Пианист. Осенняя песнь (СИ) - Вересов Иван Страница 26

— Он сам себе придумал, как их выучить! Говорит мне: “Нотки на дереве сидят — пять веток, и у каждой ноты домик свой, как скворечник. Есть на самой ветке, а есть между”. Это же надо воображение какое, он их всех оживил и запомнил. Нота до на добавочной линейке — на скамеечке под деревом сидит, а ре туда-сюда ходит, смотрит! Он их и нарисовал, все в разноцветных колпачках. До — красная, ре — желтая, ми — синяя. Поразительно совпало с цветотональностью Скрябина.

— Ничего не понимаю, — расстроилась Тоня, — кто под деревом ходит?

— Нота ре, — не менее безнадежно отвечал Кирилл. — Антонина Васильевна, а может, Славик пока у меня поживет?

— То есть как это?

— Вместо интерната. Ему даже ближе будет на занятия ходить к Зиновию, и я смогу за домашней подготовкой следить. Я не один живу, с мамой, инструмент дома есть. И комната есть свободная у нас. — Он так настойчиво и быстро говорил, что Тоня и слова вставить не могла. — Платить ничего не надо. Это все потом, когда-нибудь, когда сможете. А сейчас нам его надо до Москвы дотянуть. Он талант, понимаете?

— Это понимаю…

— А пойдемте ко мне, я вам квартиру покажу и с мамой познакомлю.

— В такое время?

— Мы поздно ложимся. Мама рада будет. Посмотрите все сами, и поговорим еще. А то холодно на улице.

— Да, а вы вон без перчаток.

— В артистической забыл, — отмахнулся Кирилл. — А я в карманы суну… Ну что, пойдем к нам? Еще и не очень поздно на самом деле, просто темно.

— Да, почти Рождество, а снега нет и нет… Хорошо, пойдем. Но я даже не знаю, как это у вас Славику жить? Он же баловной у меня.

— Мы с ним хорошо ладим.

Они шли рядом по пустынному в этот час Владимиру, и Тоня удивлялась на странного Кирилла и на еще более странное стечение обстоятельств. И как это столкнуло их? И совершенно не то, что Тоня надумала, выходит, но, может, для Славика так лучше всего?

Кирилл жил не очень далеко от концертного зала, за дорогу Тоня так и не надумала предлога решительно отказать этой странной идее. С одной стороны, как позволить ребенку жить у постороннего человека, которого Антонина едва знала? С другой — Славик в интернате шесть дней в неделю. И нельзя сказать, что воспитатели ему родные. По большей части не любит он их, как и весь интернат в целом. Скучно ему там, бывает и обижают. Вон он как охотно болеет и сидит дома. Разве ребенку объяснишь, что работа в магазине не предполагает выходных? А что в этой московской школе будет? Вдруг ему и там не понравится? Но с ЦМШ, или как там её, капризы не пройдут. Все в один голос твердят, что только там и можно получить настоящее музыкальное образование для карьеры. Тоня все в том же интернете и про школы музыкальные читала. Всего и есть две лучших — в Москве да в Петербурге. Но Зиновий про Москву говорил и Кирилл тоже… Что же это она молчит как сыч, человек в гости пригласил. О чем говорили? За своими мыслями Тоня потеряла ниточку беседы. Про Славика было…

— Я не понимаю ничего в музыке, помочь ему не смогу, даже если пианино куплю.

— Вот и я об этом. С ним надо рядом сидеть, — Кирилл обрадовался, что она не спорит, — а так у нас время есть до весны — подготовим его.

— Но как же у вас жить? Где он спать будет?

— У нас комната есть свободная. Посмотрите сами сейчас, мы почти пришли. Улица Разина, через три дома — наш, — Кирилл вынул руку из кармана пальто и указал вперед.

Они подошли к двухэтажному дому, Кирилл открыл дверь подъезда.

— Нет, я лучше за вами пойду. — В последний момент какой-то страх напал: Тоня, обычно такая смелая, подумала, а вдруг заманивает? Если что — так еще убежать можно.

Но ничего криминального не произошло. Сначала Тоня оказалась на чистой лестнице, потом в лифте и, наконец, перед дверью квартиры. Кирилл открыл, когда вошли, он с порога сказал громко:

— Мама, я с гостьей.

В прихожей было чисто, на полу лежала вязаная дорожка. Тоня первым делом начала разуваться.

— Сейчас я тапочки дам, — засуетился Кирилл, не зная, что вперед — помочь ли ей снять пальто или подбирать обувь. В результате Тоня сняла пальто сама и осталась стоять на ковре разутая. Такой её и застала хозяйка — мама Кирилла. Она вышла из комнаты на голос. Тоне женщина показалась очень пожилой. Полностью седые волосы, худощавая, старчески “усохшая” фигура, глаза за крупными очками…

— Здравствуйте. — Тоня почувствовала себя неловко и начала сожалеть, что согласилась зайти. Мама Кирилла была странной. Смотрела как будто мимо, никак не реагируя. Может быть, недовольна, что Кирилл привел женщину? Неизвестно еще, что подумала…

— Здравствуйте, — голос у матери Кирилла оказался молодым, — Кирюша не предупредил, что у нас гости будут. Я ничего не приготовила.

— А нам ничего и не надо, спасибо, мама. Познакомься — это Антонина, мама Славика.

— Ах, вон что! — оживилась старушка. — Я про Славика все знаю, мне Кирюша все уши прожужжал. Одаренный у вас мальчик.

— Спасибо. — Тоня смутилась, она так и стояла разутая, а тапок все не предлагали. Самой, что ли, брать? Знать бы еще где.

— Ну, вы тут сами, я мешаться не буду. И приходите ко мне в комнату. А я чай поставлю и тоже приду.

— Не надо, я лучше сам все сделаю, мама. А ты иди с Антониной.

Он не сказал Тоне, как зовут маму. И это было бестактно с его стороны. И вообще, зачем в гости тащил? Про Славика можно было и во Дворце культуры поговорить.

Квартира Кирилла поразила Антонину многими вещами. Она казалась огромной: три комнаты — их Тоня прошла следом за хозяйкой; кроме этого холл без окон. Просторная кухня, большая прихожая. В одной из комнат — рояль, почти все место занимал. По стенам два дивана и еще стулья венские рядком, как в концертном зале. В остальных комнатах мебель не современная, похоже на довоенное время, еще и салфетки вышитые везде — на буфете, на спинках кресел. В буфете красивая посуда и безделушки, на подоконниках цветы. А на обеденном столе скатерть с бахромой. Люстры остальному под стать, ковры шаги глушат, словно в другое время попадаешь.

— Тапки так и не дал! — заметил Кирилл, когда Тоня села в предложенное кресло. — Извините! Сейчас принесу.

Тапки-то ладно, а вот что не сказал, как маму зовут, — беда. Сам вышел из комнаты, Тоне надо разговор поддерживать. Хорошо старушка охотно его продолжила.

— Да, Кирюша мне говорил про вашего мальчика, — повторила она, — переживает за него. Он за всех душой болеет, весь в отца. Наш Михаил Кузьмич, царство ему небесное, — мама Кирилла перекрестилась, — тоже преподавал. Профессором университета был, мы думали и Кирилл физиком станет, продолжит семейную традицию. А он вот в музыку пошел. Тогда еще не было такой моды — мальчиков учить на пианино, все удивлялись, зачем нам это, а я сказала: “Нет! Никакой физики, раз ребенок хочет быть пианистом — пусть будет”. Хотя, — она махнула рукой и засмеялась по-доброму, так, что морщинки разбежались к уголкам глаз, — что там можно было понять в его возрасте. В пять лет. Но муж меня поддержал, так и сказал: “Тебе, Ксения Николаевна, лучше знать. Музыка так музыка”. Он сам и дома почти не бывал, пропадал в институте.

То ли ненамеренно, или так деликатно она представилась Тоне. Значит, Ксения Николаевна. А у Кирилла отчество Михайлович — запомнила Антонина.

Тут и Кирилл вернулся с тапками.

— Вот, пожалуйста, — он нагнулся и положил их перед ней. — Извините. Гости у нас редко бывают.

— Да, очень редко, — подтвердила Ксения Николаевна. — Ты иди чайник поставь, а мы тут с Антониной сами.

Тоня заметила, что Кирилл как будто усомнился, не сразу пошел исполнить то, что мать просила. И смотрел на неё с тревогой. Почему? Тоня отметила его беспокойство, а чем вызвано, понять не могла.

Она догадалась потом, когда Ксения Николаевна провела рукой по стеклянной дверце буфета, нащупывая ручку, открыла и так же на ощупь достала чашку с блюдцем. Подошла к столу и поставила мимо.