Роузи Кукла - С милой рай и в шалаше Страница 3

Вижу как она, бесстыдно раскрываясь, мостится на краю нашей полки и, сверкая голой попой, начинает брызгать прямо под себя, на низ.

— Да ты, пожалуйста, не писай в воду, а то еще…

— А что такое? Куда я, по–твоему, писать должна? В горшок? А если я захочу по большому…

— А чтобы по большому надо будет найти ведро или коробку, прямо не знаю что, главное…

— Много ты понимаешь, что главное, что нет. Я есть хочу и пить, вот что главное, а ты? Туда не сс…, туда не ср…. — Говорит раздраженно, залезая снова под груду тряпок.

— Так, спать ты мне больше не дашь это ясно, а вот насчет еды, давай вместе соображать, но сначала вода…

— Так, вода у нас… — Начинаю говорить, но она меня перебивает и умничает.

— На кухне, в ящике и где–то есть еще в каком–то там систерне.

— Да не систерне, а цистерне! Тоже мне матрос, и чему тебя только учили? Вспоминай устройство яхты, вспомнила?

— Это тебя хвалили все время на курсах, вот ты и вспоминай, где твоя сиська–писькина вода.

— Что ты хочешь сказать, что вода грязная? Ну, ты ничего не знаешь! Под нами емкости с водой, только к ним сейчас лучше не лезть. Если не вытерпим, то тогда точно всю воду смешаем и испортим. Надо, пока вода в лодке, что–то придумать. Так, где ты говоришь, видела бутылки?

Потом мы с ней, поддерживая друг дружку, лезем к завалу. Самое неприятное было слезть и первой шагнуть в воду, холодно и неприятно. Идти неудобно, по колено в грязной воде, в которой, помимо всего, что–то все время катается, упирается в ноги, мешает идти. Потом вместе начинаем растаскивать завал. Возимся примерно полчаса, устали, и действительно уже очень хочется пить, к тому же солнышко уже пригревает. Она возится в корме, слева у борта, там, где у нас была плита и тумбочка с провизией, а я справа, мне очень хочется добраться до столика штурмана, там карта и журнал, Так хоть узнаем в каком мы месте, а то совсем не знать — это еще хуже. Почему–то пока ковыряюсь, выпутываю из тросов и какого–то хлама отдельные куски чего–то, я с волнением ожидаю увидеть место наше на карте перед самой аварией. К своему стыду, ничего ведь не спрашивала и не знала, да и не запоминала всего, что мне говорил Коля: где мы, куда направляемся, куда пролегает наш маршрут. А зачем, размышляла, есть Коля, есть спутниковая система, автопилот, рано или поздно мы ведь приплывем, куда нам было надо. Потому беззаботно, а вот сейчас пожалела.

— Эх, черт, надо было знать, надо!

— Что–то нашла? Чего там ворчишь? Ой! А я вот нашла! Райка, смотри! Целая бутылка рома! Целая, не разбилась! Вот же, как повезло, вот же какая я опытная… Так, сейчас, сейчас….

Ты что же не будешь? Ведь это же классная вещь! Что ты? Не будешь, чтобы пить не хотелось? Ну так это твое дело, а я…Чем–то расковыривает пробку.

— Твое здоровье…. — Бульк, бульк… Делает большие и торопливые глотки.

— Иди, оторвись и хотя бы глоточек сделай. Ах, сигаретку бы сейчас! А меня пробирает ром, да так, что можно сказать …..! Нет, правда, еще как! Ха…ха…ха! Давай, глотни, для тебя же старалась… Ну же, не обижай…

Взяла бутылку и не удержалась, глотнула, и как только почувствовала, что это жидкость, хлебнула, как следует. И тут же:

— Кха, кха!! Ну и гадость, ну и спиртяга!

— Ну как? Вставило? А меня так хорошо, как будто бы от дозы, от колесика…. Ой, мамочки! Хорошо–то как! Бутылку не отдам, я нашла, значит моя. А ты, если хочешь, сама ищи. Мне уже хорошо, ой, как здорово…

И начала шагать назад к нашим полкам, неуверенно ступая по воде и загребая руками ее после того, как спотыкаясь, сваливалась пару раз на четвереньки, задирая руку и спасая начатую бутылку рома.

Да, так же нельзя. Так до чего только захочешь дойти можно. И тут уже я сама почувствовала, что и мне сейчас надо туда же, за ней следом к нашей лежке. И пока за ней следом бреду по воде, то вижу, как она забралась с ногами, лицом ко мне и с наших полок, что v-образно сходились в каюте у носа, стала….

— Ты чего, совсем охерела! Ты куда писаешь? Я же тебе говорила….

Она присела, и теперь, откинувшись на руки, выдает разбрызганную струйку, которая тянется брызгами ко мне, при этом я не успеваю отступить, как горячая струя попадает на ногу, живот.

— Ну что ты делаешь? Какого ты черта? Что ты устроила? Что это за цирк!

— Это у тебя, что ни раз, то цирк, цирк, а у меня мощь, смотри….

— Ну ты и дура!!! Сама ты циркачка, понятно! А ну, подвинься? Что ты разлеглась, да еще выставилась! Тьфу ты! Ну, ноги, ноги хотя бы сдвинь, я же не муж тебе….

— А почему бы…? Я, знаешь, темпераментная и люблю, когда меня там….

— Ну все, все! Отодвигайся и спать! Тоже мне профессионалка…

И уже зарываясь с головой в тряпки, чувствую, как ее нога наваливается на меня, тяжело и горячо прижимая. И засыпая, я себе говорю, что я с ней обязательно поговорю насчет всего такого и в том числе о ее ноге, которую она отбрасывает, нет, не так… правильно будет сказать….засовывает или как? А может, забрасывает, так? Что–то и не так, а как не успеваю сообразить и проваливаюсь в тепло от солнышка, тряпок и ее горячего тела, тяжелой ноги, особенно от того, что сама почему–то взяла, и приложилась рукой к ней туда, куда ее Вальдемар, а она ничего подумала, мягкая, мокрая и горячая какая–то…

Опять я первой просыпаюсь, но теперь уже от острой жажды, чувства голода.

— Нет, так же нельзя, так можно сдохнуть!

— Опять ворчишь… и что это ты за вредина, все ворчишь и ворчишь, спи уже….

Я поняла, что она во сне, а мне не до сна. Пить, пить! Черт! С ума сойти можно! Воды по колено, за бортом целое море, а пить нельзя, а где же такая простая питьевая вода? Встала и снова в воду. Противно, но надо…

Как я нашла бутыль воды, сама се 6е позавидовала. И пока не захлебнулась, все припала и сосала из бутыли, обливаясь, дрожащими руками придерживая бесценный сосуд. Нет, говорю себе, надо обязательно установить питьевой режим! Вспомнила, что говорил доктор на занятиях. Иначе откажут почки, а следом…. Так, пить надо до тех пор, пока не заработают почки. Так кажется? А что это значит? Да, что? Как я пойму, заработали они или…Ах, да! Вот же балда! Надо еще пить, раз до сих пор не писаю…А вот когда… вот тогда и почки заработают. Поняла наконец–то. И вскоре почки вновь заработали, отметила с облегчением….

Спустя полчаса.

Под расчищенным завалом обнаружила место для лаза и, согнувшись, полезла вверх на корму. Пару раз мне казалось, что застряну, но потом все–таки выкарабкалась на корму. И хоть кругом хаос, но я отчетливо вижу торчащее колесо от огромного штурвала на спицах, как колесо от велосипеда великана. Я его сразу же запомнила, таким он мне показался странным сначала, огромным и совсем несовременным. Штурвал не проворачивался, к тому же вода, когда лодка приседала, угрожающе близко наползала на корму, поднималась и если бы не задранный, облегченный нос корпуса, то нас бы уж точно утопила. А облегченный — это потому, что не было уже мачты, парусов, почти всего кокпита и еще облегченным был от выломанных кусков бортов. За кормой в воде тянется, словно за гигантским воздушным змеем, который упал в воду, какая–то дикая путаница из тросов, остатков парусов, тряпок каких–то ломаных кусков пластика, палубы, борта и кучи каких–то частей от чего–то, чего никогда и не видела даже на яхте.