Мой падший ангел (СИ) - Алешкина Ольга Страница 36

Не иначе по глупости, сравнивала их весь день, пытаясь понять: какие качества Ярослав перенял от отца. Вероятнее всего, в следствии этих мыслей, как только Ярослав возник в гостиной, где я признаться и поджидала его, я произнесла:

— Мой муж…

Имела я ввиду Николая и планировала присовокупить, что-то вроде «никогда не позволял себе «опекать» меня подобным родом», но Ярослав не дал мне продолжить фразу и отрезал:

— Твой муж – трус. Я ни за что не оставил бы любимую женщину один на один с этим миром.

Эти слова обижали, резали по больному. А хуже того… он прав. Только ни слышать, ни соглашаться не хотелось.

Я молча проглотила сказанное. Меня саму нет-нет, да и посещали подобные мысли. Но одно дело, когда ты думаешь об этом сама, другое, когда тебя тычут этим окружающие. Неприятно. Это как с критикой близких: ты позволяешь себе разносить их в пух и прах, а стоит стороннему человеку озвучить схожие мысли, ты готова опровергать очевидное и с пеной у рта защищать осуждаемого. И то что Ярослав назвал Артема трусом в какой-то мере справедливо, однако же, услышанное кольнуло в области груди, но ни опровергать, ни защищать, вороша прошлое, я по разумным причинам не стала.

— Нам поговорить нужно, — на выдохе произнесла и добавила: — Мне нужно.

— Раз нужно, значит поговорим, — согласился он. — Я только руки вымою, подожди меня в кабинете. Разговор ведь носит деловой характер, я правильно понимаю? 

Я подтвердила кивком и отправилась в кабинет, на ходу отмечая произошедшие с ним перемены. Будто костюм этот, что он надел, добавил строгости не только виду, но и характеру. От ещё вчерашней дерзости, сквозившей во взгляде, не осталось и следа. Он словно наигрался со мной, а может вскрывшаяся обо мне правда заставила понять: игры кончились, вот она, реальная жизнь?

Выстроенный мной мысленно разговор пошел не по плану, ему удалось выбить меня из колеи, упоминанием об Артеме, поэтому, когда он появился в кабинете, на ходу оправляя рукава пиджака, я опустилась на диван и без всякой подготовки сказала:

— Я отдам тебе акции. Все, до единой.

— Чего вдруг? — вскинул он брови. Во взгляде недоверие, отчётливо читается вопрос: «Что ты задумала на этот раз?» Он не доверяет мне, я не доверяю ему…

— Лучше, если ты их примешь в дар, я узнавала, — не обращая внимания на его подозрительность, продолжила я.

— Кому лучше? Тебе, мне? Кому?

Он спрятал руки в карманы брюк, смерил шагами комнату. Хмуро сведённые брови, я ожидала несколько иной реакции на свое предложение. Ярослав опустился в кресло, соединил растопыренные кончики пальцев, ткнулся губами в указательные и задумался.

— Не понимаю тебя. Ты так хотел эти акции, готов был заполучить их любыми путями, и вот сейчас, когда я отдаю их тебе задаром, тебе даже усилий никаких прикладывать не нужно, ты снова недоволен.

— Именно это меня и беспокоит. Задаром, — выделив, повторил он, повернувшись ко мне. — Какая муха тебя укусила, откуда вдруг этот аттракцион неслыханной щедрости?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я так долго к этому шла, я действительно хотела вернуть предприятие отца, как ты уже понял. И теперь, когда я близка к цели, как никогда, сдаюсь. Я подумала над твоими словами, и знаешь, ты прав: не хочу становиться мишенью, не хочу, чтобы вокруг меня вертелись все эти люди, которыми движет элементарная жадность. Это не принесет мне ни счастья, ни покоя. Возможно, в память об отце я не должна сейчас сдаваться, не должна отступать, но увы. Я сдулась, я устала. А во-вторых, и в главных, — сделала я намеренную паузу в своей исповеди, акцентируя, и стараясь не смотреть на него лишний раз. — Всё оказалось гораздо сложнее, чем я предполагала. В общем, мне лучше уехать. Как только я продам родительский дом и смогу купить для себя жилье, я съеду. Оставлю тебе все, как бы удивительно это ни звучало. Ты не в ответе за отца и соревноваться с тобой я не имею права. 

— Все что оставлено тебе отцом – твое, ты имеешь все юридические права обладать своей долей наследства.

— Ты ошибаешься, это ты наследуешь по праву, а я… я нечестным путем. Юридически да, но одной юрисдикции недостаточно, когда подгнила мораль, всё бессмысленно, вся жизнь бессмысленна, — развела я руки и поднялась: — Я уеду, обещаю, дом останется за тобой, акции предлагаю оформить завтра же.

— И далеко ты собралась, позволь полюбопытствовать?

Ерничал он нарочно, напускал равнодушия. На деле обстояло иначе. Блуждающий кадык, уверена накрепко сомкнутые зубы подсказывали: не так он спокоен на самом деле, как хочет казаться.   

— Мир огромен, — философски заметила я. — Думаю, для меня найдется место. Можешь сказать ребятам, чтобы не сопровождали меня по пятам, никакого вреда от меня не будет.

— Ты решила, что я приставил их, потому что пекусь о собственной безопасности? — резко поднялся он, я даже отпятилась и уперлась икрами в кожаную гладь дивана.

— А что я должна была подумать? Саша ничего толком не объяснил… — Ярослав шагнул ко мне и надавил пальцами на плечи, заставляя опуститься обратно на диван. Прошелся, задумчиво глядя себе под ноги, и повернулся ко мне:

— Ну, вот что, а теперь послушай меня. Саша и Алексей будут сопровождать тебя всюду, пока мы не убедимся, что тебе ничего не угрожает. Юмашев сейчас зол на меня, и на тебя, кстати, тоже. И кто знает, какая хрень придет в его больную голову. Это первое. Второе: пожалуй, я приму акции, так я смогу воздействовать на него. Контрольный пакет позволит держать Юмашева в узде, по крайней мере, я очень на это надеюсь. Но я заплачу за них, пусть не всю сумму сразу, но можешь быть спокойна, постепенно выплачу всю рыночную стоимость.

— Кажется, ты ничего обо мне не понял, — с печалью произнесла я, заглядывая в его глаза, и поднялась. — Меня не интересуют деньги, я не приму их.

Глава 27 Аглая

На следующий день, в сопровождении Саши и Алексея, я отправилась в родной город. С поиском риэлтерской конторы заморачиваться не стала: просто выбрала самое звучное название в центре и без предварительных договорённостей заглянула. Свободная сотрудница нашлась, деятельная дама возраста спелой клубники, мы обсудили детали и заключили договор. Я передала ей ключи и попрощалась. Дальше путь лежал на кладбище, смысла таиться больше не было. Зато я выговорюсь и объясню родителям свое решение о продаже дома. Они должны понять меня, я все равно не смогу пользоваться им. Даже если когда-нибудь найду в себе силы, чтобы войти в него, жить я в нем точно не смогу. «Выговорюсь», конечно, громко сказано, все разговоры на кладбище, как правило, происходят внутри себя, однако, многие со мной согласятся: подобные беседы на погостах весьма недурственная терапия для расшатанных нервов.

Алексей встал поодаль, сосредоточенно глазея по сторонам, Саша замер за моей спиной, я только покачала головой на это и опустилась на скамейку. Лапин действительно считает, что мне угрожает опасность?

«Разговаривала» я не торопясь, с чувством, стараясь как можно тщательнее разобраться в своих мыслях. Но, толи последние никак не желали упорядочиться, толи я настолько бестолкова, что не способна даже в себе разобраться. В общем, я засиделась. Мальчики заскучали, переминались с ноги на ногу и откровенно томились. Обращать на них внимание я себе отсоветовала. Саша вздохнул глубоко и присел рядом:

— Вы позволите? — Я утвердительно кивнула, а он повторно вздохнул и задал новый вопрос: — Родители?

— Они самые.

Соболезновать он так и не решился, хотя слова вертелись на языке. И правильно. Не нужно мне этих знаков приличия. Обычная вежливость, за которой ничего не стоит. Саша сделал какой-то знак Алексею, подозреваю, не расслабляться, а резко поднялась и направилась к выходу. Достаточно, мужики наверняка голодные. Возвращались, как и пришли, с той лишь разницей, что теперь позади шагал Саша.