Можешь остаться (СИ) - "ruzzay" Страница 3

Сейчас или никогда.

Давай, Гермиона.

Давай!

Горячий стаканчик приятно согревал руку, когда она решилась и во второй раз сделала первый шаг.

Идёт. Да неужели.

— Прошу прощения…

Стоп.

Вот и момент её великолепного позора.

Его Гермиона вспоминала только в замедленной съёмке, — если однажды по мотивам её жизни снимут фильм, то к этой сцене обязательно подставят самую трагическую музыку.

Все были бы в ужасе, особенно она.

А ведь всё могло бы пройти хорошо — Гермиона просто елейно произнесла бы свою просьбу и присела на любимое местечко, — если бы мужчина, к которому она шла, случайно не выронил фантик от шоколадки на пол. Обычный фантик. Гермиона из-за глубокого внутреннего переживания не заметила такую мелочь и поставила носок прямо на фольгу, которая предательски заскользила вместе с её ногой. Гермиона не смогла устоять и упала на пол, вылив на себя свой горячий чёрный кофе.

Шмяк и бульк. Одежда испорчена. Жизнь, кажется, тоже…

Она устремила самый злобный взгляд, который у неё был, на того самого незнакомца.

Он бросил ей под ноги фантик от шоколадки?

Откуда у него ещё и шоколадка?

Он их с собой специально носит, снимает обёртку и, как мины, разбрасывает?

Что за дурачок? Вернее, что за очкастый дурачок с абсолютно точным диабетом?

Почему такие до сих пор существуют в природе?

Что он наделал?

А она ведь хотела мирно с ним поговорить…

Он сам напросился!

Одного фантика хватило, чтобы разрушить её миролюбивый настрой.

Сейчас этот придурок получит всё что заслужил!

— Вот чёрт, — он вдруг вскрикнул, создавая звуковое сопровождение её недовольной гримасе, а затем, как герой, схватил салфетки и подскочил к ней, начиная обтирать. — Вы в порядке? Сильно горячо?

Он потянулся за оставшимися салфетками и кинул в неё «салфеточный дождь», наверно, таким образом пытаясь спасти её несчастную кофту.

— Как вы… — попыталась начать свою тираду Гермиона, но он её прервал.

— Как вы так! Пол же мокрый, куда вы так торопились? Под ноги не смотрите?

Что… Что?! Он её обвиняет? Хочет сказать, что она сама виновата? Что не стоит на ногах? Хочет назвать неуклюжей?

Да как он смеет?!

Она резко вырвала салфетки из его рук и апелляционно заявила:

— Это ваша вина!

Он замер от тона её голоса, внимательно осмотрел её и лужу от кофе на полу и гораздо сдержанней спросил:

— Я?

Точно идиот.

— Вы! — Гермиона подскочила, подняв с пола злополучный фантик. — Вы это, — тыкнула в него фантиком, — бросили мне под ноги! — раздражённо смяв его, она продолжила: — Вы совсем совесть потеряли?! По-вашему, нормально калечить людей?! А если бы я ударилась головой? Или… захлебнулась?! Вы вообще дальше носа не смотрите? Нельзя кидать фантики людям под ноги!

Он кротко глянул на фантик в её ладони и вместо того, что бы облить соответствующими возмущениями, заливисто рассмеялся.

Стоп.

Что?

Этот очкарик, который только что покалечил, припорошил салфетками и опозорил на всю кофейню, теперь… смеялся над ней?

Над ней?!

Гермиона не выдержала. Слов больше не осталось, поэтому, пренебрегая собственными правилами этики, она дала ему пощёчину — звонко ударила по лицу, после чего он замолчал.

А вместе с ним затих и весь мир.

Его глаза округлились, а она почувствовала себя настоящей дурой. Но уже не могла ничего сказать.

Они оба стояли и ошарашено смотрели друг на друга. Кажется, Гермиона лишила его дара речи…

Надо будет запомнить: пощёчина в публичных конфликтах реально перебор.

— Вы только что ударили меня? — тихо спросил мужчина, несколько раз моргнув.

Гермиона вздрогнула и помотала головой.

— Нет.

Пауза.

Он кивнул, а она кивнула в ответ, тая в себе тайную надежду, что он поверил и сейчас позволит ей сбежать на другой конец света.

Но вдруг изогнул тонкие губы в ухмылке.

— В самом деле? — усмехнулся сам себе. — Мне показалось?

Вот как?.. Значит, она одной пощёчиной не выбила из него всю дурость? Жаль.

На этот раз Гермиона уже не кричала:

— Знаете, вы самый странный, абсолютно несносный и ужасный молодой человек из всех, которых я когда-либо видела! Я…

— А вы много видели?

— Достаточно, чтобы…

— Значит, вели статистику?

— Что?

— Я вот вёл, и из десяти женщин, которых я встречал, хотя бы одна точно закатывала истерику в моём присутствии. Но, буду честен, вы в моей личной таблице «абсолютно нелепых поводов» займёте первое место. Упасть на фантике? Серьёзно?

Он снова усмехнулся, а ей опять захотелось его ударить.

— Не смотрите на меня так, — продолжил очкарик на свой страх и риск. — Всего лишь статистика и моя наблюдательность. Я куплю вам другой напиток, только вот… — он замялся и опустил глаза вниз прямо на её сиськи… Что? — Вашу кофту уже не спасти.

А, кофта…

Она отряхнула себя, прекрасно понимая, что это нисколько не поможет, и уголок её губы случайно изогнулся, причём Гермиона была уверена, что хотела скривиться, но со стороны это движение, скорее всего, больше напоминало ухмылку.

А так и было, потому что мужчина ухмыльнулся в ответ.

Самым интересным оказалось то, что от этой гораздо более выразительной ухмылки его очки с переносицы сползли немного вниз. Господи. Гермиона машинально проследила за тем, как он их поправил. И это выглядело просто богически. Великолепно. Невероятно.

— Что вам заказать? — он вдруг прервал поток её совершенно неуместных мысленных восхвалений, на что Гермиона нахмурилась.

— Вы собираетесь от меня откупиться?

— Да. Так что будете?

— Ничего.

Гермиона сложила руки на груди, а он с какой-то стати усадил её за плечо на кресло, с которого сам только что подскочил. Это произошло так неожиданно, что задница сразу приклеилась. Чёрт. Место было таким идеальным, родным, любимым, ещё и нагретым…

— Сидите, я сейчас вернусь.

Она вроде хотела пойти за ним, возмутиться, сбежать, умереть, стать невидимкой, вытереть пол — да что угодно, — но кресло не отпускало…

Гермиона провалилась в его тиски и была не в состоянии вырваться. Как она могла целых два дня сидеть в другом месте? Вздор! Сейчас он вернётся, и она всё ему выскажет!

Поставит на место! Да!

А где его место?

Вероятно, на койке под капельницей…

Не успела Гермиона закончить мысленную тираду, как её уже прервал звон поставленных стаканчиков с крышкой. Как долго она думала о кресле? Очкарик всё-таки принёс кофе.

— Взял два. Чтобы не прогадать.

Он бесил её.

Гермиона абсолютно точно была уверена, что он выбрал полную ерунду и не за что не угадал бы кофе, который ей нравился. В стаканах точно находилась сладкая ересь, которую он сам себе намешивал последние несколько дней.

Она с вызовом спросила:

— Что там?

— Попробуйте и узнаете.

Она закатила глаза так сильно, что удивилась, каким образом они не выкатились из глазниц. Значит, вот так этот придурок решил извиниться? Если бы не кресло, действующее на неё получше успокаивающей настойки, она бы рвала и метала, но, сидя здесь, вымотанная и мысленно уставшая Гермиона на потеху самой себе сделала глоток из первого стаканчика.

Не успела горячая жидкость идеальной температуры возбудить её рецепторы, как она поняла, что…

Быть такого не могло.

Её любимый американо!

— Как говорите вас зовут? — с интересом уточнила Гермиона, сделав глоток.

— Я не представлялся.

— Так надо это сделать.

— Я не знакомлюсь.

— А жаль, у вас симпатичные очки и невероятные дедуктивные способности.

— Я знаю.

Она прищурилась и теперь искренне ухмыльнулась. А сладкоежка не так уж и плох.

К её удивлению, он тут же подхватил один оставшийся на столе эклер из, наверно, дюжины им съеденных, поднялся и молча направился к выходу.

Гермиона вдруг его окликнула.

— Стойте, — он остановился и глянул на неё через плечо так самодовольно, как будто знал, что она позовёт его. — Это моё место. Не занимайте его больше.