишь как будто уставшим.

Карим дёргает губами вверх. Из вежливости.

— Всё хорошо, Вася. Просто дел много навалилось.

Выдавив из себя улыбку, я ухожу. Будто и впрямь устрицу проглотила. Так паршиво внутри. Я всё ждала: вдруг Карим захочет продолжить разговор, который начал в кабинете. Сейчас-то я уже готова его слушать. Только он, по-моему, передумал говорить.

Чтобы не погрязнуть в невесёлых думах, принимаюсь штудировать интернет, ища примеры стильного озеленения террасы. Потому что стоит мне только ненадолго затупить, глядя в окно, как сразу хочется забиться в кроватку, включить Лану Дель Рэй и сморкаться в подушку, подвывая: «Будешь ли ты любить меня, когда я не буду молодой и прекрасной? Будешь ли ты любить меня, когда у меня останется только душа? Я знаю, что буде-е-ешь, я знаю, что буде-е-ешь. Я знаю точно, ты всё ещё буде-е-ешь» (песня из кинофильма «Великий Гэтсби». — Прим. автора).

При звуке телефонного звонка по телу разливается такой трепет, что я готова обречённо поморщиться. Слишком хорошо я знаю это чувство. Ровно то же самое я испытывала два года назад, когда Карим мне звонил. Вот же дерьмо… Снова с головой вляпалась. Чёртовы кубики, это всё они виноваты.

— Слушаю.

— Забыл сказать. Ближе к семи вечера сюда заедет Эльсина. Попросила тебе передать.

— Спасибо, — отвечаю я. Соблазн подождать, пока Карим скажет что-то ещё, очень велик, но я себя перебарываю и вешаю трубку.

Выдохнув, массирую виски. Вот что я за психически неуравновешенная личность такая? Стоит ему проявить ко мне интерес, как моментально хочется дерзить и выносить мозг. А вот когда Карим перестаёт обращать на меня внимание, я сразу превращаюсь в дрессированную левретку, преданно заглядывающую в глаза своему хозяину. Как только с озеленением разберусь, надо бы почитать про шизофрению, а то мало ли.

Но настроение всё-таки поднимается. Это из-за Эльсины. Во-первых, с ней всегда весело, во-вторых, я по ней скучала, а в-третьих… она имеет прямое отношение к Кариму как бездонный источник информации. О да, я ужасный человек.

О приезде Эльсины мне сообщает Лена, администратор смены. Говорит, что приехала шумная брюнетка, которая была на юбилее, и срочно требует управляющую.

Когда я выхожу в зал, то застаю Эльсину сидящей за столом с Каримом. Сердце по привычке ёкает, но я заставляю себя с улыбкой идти к ним.

— Привет, управляющая! — восклицает она, вскакивая, чтобы меня чмокнуть. — Честное слово, никак не привыкну видеть тебя в форме. Такая строгая.

— Эльсина! — Карим бросает на неё строгий взгляд и тоже встаёт. — В ресторане гости сидят. Давай потише.

Будь я на её месте, наверняка бы проверещала что-нибудь в ответ в качестве возражения, но у них в семье так не принято. С Радиком Эльсина может поспорить и даже покричать, но это потому, что он её на год младше. А Карим для неё «абый», с ним так нельзя. К тому же раньше он ей деньги на карманные расходы давал.

Попрощавшись, Карим уезжает из ресторана, и мы с Эльсиной остаёмся за столом вдвоём. Жутко хочется выпытать у неё, куда он поехал, но я, разумеется, держусь.

— Я голодная такая! — жалуется Эльсина, быстро листая меню. — Посоветуй что-нибудь, а? Вкусненькое.

— У нас всё вкусное, — с гордостью сообщаю я, — но, если побыстрее хочешь, возьми салат или брускетты.

— О, точно! Брускетты! Со снежным крабом хочу.

Часы показывают начало восьмого, что означает официальное окончание моего рабочего дня и то, что я могу сесть напротив Эльсины и выпить с ней кофе. Так я и делаю.

— Как тебе с Каримом работается, кстати? — начинает сыпать она вопросами. — Требовательный он босс, да?

— Всё в меру, — скромно заключаю я. — Работается нормально. Видела же нашу террасу? Мы её в конце недели запустим. Приходи с подругами. Гламурные посетительницы сделают нам рекламу.

— Да, про террасу Карим на дне рождения папы говорил. Я ведь тоже у брата в офисе работала недолго. После вручения диплома Карим сказал, что давать денег просто так не будет. — Эльсина измученно кривится: — Всё лето за компом проторчала. Правда потом папа оптикой заниматься предложил, и я оторвалась, таскаясь по европейским выставкам.

— Бутик с модными аксессуарами — это прямо твоё, — с улыбкой говорю я, оглядывая её эффектный лук от кутюр.

— Да-а-а, — довольно тянет Эльсина. — Папа же меня, шмоточницу, знает. Поэтому и предложил.

Может быть, потому что два года прошло, а может, потому что голос у Эльсины заметно теплеет при упоминании отца, я ловлю себя на том, что больше не испытываю к Талгату Юсуповичу былой злости. Даже наоборот, как-то стыдно становится за все те гадости, которые я в его адрес наговорила. Без него ведь не было бы ни Эльсины, ни Карима, ни Радика — людей, которые мне дороги. Не знаю, как Равилю Марсовну, но их он точно очень сильно любит.

— Ты притихшая какая-то, — замечает Эльсина, помешивая принесённый кофе. — Что случилось?