Любимая игрушка Зверя (СИ) - Ангелос Валерия Страница 31

Я сдаюсь. Уступаю. Отпускаю себя в отрыв. Снова. Опять.

Разве Зверь заботится об удовольствии женщины? Разве может так нежно прикасаться, ласкать подобным образом, ввергать в истинный экстаз?

Мужчины вроде него привыкли к тому, что ублажают их, опускаются на колени, выполняют самые грязные фантазии, предугадывают любые приказы. Или нет?

Дьявол. Я никогда не знала таких мужчин. Я и его не знаю.

Никто меня так не целовал. Никогда. Ни разу за целую жизнь. Стыдно сказать, я и с мужем своим настолько близка не была. Супруг пробовал такое прежде, однако все ощущалось иначе, совершенно по-другому, даже не сравнить.

Грешница. Блудница. Вот кто я. Пускай. Наплевать. Подумаю об этом потом. Когда очнусь. Когда протрезвею. Когда снова смогу размышлять. Если смогу.

Никита кусает меня. Сжимает чувствительную плоть зубами. Слегка, едва ощутимо, а после вновь проходится языком, надавливает, прорисовывает такой узор, от которого судорога спину выгибает.

Я одержима бесами. Точно. Проклята навечно за собственную распущенность. Комкаю простыни, сгребаю пальцами тонкую ткань и кричу так, как не кричала, даже когда он в самую глубь проникал. Мои бедра сводит болезненный спазм.

Это настоящий кошмар. Самый сладкий. Самый грязный. Самый… самый. И просыпаться не тянет, не хочется ни капли.

Никита продолжает ласкать меня, не останавливается, вводит внутрь пальцы, ритмично двигает, вновь завладевает телом, и не прекращает свой поцелуй, растягивает. Его язык сводит с ума, толкает за грань, уводит далеко за край нормальности.

Зачем? Господи. Хватит. Я же уже… Это конец, все и…

Возбуждение зарождается опять. По второму кругу. Спираль закручивается внизу живота за считанные секунды.

Что он трогает? Что?..

Озноб сотрясает плоть.

Я кричу. Иначе нельзя. Вопль выламывает ребра. На хрип срываюсь, собственный голос теряю. Дрожь охватывает тело, будто пламя, в пепел превращает.

Никита заставляет меня кончать снова и снова. Трудно понять, сколько это длится. Как именно происходит. Время путается, сбивается, привычные рамки размываются.

Нет границ. Нет ни единой четкой черты.

Зверь изучает меня. Исследует. Открывает что-то такое, чего я сама о себе никогда не ведала. Раскручивает затаенную пружину. Вытягивает на поверхность. В свет или во тьму? Не разобрать.

Экстаз. Безграничный. Бесконечный. Я свое имя забываю. Прошлое. Настоящее. Моя прежняя жизнь рушится прямо на смятых простынях.

Я теряю так много. И обретаю то, чего пока не осознаю.

А Никита укладывается рядом, вытягивается во весь рост, убирает с моего лица спутанные пряди волос, поправляет задранную футболку, прикрывает тело.

- Что ты со мной сделал? – глупый вопрос, но на другие я теперь и не способна.

- Отлюбил, - улыбается как мальчишка. – Слегка. Без фанатизма. В другой раз будет круче.

Другой раз? Круче? А я выживу?

Молча разглядываю его, перевожу взгляд ниже и замечаю, что мужчина до сих пор возбужден. Разгоряченная плоть пульсирует, выразительно упираясь в мою ногу.

- Ты наверное тоже хочешь, - говорю тихо, срывающимся голосом.

- Хочу? – интересуется насмешливо.

- Ну…

- А ты чего хочешь? – спрашивает хрипло, проводит большим пальцем по моим губам, слегка надавливает, проникая в рот.

Вроде бы ничего особенного не произносит, но впечатление создается такое, точно он уже притягивает меня за голову к паху и вгоняет вздыбленный член в рот, заставляет принять свое раскаленное естество до упора.

- Я не умею, - признаюсь честно.

Его брови вопросительно выгибаются.

- Я могу попробовать, - выдаю сквозь судорожный вдох.

- А ты хочешь? – криво усмехается.

- Не знаю, - поджимаю губы.

- Тогда попробуешь, когда узнаешь, - заключает ровным тоном. – А пока разберемся с едой и шмотки тебе подберем. Хоть я не прочь, чтобы ты рассекала тут полуголая, надо вернуть детям маму.

Глава 22

Я удираю на кухню. Как гребаный трус. Поджимаю хвост. Точнее – колом стоящий член. И сматываюсь. Потому что ее взгляд мозг плавит. Продирает насквозь.

Ну кто ее научил так смотреть? Такому вообще учат? Прожженные шлюхи меньше заводят, как бы не выкручивались. И нельзя сказать, что я сильно на целок был падкий, на всяких там зажатых скромниц слюни пускал. Нет, мимо, не вставляло, не торкало.

А тут просто пиздец.

Льдинка. Сука. Снежинка. Холодная снаружи. Неприступная. А внутри ураган. Полный отрыв. Как в жерло вулкана член вгоняешь. И одним движением умеет обезоружить, на лопатки уложить.

Вот откуда она взялась?

Смотрит, будто и правда размышляет, стоит мой член брать в рот или подождать, как именно ухватить, пальцами или губами, а дальше чего вытворять. Сложная задача. По ходу и правда мужу никогда не сосала.

А я не против. Этот лох целее будет. Пусть только тронет ее – болт вырву под корень.

Любого убью. Забью. Закопаю.

Она еще спрашивает. Хочу ли я. Да как не хотеть? Эти мягкие губы. Острый язык. Я бы одурел в момент. Разрядился от одного касания. Быстро бы ей лицо обкончал. Волосы. Грудь. Да все. Пометил по полной программе.

Но рано. Не готов я учить. Терпеть. Крышу сорвет – и я такого с ней сотворю, что потом только на цепи держать, лишь бы не сбежала. Спугну, даже пробовать не надо.

Застываю перед кухонным столом, кулаки сжимаю. Челюсти ноют, живот огнем горит. Яйца пекут, хоть волком вой.

Может, под холодный душ? Или сразу сунуть член в морозилку? Никогда таким дерьмом не страдал. Жалкое зрелище. Убого, ничего не попишешь.

Ради нее всех своих тварей загоняю в клетку. Опять. Всегда.

Знаю, что мне нужно. Чертовски хорошо. Знаю.

Подхожу к столу. Кулаки в дерево утыкаю. Глаза прикрываю. Четко вижу картину. До мелочей в мыслях прорисовываю.

Разложить девчонку прямо здесь, завалить на спину, чтобы голова с края вниз свисала, надавить на челюсти, силой открыть рот и засадить до упора в глотку, растянуть горло рывком. Жестко. Мощно. До самого основания вставить. Чтоб яйца об лицо расплющить, вдалбливаться вглубь и наблюдать, как член внутри толкается, как тонкая шея раздувается, принимая затвердевшую плоть.

Кайф. Так бы часами выдирать. На завтрак, на обед и на ужин. Плюс несколько перекусов. Я бы ее только спермой своей кормил. Драл бы как суку и вкачивал раз за разом. Пока не одуреет. Как я. Пока похотью моей насквозь не пропитается.

Черт, пора завязывать, от этих дрочерских фантазий становится ощутимо хуже. Пара секунд и долбаный стол выдеру. Член как камень.

- Давай я сама что-нибудь приготовлю, - нежный голос бьет в затылок железным прикладом. – Ты не против?

Бью по дереву кулаками. Нужно хоть как-то ярость выпустить, утолить жажду, унять внутренний голод. Лучше мебель в щепки разнесу, чем девчонку разломаю.

Стол трещит и разваливается. Дерьмовый. Похрен, что из Италии.

Зато контроль на месте. Опять. Очень на это надеюсь.

Перевожу дыхание. Оборачиваюсь.

Она замирает. Глаза свои голубые вылупливает, будто я уже ей между губами вогнал и выдираю в глотку. Даже не отступает назад, ни шага не делает, в стенку и то не жмется. Убежать не пытается. Цепенеет как кролик перед удавом.

- Что случилось? – тихо спрашивает.

Ты. Дрянь. Ты случилась.

Взять бы тебя за волосы и на член насадить. Ворваться в рот до предела. Долбить до слюней, соплей и слез. А потом чтоб семя лилось через нос, чтоб все твое прелестное хорошенькое личико залило. Выдолбить бы тебя как полагается, на мой вкус оттягать.

Но нельзя. Рано. Нет. Не здесь. Не сейчас.

- Ничего, - говорю ровно.

Подхожу к ней, гляжу и наглядеться не могу.

Маленькая. Ладная. Идеальная. Причем везде. От макушки до кончиков ногтей. И между ног как шелковая, хоть и не бритая совсем, а все равно отлизать тянет. Ароматная. И на языке плавится, течет, ощущается как жидкое пламя.

В глаза ее смотрю. На губы. Снова в глаза.