Секс-няньки по соседству (СИ) - Стоун Милана Страница 3

Именно Панин был посвящен во все тайны. Друг семьи и, наверное, единственный человек, который понимал отца.

А я?

А что я… Я девчонка. Когда-то я еще хотела подстроиться под отца. Состригла волосы, стала ходить в военный кружок. Пришла к нему и сказала, что пойду в армию. Буду как он и его солдаты, не хуже.

Дура…

В мои четырнадцать он не понял моих стремлений. Дал мне пощечину и сказал, что бабам место на кухне, а не на поле боя. Я не возненавидела армию, но во мне подсознательно засела установка, что мужики должны служить. Что без стандартного срока в армии мужчина не может состояться.

Может быть поэтому я напрочь отшивала парней, которые гордо заявляли, что их отмазали предки и армия для дебилов. Для меня это крайне дико и ненормально.

Меня пихают в бок, вытягивая из мыслей, как со дна океана и я, хлопая ресницами, сосредоточиваю внимание на происходящем.

— Вы все слышали? — спросил меня Лев Дмитриевич Панин, и я честно покачала головой.

Он тяжело вздыхает и обреченно смотрит на свой лист бумаги, потом вопросительно на Рената. Ну и я. Только у того челюсть сжата. Зубы почти скрипят. А моя коленка в его руке почти хрустит, так сильно он ее сжимает.

— Вот старый хрен, — удивляет он меня словами, судя по всему об отце, и поворачивается ко мне всем корпусом. Кидает взгляд на свою руку. И убирает, словно ошпарился. — Твой отец хотел уберечь тебя от непродуманных поступков, — выплевывает он слова, начинает явно издалека.

Кровь стынет в жилах от его тона. Что это значит?

— Ближе к телу, — прошу я и слышу, как адвокат откашливается, чтобы я следила за языком. Но меня волнуют не приличия, а то, как пристально смотрит на меня Ренат. — Да что происходит? — вскрикиваю, начиная злиться.

— Трындец, — слышу я сбоку и оборачиваюсь к Захару. Злой. Даже непривычно. — Нам придется жить здесь. Пол сраных года! Чтобы получить следующее назначение и звание. Иначе… — ох хватается за свою голову и проводит по своему отбритому по-военному ежику. — Гражданка… — цедит сквозь зубы.

Мой мозг не воспринимает данную информацию, в голове каша… что он сказал?

— Что за бред! Вы будете жить здесь?! — я смотрю на обоих и, кажется, мой мир начинает рушиться в этот момент. — Со мной?! И только потом получите возможность и дальше щеголять по миру? — пытаюсь я осознать происходящее.

Все трое кивают. Уныло. Тяжело.

Нет. Не правда. Просто такого не может быть, мать твою!

— А ты свои деньги… — кто-то из них говорит это.

Я вроде слышу слова, но они как разбросанная по сознанию мозайка, не могу собрать общую картину. Хоть и стараюсь, ползая на коленях. Что-то не то, где подвох?

— Я не понимаю, — выдаю с нервным смешком, продолжая глядеть по очереди на каждого мужчину в этой комнате, ожидая получить вразумительный ответ.

— Екатерина Анатольевна. Для защиты вашего капитала и контроля за вашим поведением молодые люди приставлены к вам… — монотонным голосом начинает объяснять адвокат.

— Няньками, — подбираю я правильное слово, и парни издают неопределенный звук похожий на рычание.

Я нервно вскакиваю, оборачиваюсь, смотрю по углам. Это не по-настоящему. Не может быть правдой! Такое вообще бывает? Мне уже давно стукнуло восемнадцать! Я взрослая девушка, умеющая за себя постоять.

Этот фарс должен закончиться прямо сейчас!

— И где скрытая камера?

Расхаживаю по комнате, пытаясь найти доказательство того, что это всего лишь глупая шутка. Переворачиваю весь стол вверх дном, подбегаю к рядом стоящему дивану и раскидываю подушки в сторону. Оглядываю библиотеку, ища, где может быть спрятан сей прибор.

Взяв стул, несу его в сторону висящей огромной картине, но мужчина, а им оказался Ренат, останавливает меня, отбирая несчастный стул, что я не собиралась отдавать без боя.

— Это не шутки, Киска, все вполне серьезно.

— Не называй меня так! — разозлилась я на Рена совершенно необоснованно. Но именно он в компании Захара теперь препятствие к моей свободе!

— Я Катя! Запомни раз и навсегда! А, нет! Для вас — Екатерина Анатольевна! Да что за бред! Мне двадцать лет! Я почти всю жизнь жила одна, а сейчас вы хотите, чтобы два перекаченных тестестероновых солдафона читали мне на ночь сказку? — это я говорю нашему семейному адвокату, что стоит в стороне и с удивлением во взгляде смотрит на меня, словно я сумасшедшее создание. — Может, они меня еще и в постельку должны укладывать, чтобы всякие злые насильники в нее не забрались? — процеживаю ядовито, сжимая до боли кулаки.

Глава 4

Захар хохочет и тоже поднимается, вставая рядом, возвышаясь над моей головой, как гора.

— Расслабь булки, Екатерина, даже если бы мы хотели…

— Заметь, даже, — поддакнул Ренат. А мне в этот момент захотелось дать ему подзатыльник.

— Мы не сможем.

— Че это? — язвительно задаю вопрос. — Бромом вас в армии перекормили?

Ренат напрягает скулы, а на виске пульсирует вена. Он медленно подступает ближе, и я как-то резко сжимаюсь, смотрю на него снизу-вверх. Боже, какой он огромный.

В голову приходит слова «даже если». Даже если они оба захотят, я вряд ли успею даже крикнуть: «помогите, насилуют!».

Одно отточенное движение, и я на полу. Распятая. Второе, и платье разодрано в клочья. Беззащитная. Третье движение, и шлепок по заднице. Еще парочка и с двух сторон толкаются огромные, твёрдые кувалды… Очнись, Катя! О чем ты думаешь?!

Эти два увальня теперь твои враги. Те, кому отец доверял настолько, что решил приставить их ко мне опекунами. Ненавижу! Зачем он так поступил? Настолько мне не доверял…

— Эти полгода мы должны, мало того, что присматривать за пигалицей, которая вообще не знает, что такое слово «спасибо». А еще мы должны держать свои члены подальше от тебя. И знаешь, что…

Ренат подходит вплотную. Глядит колко, с превосходством. Скрадывает и без того густой воздух. Давит темным взглядом всю смелость и язвительность. Недопустимо, Катя! Самец должен знать, что не он тут главный, иначе проходу не даст.

— Я скорее пущу себе в лоб пулю, чем променяю твое тощее тело на службу.

Так. Так. Так.

Я на мгновение замираю. В голове толчками стучит кровь, образуя в мозгу стремительные мысленные цепочки. И результат одной из них я и выдаю.

— То есть, если вы не продержитесь со мной полгода, или… если трахните меня. Я получаю деньги немедленно? — с хитрой улыбкой смотрю я на Захара. На него всегда проще смотреть. Нет удушающего огня в глазах. Легкие брызги, не более. — А вы больше никогда не будете рисковать жизнью в горячих точках?

Парни переглядываются над моей головой, прекрасно понимая, к чему я клоню. Неужели мозги ещё могут работать?

Бросаю взгляд на Панина, и он с бледным лицом смотрит в документы, перечитывает. Хороший знак.

— Очень грубая формулировка, но… верная, — подтверждает, вытирая выступивший пот со лба.

— Я права, — расплываюсь в довольной улыбке, отталкиваю Рената с дороги и следую к двери. — Это мне подходит. Вы, дорогие няньки, не продержитесь и недели.

Плюс-минус пару дней.

— Мы в армии воспитывали целые отряды первоклассных машин для убийств. Что нам какая-то вертихвостка, — зло проговаривает Ренат.

— У нас выдержка похлеще монахов в пост.

Да неужели, малыш? Просто раньше в ваш монастырь не заглядывала я.

— На войне, как и в любви, все средства хороши, — бросаю я фразу, зная, как им хочется бросить в меня что-то твердое.

Стук сердца бьет по ушам, а в голове прорисовывается план дальнейших действий. Это будет проще простого.

Полгода! Очень смешно, отец.

Забегаю в комнату, не закрывая дверь, оставляю ее на распашку.

Снимаю чертово платье, даю волю своей груди и остаюсь в одних трусиках, плюхаюсь на огромную постель звездой.

Смотрю в зеркальный потолок на себя и неосознанно вспоминаю слова Рената о тощем теле.

Вот здесь он ошибся, и мы оба это знаем. Благо природа и частые тренировки сделали своё дело, доведя мою фигуру до идеала. У них нет ни единого шанса против меня. Они уйдут сами, по своему желанию, никак иначе.