Мой личный доктор - Мельникова Надежда Анатольевна Страница 30

— Всё будет хорошо.

— Я боюсь.

— Не надо, дорогая Ульяна Сергеевна. Всё обязательно будет хорошо, — утешает меня доктор совсем не Зло и зачем-то, как будто бы даже не осознавая этого, тянет на порыпаный кожаный диван.

Продолжая всё так же крепко обнимать, но только теперь уже сидя. И я давлю, стискивая. Чуть отстранившись, Ткаченко неожиданно и очень сильно впивается в мои губы. Отвечаю ему тем же, осыпая щедрыми ласками. С ума схожу, настолько рада, что с ним всё в порядке. Водоворот из страха и страсти затягивает нас обоих. И в какой-то момент мы оба уже просто не понимаем, что творим.

Естественный ход событий, который так долго пытался высвободиться, сейчас прорывает, словно плотину, и всё, что копилось, выплёскивается наружу. Оказываюсь на спине. А он стягивает с меня надетые в суматохе мятые спортивные штаны, приспуская свои — медицинские. И я, у которой сердце буквально выскакивает из груди, не то что позволяю — я помогаю ему, потому что мы оба живы, потому что он не пострадал, потому что мне плевать, что будет потом.

Бешеная страсть, почти животное влечение, и он, придерживая себя рукой, входит в меня одним победоносным толчком. Выгибаюсь дугой, как несчастная девушка из средневековых легенд, в которую вселился распутный демон. Хотя так оно есть. Его зовут Константин Ткаченко, и он так сладко меня растягивает, так вкусно наполняет, что я не думаю, что это как-то неправильно. Я хочу, чтобы это продолжалось. А лучше бы длилось бесконечно. Обхватываю своего доктора ногами, всем телом принимая каждый резкий удар, каждый глубокий толчок. Я целую его сама и купаюсь в его поцелуях.

На нас ещё много одежды. Мы обнажены только там, где соединяемся, а у него идеальный член, и никакой другой мне теперь не нужен. Кажется, доктор сошёл с ума не меньше моего. Он грубо затыкает мой рот поцелуем. И, присосавшись губами, сгребает руками, как в тиски, и просто трахает, не переставая.

Задирая ноги, я чувствую, как всё тело сводит от удовольствия, а Ткаченко, зажмурившись, продолжает двигаться и, нет, не целовать — это не то… он просто слепливает наши рты и не даёт мне дышать. И беспрерывно двигается, как сломавшийся, заевший механизм, как свихнувшийся поршень. Вцепившись здоровой рукой в его мускулистое предплечье, я стремительно приближаюсь к оргазму. С этим нет проблем вообще. Удовольствие просто накапливается, накапливается, накапливается…

Зажмуриваюсь, потому что этот болезненный непрекращающийся засос наших соединившихся губ больше напоминает передачу кислорода для жизни, чем поцелуй. А ещё сказочное трение, под которое даже не надо подстраиваться — оно везде. И мигом доводит меня до оргазма. Промычав нечто нечленораздельное, я начинаю трястись всем телом. Доктор чувствует, увеличивая силу ударов. Я хочу орать и биться в истерике от удовольствия. Но мой рот плотно закрыт его губами и языком, а мощное тело придавливает сверху.

Только я в своём кайфе не одинока: пока всё ещё дрожу, доктор рассоединяет наш поцелуй, приподнимается и, вбиваясь, жадно наблюдает. Ему нравится мой экстаз. И он очень быстро догоняет, изливаясь на низ живота и бедро.

— Кажется, — тяжело дыша, — пора переходить на ты.

— Думаешь? — смеюсь, разомлевшая от удовольствия.

— Блдь, женщина, ты невероятная.

— А ещё говорят, что врачи — это сплошная интеллигенция.

— Это пока они не добились нужной женщины. Дальше маты.

Смеёмся, целуемся, гладим друг друга. Он падает рядом.

— Это стоило каждой минуты ожидания.

От его слов горячо внутри. Неописуемое блаженство. Но сейчас, когда мы лежим, просто обнявшись, слышно, как много шума и человеческих голосов за дверью. И всё это только усиливается. Опасно. Могут застукать. Доктор осматривается, явно ищет, чем бы меня вытереть.

— Мне нужно вернуться к работе. — Переворачивается на бок, разглядывает меня.

— Ты что-нибудь ел? — Тянусь к нему, глажу его лицо, только сейчас замечаю царапину на лбу.

Аккуратно касаюсь края, она засохла, и, кажется, её никто не обработал. Кровь запеклась.

— Нет, я не помню, когда ел. Я тут по максимуму помогу, а потом приеду к тебе, ты меня накормишь и уложишь спать, — улыбается. — Мотни головой, если поняла.

Киваю. Не могу отвести взгляд.

— Всё в порядке? Тебе было приятно?

Снова киваю.

— Хорошо, — по-прежнему улыбается доктор и, зажмурившись, крепко целует в губы. — Пора собираться.

Глава 32

Смотрю ему вслед. Закатав рукава, мой личный доктор проходит через зал, туда, где его уже ждут пострадавшие. А я не могу заставить себя уйти. Замерев, наблюдаю за каждым его шагом. А он вмиг становится серьёзным, тут же подходит к незнакомому мне раненому парню. Сразу же начинает осмотр.

И в этот миг, когда он заглядывает пациенту в глаза, подсвечивая фонариком, деловито крутит и сгибает руки и ноги, сурово хмурится, не даёт ему завалиться на бок, оперативно укладывает на горизонтальную поверхность… Именно в этот момент я совершенно чётко понимаю, как сильно меня задело. Та самая секунда, о которой пишут в книгах и снимают в кино. Секунда, в течение которой я явственно осознаю, как сильно влюбляюсь в него. В доктора Ткаченко.

Когда самого доктора отпустит — а его обязательно отпустит, он меня уничтожит, нанеся столько урона, что я никогда не смогу возродиться.

Но это уже неважно. Потому что выбора у меня нет. Всё равно я уже потеряла своё сердце.

Он сказал, что придёт, и я буду доверять ему. Я пойду домой и приготовлю еду. Я постелю для него постель и буду ждать, когда он освободится.

Костя проводит осмотр головы, шеи, груди, спины, живота и таза, и я не могу прекратить им любоваться. Надо остановиться, но я не могу. Он прекрасен в своем профессионализме. И, глядя на него, я улыбаюсь, купаясь в мягких и тёплых волнах. Вот дура. Пустила-таки демона в душу.

Но всё это потом. Сейчас главное — купить продуктов. Хотя я ведь даже не знаю, что он любит. Надо вспомнить его заказ в ресторане. Свинина? Курица? Рыба? С ума сойти, я только помню, как он прижимался ко мне, как соблазнял, а потом позвонила Леночка.

Ар-р-р! Хватит! Я не стану превращаться в сумасшедшую. Я буду жить одним моментом. И сколько бы дней ни приготовила нам жизнь, я проживу эти дни счастливой.

Выхожу из торгового центра. Сумка вибрирует, кажется, звонит телефон. Так и есть. Это мама.

— Дочка! — громче обычного истерит Наталья Викторовна. — Ты новости видела? Боже мой! Там же наш доктор! Наш Константин Леонидович! Он же работает в этой больнице! Это же травматология Ткаченко! Они сказали, что эпицентр…

— Мама, всё в порядке. Я только что его видела.

От собственных слов становится не по себе. Щёки покрываются краской. Между ног приятно саднит.

— Ты видела? — уже спокойнее.

— Да, я его видела.

— Он цел?

— Более чем.

— Если хочешь, приезжай ко мне. Погорюем вместе, доченька.

— Нет, я не могу, мам, у меня кое-какие планы.

— Чем ты занята на больничном?

— Мама! — психую.

— Что происходит, доченька?

— Мама, хватит пытаться всё контролировать.

— А как ты могла его видеть, если… О боже! — Тут до мамы доходит. — Ты помчалась к нему? Ты испугалась и наконец-то поняла, насколько он шикарный мужчина. Как же это мило!

Почему-то я уже не контролирую свою улыбку и в очередной раз закатываю глаза. Мама, конечно, бывает очень даже приставучей и дотошной, но в том плане, что подталкивала меня к доктору, — права.

Вернувшись на землю, вешаю трубку. Вокруг всё так же шумно и тревожно. И, переходя дорогу среди толпы бегающих туда-сюда людей, я с ужасом понимаю, что иду прямо на Майку.

Моя подруга! Она ищет Ткаченко. Мечется так же, как полчаса назад тут металась и сходила с ума я!

Неприятно колет в груди. Как будто морозом обдаёт. Меньше всего на свете я хочу общаться с ней. Не знаю, что сказал ей Ткаченко и вообще был ли у них разговор. Но, по-моему, она не в себе. Я не желаю иметь с ней дело. Стараюсь обойти её как можно дальше. Надеясь, что она ко мне не полезет. Если даже Майя идёт к нему, то пусть Костя сам с ней разбирается. А я всё же подам заявление.