Шахразада - Халиф на час Страница 38

Из головы Абу-ль-Хасана еще не выветрился вчерашний хмель. О да, подвалы халифа могли похвастать утонченнейшими винами. Но если выпить прекраснейшего вина столько, сколько выпил за обедом Абу-ль-Хасан… Одним словом, если выпить все это, то, должно быть, рассудок еще долго не вернется к тому, кто отважится на такой подвиг.

И потому Абу-ль-Хасан и узнавал и не узнавал свою мать. И потому он пытался быть и послушным сыном и царственным халифом одновременно. Получалось, понятно, из рук вон плохо.

Но стоило достойной Заире наклониться к сыну, как слезы ее мгновенно высохли.

– Ах ты, упрямый ишак! Ах ты, недостойный сын нашей несчастной семьи! Ах ты, упрямый верблюд! Тебе мало было того, что ты пустил богатство отца по ветру?! Так ты еще и решил подшутить надо мной?

– Ой, женщина, ну зачем так кричать? Ой, зачем ты бьешь меня, старуха? – проговорил он, пытаясь защититься от метких ударов каблучка материнской туфли.

– Я тебя еще не бью, щенок! Я тебя только пытаюсь разбудить! Тяжесть моих ударов ты еще отведаешь на своих щеках! Быть может, это научит тебя уважать мать и делать так, как она велит.

Пытаясь избежать пощечин, Абу-ль-Хасан наконец выбрался из драгоценного паланкина и встал во весь рост. Но тут же присел. Ибо драгоценного вышитого кушака на нем все так же не было, как не было даже самого простого, из льняной ленты. И потому немыслимой красоты синие шаровары, вышитые райскими птицами, скользнули на землю, явив всем, кто проходил в это удивительное утро по улице Караванных троп, унылое достоинство Абу-ль-Хасана.

Почтенная Заира вскрикнула и попыталась прикрыть глаза. Не столько от зрелища, что открылось ей, сколько от стыда. Но ощущение соскользнувших шаровар разбудило Абу-ль-Хасана куда лучше, чем все крики его матери.

– Матушка? Что ты кричишь? Что случилось?

– О Аллах милосердный! И этот недостойный еще спрашивает, что случилось! Не ты ли только что назывался халифом? Не ты ли только что назвал меня старухой? Не тебя ли «гуляли» какие-то неведомые слуги?!

– Матушка, моя добрая матушка, прошу тебя, не кричи так, сбегутся все соседи… Позора тогда не оберешься!..

– И этот убогий еще говорит о позоре! Люди! Добрые мои соседи! Посмотрите на этого недостойного! Посмотрите на того, кто одним своим видом позорит славное имя Хасанов, кто украл покой своей матери, почтенной Заиры, кто пал столь низко, что потерял последние шаровары прямо перед собственным домом!

Пока Заира причитала, Абу-ль-Хасан натянул шаровары, затем вытащил из паланкина остроносые туфли с золотым тиснением и, взяв чалму под мышку, попытался спрятаться во дворе. Но Заира, похоже, только начала свою обличительную речь.

Увы, ее можно понять. Ибо ее сын отправился свататься к богатой вдове, но исчез на два дня. А теперь, появившись, оказался столь пьян, что не узнавал ничего вокруг. Более того, он еще и назывался халифом… он не только назывался халифом, но был наряжен как халиф. И это в те дни, когда мать сидит буквально на хлебе и воде, считая каждый фельс…

Почтенная Заира еще долго могла перечислять прегрешения сына, но сильные мужские руки втянули ее в калитку.

– Матушка, умоляю тебя, уймись! Позволь мне все рассказать тебе!

– О Аллах, – едва слышно прошептала Заира, хватаясь за сердце, – рассказать? Это еще не все?

– Матушка, прекрасная моя матушка, только не кричи! Ты же еще не знаешь своего счастья…

– Мне достаточно того, что я уже видела и слышала… Теперь соседи будут смотреть на меня как на безумицу… И это благодаря тебе.

– Но, прекрасная моя матушка, зачем же надо было кричать на всю улицу? Вот соседи и поторопились на твой зов. Так что ты сама виновата в своем позоре.

Заира опустила плечи, в единый миг постарев не на один десяток лет, и холодно проговорила:

– Ты один, ты сам, ничтожный, виноват в моем позоре! Если бы ты хоть раз послушался своей матери, то не поставил бы нас на грань нищеты, не сравнял бы высокое имя Хасанов с дорожной грязью… Если бы ты делал то, что я велю, твои лавки бы процветали, караваны по-прежнему пересекали бы Великую пустыню и мерили шагами Великий шелковый путь… Если бы ты внял советам своей матери, то давно был бы женат, в нашем дворе играли бы дети, и никто бы не посмел указать тебе на то, что ты потерял шаровары прямо перед собственным домом…

Увы, это была чистая правда. Но была и иная правда. О которой достойная Заира не ведала.

«О моя добрая матушка! – подумал Абу-ль-Хасан, неохотно переодеваясь в привычное темное платье. – Пришла твоя очередь узнать о невиданном счастье, что посетило твой дом!»

– Так знай же, достойная Заира, что твой дом посетило невиданное счастье. Вчера утром, когда я собирался войти в нашу калитку, меня окликнули двое незнакомцев…

– О Аллах всесильный… Разбойники… Опять в нашем великом городе появились разбойники…

– Матушка, ну выслушай же ты меня хоть раз… Так вот, их было двое. Один из них назвался Ибн-Мансуром, а второй – визирем Умаром… Понимаешь, матушка, самим визирем Умаром!

Почтенная Заира вздохнула, подумав, что лучше бы это все-таки были разбойники, а не царедворцы. Ибо разбойники могут украсть лишь то, что есть. А царедворцы в силах лишить даже того, чего нет.

– Тот, что назвался Ибн-Мансуром, рассказал, что великий халиф, властелин Гарун аль-Рашид желает, чтобы на трон воссел кто-то другой. Ибо ему наскучил глупый и суетный двор. А потому халиф послал своих ближайших, доверенных, матушка, лиц, дабы они нашли юношу, похожего на него и зовущегося Абу-ль-Хасаном…

– Абу-ль-Хасаном… – повторила за сыном Заира.

– Да, матушка. И раз уж они нашли меня, похожего на халифа и зовущегося именно этим именем, то я и стал тем, кто заменит на троне халифа, уставшего от дворцовой суеты…

– Мальчик мой… Но скажи мне, не спрашивали ли они сначала твоего имени… Ну, до того, как рассказать тебе эту неправдоподобную историю…

– Я не помню, матушка, до того или потом… Важно лишь, что я, так и не переступив родного порога, переступил порог дворца. И целый день вчера был самим халифом…

Ужасные картины мелькнули перед мысленным взором матери… Она могла представить и похищение и, о ужас, даже подмену на плахе… Но целый день царствования… Такого не могло нарисовать ей даже самое пылкое воображение.

– Целый день был халифом?

– Да, матушка, я заседал в диване и принял мудрое решение. Я вкушал от неслыханных яств и даже выпил огромную чашу кофе, сваренного по особому дворцовому рецепту…

И, ничего не скрывая от матери, Абу-ль-Хасан рассказал ей все, что происходило с ним накануне. Чем больше говорил ее сын, тем меньше ему верила почтенная Заира. Ибо ей становилось все яснее, что он просто как следует напился в компании таких же, как он, разгильдяев и гуляк. А все то, что якобы происходило с ним во дворце, ему просто привиделось.