Марк Довлатов - Клеопатра в Шаркc Бэй Страница 3

– Есть?

– Вот, сейчас. Разве нет?

– Да. Сейчас. В небе. С тобой.

– Не могу поверить: мы с тобой летим… над морем… и опять ты меня… поймал.

– Такой у тебя день рожденья. В небе. Над морем.

– Девчонки умрут просто!

– Так ты им расскажешь? Всё?

– Ну Мииишка!

Парашют стал медленно снижаться, трос подтягивал его к катеру, пока их ноги не коснулись кормы. Ахмет застопорил лебедку и помог освободиться от подвесной системы.

– It was a good flight?

– Ох и good! Лучше не бывает!

Щеки Белки стали под стать ее купальнику, она не смотрела на араба. Они уселись на заднее сиденье, и катер повернул к берегу.

– Опять надругался над бедной девочкой. Ну вот. Ты из меня теперь вытекаешь.

– Сэкономишь на креме.

Белка повозила ладошками по внутренней стороне бедер, потерла щеки и лизнула палец, потом опустила руку за борт и провела языком по ладони.

– Как море. Теперь я всегда буду вспоминать море.

– Хорошо было?

– Еще никогда так не было!

– А почему?

– Ну мы летели… я и летела, и была у тебя в плену… никуда не могла деться… и я не могла сдвинуть ноги… и Ахмет твой смотрел…

– А тебе это нравилось.

– Ну не спрашивай!

– А ты скажи.

– Ну это стыдно!

– А ты мне на ухо. Признайся.

– Не дождешься!

– Ну давай. Я никому не скажу.

– Знаешь, я в больнице как-то была в родильной палате.

– И что.

– Женщина лежала с раздвинутыми ногами, а вокруг были врачи разные. Мужчины. Мне так стыдно было, будто это я лежу.

– Так ты себя представила – с раздвинутыми ногами. И все на тебя смотрят. А ты этого хочешь. Чтоб смотрели.

– Ну откуда ты все про меня знаешь!

– И тебя это завело?

– Ну… да. Ужасно.

– И сегодня так же?

– Да.

– И от этого сильнее было?

– Ну так сильно – чуть не умерла. Я все время думаю: сильнее уже быть не может. А потом ты опять что-нибудь утворяешь, и бывает сильнее и лучше. Ты и дальше так делай, Мишка. Разное. Всякое. Что хочешь. Мне все нравится. Я сначала пугаюсь, а потом нравится. Ой, а что это у тебя с ним опять такое? Я же его даже и не трогала.

– Ты его словами трогала. Ты когда про себя правду рассказываешь – ему это очень нравится.

– Правда? Словами? А ты можешь меня словами потрогать.

– Ты моя маленькая пушистая пи… ка, – Михаил пригнул к себе голову девушки и зашептал ей в ухо.

– Ну Мииишка! Ну так неприлично говорить! Перестань! Я опять захотела!

Михаил присел на лежак, достал сигарету, жадно закурил и откинулся на спину, Белка опять лежала на животе и болтала ногами; смотреть на нее было сладко и мучительно, он перевел взгляд на море. Господи, как хорошо. Неужели бывает так хорошо.

– Белка, мы перед обедом зайдем в номер – душ принять?

– Ага, зайдем – тогда мы обед точно пропустим.

– Ну пошли так. А в душ после обеда.

– Пошли. Я голодная как неделю не ела!

Они шли с тарелками в руках вдоль стоек, разглядывая причудливые блюда, рядом с которыми стояли таблички с надписями на четырех языках.

– Мишка, а что такое ге-мю-се?

– Гемюзе – овощи по-немецки. Смотри ниже – там есть по-русски.

– Ой, смотри, что написано: лизанья. Это прямо тут… что ли.

– Вот дурында ты у меня какая. Ла-занья, итальянское блюдо такое. Попробуй.

– Дааа, знаю я итальянцев этих. Те ещё ли… ла… дно, попробую. А что это такое белое длинное.

– Это кальмар.

– А похоже на… А вот смотри – пишут, чтоб я сушила что-то. А я уже вся и высохла. И откуда они знают, что я мокрая была.

– Да нет, посмотри наверх – это рыба японская. Сырая. С рисом.

– Ну нет – хватит с меня рыбы на сегодня. А на десерт что будем.

– Можно тортики.

– Не, мне нельзя, я в платье не влезу.

– Ну пошли к фруктам.

– Ой, Миш, смотри, сколько бананов. И все порезанные.

– Так что. Их только что порезали, видишь – сок.

– А я люблю, чтоб был длинненький.

– Будет тебе и длинненький.

Кондиционер в номере сдувал пот с горячей кожи. Белка лежала на животе и снова болтала ногами, Михаил рисовал пальцем у неё на спине ромбики.

– Ну что, хватило длины?

– Вот ты всегда так, Мишка. Подкалываешь меня.

– Хорошо тебе сегодня?

– Мне уже три раза хорошо сегодня было. А знаешь, что лучше было всего.

– Что.

– Когда мы летели… Ну там… в небе. Я никогда ещё так себя не чувствовала. Сначала так страшно было. А потом хотелось петь и кричать. Хотелось вырваться и улететь. А ты меня держал. И трогал. Там. И я не могла сдвинуть ноги. И Ахмет внизу. Он же знал, что ты со мной делаешь. Так стыдно было. И так приятно. Обалденно просто. Почему так, а, Мишка.

– Ну вот ты в детстве конфеты из буфета потихоньку от мамы таскала?

– Откуда ты знаешь.

– Да я спросил просто. Все таскают. Боялась, что мама накажет?

– Дааа.

– А конфета от этого вкусней не становилась?

– Наверно. Стыдно было, но так хотелось.

– Ну вот.

– Что вот.

– Ты перебарывала страх и стыд, и от этого было ещё вкусней. Когда ты отпускаешь себя, стряхиваешь то, что тебя сковывает изнутри, делаешь то, что хотела сделать, но боялась или стеснялась, ты становишься немного свободней, чем раньше, и от этого испытываешь… радость, иногда даже и…

– Но я никогда не хотела, чтобы ты меня… при ком то…

– Ты просто не думала об этом. Ты не знаешь всех своих желаний. Но это не значит, что в тебе их нет.

– Так значит, ты меня знаешь лучше меня самой.

– Выходит, что лучше.

– Какой ты у меня умный, Мишка. А ты не можешь сказать, что я ещё хочу, но стесняюсь, чтобы я…

– Нет, Бельчонок.

– Почему.

– Всему своё время. Давай собираться, погуляем до ужина.

Белка выгнала Михаила на балкон покурить и полчаса чем-то шуршала, потом позвала его. Волосы её были подняты вверх и заколоты в высокий узел, только перед ушами спускались два завитых локона. На ней было серое эластичное платье в обтяжку, отливавшее перламутром, оно оставило открытыми плечи, сверху держалось на торчащих сосках, почти все ноги были голые. Завершали наряд босоножки из серебристых полосок на шпильках.

– Если я вот так пойду.

– Тебя сразу же украдут.

– Смеешься.

– Если бы ты была совсем голой, я бы тебя меньше хотел.

– Так тебе нравится платье.

– Мне нравишься ты в этом платье. Ты как конфета в блестящей обертке. В буфете.

– Так тебе хочется меня стащить? Из буфета.

– Мне так хочется с тебя его стащить, что лучше выходи скорей, а то мы пропустим все на свете.

Уже вечерело, они шли по ярко освещенной Soho Square, Белка согнула левую руку Михаила и держала ее двумя своими, шпильки ее громко цокали по тротуару.

– Мишка, у них тут Новый год, что ли.