Звезда для гитариста (СИ) - Билык Диана Страница 28

Издевается.

Засыпаю я под утро. Затекший, злой, усталый.

А просыпаюсь от ощущения жуткого распирания в паху. Такого острого, что хочется кричать.

Вскакиваю на постели и упираюсь в стальной горячий взгляд Веры.

– Ты температуришь, Вульф, – она ведет рукой по лбу и наклоняется к губам. Целует невесомо и снова удаляется. – Я выйду ненадолго, нужно купить кое-что.

– Нет, – выдавливаю с хрипом и пытаюсь схватить ее за руку, но девушка отходит еще дальше. – Я тебя одну не отпущу.

– Но тебе нужны лекарства, Игорь.

– Мобильный подай.

Девушка прищуривается, но все-таки приносит телефон. Я набираю старого друга, а сам не свожу с булавки глаз.

– Гроза Младший, какими судьбами? Решил вытащить на вечеринку, как года три назад?

– Давид, долго будешь вспоминать? – ржу и подмигиваю Вере. Она складывает руки на груди и прислоняется к стене. Вслушивается в каждое слово, как только не ведет ухом, словно кошка.

– До старости, болван! – бурчит наигранно Давид. – Чего звонишь, Младший? Случилось что-то? – в голосе Аверина всегда слышна улыбка. Он даже умирать будет с улыбкой.

– Да немного шкуру порвал. Поможешь?

Врач ненадолго замолкает, будто обдумывает, как мне помягче отказать. Я слышу, как стучат его дорогущие каблуки, как шуршит одежда. А затем хлопает дверь, и в уши врывается шум улицы. Он уже в пути, в этом весь Давид. Всегда готов прийти  на помощь, иногда даже тогда, когда ты в ней сам не нуждаешься. Но Аверин всегда в курсе, где, что и с кем происходит.

– Я уже выехал, буду минут через тридцать. Нужно к сложной пациентке заехать – это недалеко от тебя.

И отключается, без прощания и расшаркивания.

Отдаю Вере мобильный, а сам пытаюсь встать. До приезда врача нужно в душ сходить, а то я воняю, как старый волк, да и стояк жить мешает. Придется передернуть тихонько, чтобы булавку не тревожить. Потерплю без секса пару дней, пусть она все-таки привыкнет ко мне. Привыкнет к самой мысли, что я рядом.

Смотрю в ее стылые глаза и хочу сказать спасибо, что не ушла утром, что доверилась, но не решаюсь. Когда-нибудь скажу.

– Я в душ. Сваришь кофе, Вер?

Она кротко кивает и поджимает губы.

– Ты хорошо спала? – ступать больно, но я все-таки выравниваюсь и подхожу ближе, приподнимаю пальцами острый подбородок.

– Удивительно хорошо, – шепчет Вера и прикрывает веки, пряча за густыми ресницами плавненное серебро.

– Я старался не мешать, – целую ее, также невесомо, как она меня до этого, и бреду в ванную.

Глава 39. Вульф

Воздух наполнен теплой влагой. По кафелю рассыпались бисеринки испарины. Вера купалась: кран в душе все еще капает. Аромат не моего шампуня кажется нереальным, волнующе-тревожным, щекочущим ноздри, посылающим в живот новые вихри желания. От слабости и скручивающей похоти еле иду вперед.

Нужно просто стащить трусы и забраться под воду – должно полегчать. Кожа, и правда, горит, словно я заразился гриппом. Не хватает только слечь.

Включаю кран, встаю к пластику и, прижимаясь лбом к стене, приклеиваю ладони на гладкую поверхность над головой. Вода скользит по телу холодным лентами и, отталкиваясь, разлетается в стороны веерами брызг.

За спиной очень тихо скрипит задвижка, и в поясницу толкается прохладный воздух. Я замираю, как будто меня облили азотом, не могу шевелиться, потому что знаю, кто там за спиной, и это до безумия волнует.

Теплые руки скользят по влажной коже, массируют мускулы и, огибая рану, пересчитывают узелки позвоночника, рисуют что-то на лопатках. Меня трясет до бликов под веками, до невозможности терпеть такую пытку.

– Ву-у-ульф… – шепчет Вера и целует  в центр спины, как раз туда, где ошалело бьется сердце. Девушка одной своей близостью превращает меня в оголенный провод под напряжением.

Сцепляю зубы, но не поворачиваюсь. Мне хочется сжать булавку в объятиях, до хруста косточек, до ее сдавленного вздоха, но нужно сейчас оттолкнуть, потому что с меня тогда мало будет толку. Я должен защитить маленькую, чутье подсказывает, что Марьян еще покажет себя, а найти нас не составит труда. С его-то связями.

Вера ведет ладонями по рукам вверх, прощупывая трицепсы, захватывая кисти, и, опускаясь на голову, вплетает пальцы в волосы до сильной отрезвляющей боли. От этого у меня еще сильнее наливается кровью пах.

Ласковые прикосновения плетут из меня невозможное податливое существо, я готов в этот миг, что угодно Вере пообещать, а когда она заводит руки вперед и касается средоточия жара, я не сдерживаю стон и резко поворачиваюсь к ней лицом. На миг вода застилает глаза, на ощупь нахожу горячие приоткрытые губы и не дышу. Не двигаюсь. Только до дикости кричу в поцелуе, как хочу ее всю.

Язык немеет от ярости и желания достать до глубин горячего рта, показать свою привязанность булавке. Чтобы она чувствовала, насколько сильна моя любовь, если не верит на слово, что так может быть. Я люблю, я уверен. И это не прихоть, не влюбленность. Нет. Это было со мной всегда. Это – как любовь, которая записана в вечности крупными буквами, выжженными на обложке книги «Жизнь Игоря Грозы».

Хочется с поцелуем стереть всех моих прошлых баб, каждое прикосновение, подаренное не ей, удалить из памяти каждый оргазм, что случился с другой. Хочу очистить себя от прошлого, потому что она одна такая. Настоящая и единственная. Моя Вероника. Моя Вера, что подарила мне надежду.

И ее голос. Широкий в палитре звуков, глубокий в уникальном тембре. Пусть я не понимаю, как нам теперь выступать с группой, ведь для девушки это опасно, нельзя мелькать и привлекать к себе внимание. Но я горжусь собой, что нашел ее, не прошел мимо, услышал, разглядел в образе гламурной девочки на концерте настоящую Звезду. Только мою Звезду. Хочу, чтобы мои песни пела только она, если не она – то никто и никак.

– Ву-у-ульф, – задыхаясь от ярости моего языка, Вера отстраняется и повисает на шее, впивается ногтями в кожу, оставляя полумесяцы. – Я с ума от тебя схожу, Гроза Младший.

– Я уже сошел. Из-за тебя, Булавка Звездная.

Она кладет ладони мне на щёки, смотрит пронзительно, облизывает свои губы коротким движением и, топая кончиками пальцев по шее и груди, оглаживает ладонью мой живот и, срывая руку ниже, ласково проводит вдоль налитого ствола и захватывает его в кольцо. А затем, улыбнувшись на мой сдавленный «ох»,  встает на колени передо мной, отчего я почти теряю нить реальности. Меня так колбасит, что не передать словами.

– Уверена? – провожу большим пальцем по острой скуле, цепляю припухшую нижнюю губу, оттягиваю немного и позволяю ей вернуться на место. Вера подхватывает подушечку и соскальзывает языком вниз, рассыпая по телу тысячи приятных иголок.

Она не отвечает, просто склоняется, вода льется ей на темечко, насыщая ее золотой блонд медью. Вера сначала ласкает пальцами, изучает, рисует линии и зигзаги. Я подрагиваю и хриплю в потолок душевой кабины. Одной рукой упираюсь в стену, вторую запускаю в короткие мокрые волосы булавки и хватаю, хватаю… губами воду, воздух, страсть...

И маленькая нежно и осторожно проводит языком вверх, едва касаясь, и, не позволяя мне опомниться, плавно накрывает пульсирующее место губами.

– О, блядь, булавка, ты меня убить решила… – выдыхаю в клокочущую тишину.

Ее движения неловкие, но они поднимают меня над землей, вот-вот ноги оторвутся от пола, и я улечу, далеко и надолго.

Два-три движения вверх-вниз язычком, захват глубже, маленький укус и снова захват. Вверх, вниз. И острый импульс пробивает позвоночник. Я так сдерживался, что просто не смог терпеть дольше. Волны накатывают постепенно, скручиваясь спиралью, а затем я взрываясь настоящим фейерверком. Отстраняюсь, чтобы не пугать девушку, и, придерживая себя рукой, кончаю на поддон.

Вера смущенно закусывает губу, поглаживает мои ноги, успокаивая, а меня дергает от бешеного оргазма.

– Ты неземная, – тяну булавку за подмышки и заставляю встать у стены. – Думаешь, сбежишь от меня без сладости?