Наемник (ЛП) - Хорст Мишель Страница 4

Раньше я жила в сказке, но теперь я стала чудовищем, а не принцессой.

Слушанье было настоящим кошмаром. Судья просто посмотрела на моё изуродованное шрамами лицо и лишила пьяного водителя прав. Этот человек отделался лишь лишением прав и двумя месяцами общественных работ. Он разрушил мою жизнь, в то время как его жизнь продолжается, потому что он брат какого-то крупного городского инвестора.

Это ужасно — чувствовать себя жертвой. Вы не можете контролировать свою жизнь, и всё, что вы можете сделать, это беспомощно наблюдать, как она утекает сквозь пальцы. Вы чувствуете себя уязвимым и потерянным, плавая в океане страха, и в этот самый момент даже закон не встаёт на вашу защиту. Они должны были наказать его, запереть в какой-нибудь глубокой, тёмной яме, но вместо этого он на свободе, а я взаперти. Никто не боролся за меня. Ужасно чувствовать себя жертвой, но ещё более невыносимо чувствовать себя изуродованным монстром, за которого не стоит бороться.

Я не выхожу из квартиры днём. Днём я сплю, а ночью бодрствую. Темнота многое скрывает, в том числе и шрамы на моём лице.

Трудно уследить за днями, когда живёшь ночью. Они просто кажутся размытыми на заднем плане, если ваш мир состоит только из серого и чёрного — нет больше никакого света.

Человек, который разрушил мою жизнь, может гулять на солнце, в то время как я должна прятаться во тьме.

Я хочу, чтобы он умер. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал со мной.

Я перевожу взгляд на окно напротив. Я наблюдала за Мейсоном. Он никогда не закрывает шторы. Он несколько раз ловил мой взгляд, а потом всё, что он делал, это просто смотрел на меня.

Я наблюдаю за Мейсоном, и мне интересно, что он делает по ночам. Куда он уходит? В основном, я задаюсь вопросом, убивал ли он когда-нибудь кого-нибудь. Я удивляюсь этому, потому что это единственное, что приходит мне в голову. Убить Джона Брауна, пьяницу, который украл у меня мою сказку.

Я должна была встретиться с кем-то, поговорить о несчастном случае, справиться со шрамами. Я думаю, что сама мысль о том, что разговоры способны унять боль была смешной. Как, чёрт возьми, разговоры смогут затянуть шрамы? Сидя на диване в офисе какого-то незнакомца, вы не повернёте время вспять.

Я мечтаю о том, как смогу отомстить Джону Брауну. Проходят часы, и мне снится, как я толкаю его под поезд или запираю в багажнике машины, чтобы он медленно умирал, пока я буду ездить с ним, зная, что он умирает медленной и мучительной смертью.

Сначала эти мысли шокировали меня. До сих пор я никогда не была жестоким человеком. Теперь насилие приняло во мне живительную форму. Оно дышит… медленно… вдыхает и выдыхает — и каждый его вдох проходит сквозь меня. Оно превратилось в завывающий ветер в моём сознании.

Не то чтобы у меня хватило духу убить этого ублюдка. Мне просто нужно время от времени вставать. Моя постель стала алтарём, на котором приносятся в жертву все мои мечты и надежды. Каждый божий день я прячусь под одеялами, чувствуя, как они ускользают всё дальше и дальше от меня.

Если я не встану, мне не придётся смотреть на себя в зеркало, поэтому всё, что я делаю, это лежу здесь, глядя в окно, на комнату Мейсона.

Ранним утром он входит в мою комнату. Он смотрит в мою сторону, и я знаю, что он видит меня. Интересно, что видит Мейсон, когда смотрит сюда? Видит ли он зверя, прячущегося под одеялом, или он видит жалкую маленькую девочку, которая отказалась от жизни? В любом случае, он видит что-то, что заставляет его продолжать смотреть в мою сторону.

Я хочу, чтобы он прекратил это. Я не хочу, чтобы меня видели.

Глава 6

Мейсон

Это странно… скучать по кому-то, кого ты на самом деле не знаешь. Я скучаю по свету, которым Оливия освещала моё тёмное существование.

Я наблюдаю за ней уже две недели, и за это время девушка ни разу не ходила на работу. Всё это время она просто лежит в своей постели. Я не знаю, почему она до сих пор не вышла на работу. В тот единственный раз, когда я видел Оливию, я не увидел ничего плохого. Она выглядела так, как будто излечилась от травм, полученных в результате несчастного случая.

Но прошло уже несколько месяцев, и в её желании спрятаться ото всех не было ничего здорового. Не то чтобы моя жизнь была ведром солнечного света.

Повинуясь внезапному порыву, я выхожу из своей квартиры и направляюсь к её. Я стучу в дверь и жду. Я понятия не имею, что скажу, когда она откроет дверь. Через несколько секунд я стучу снова, но вместо Оливии дверь открывает Джейн.

Я тяжело вздыхаю, я явно не хочу видеть Джейн. Но она слишком грузная, чтобы её можно было не заметить

— Лив не открывает, — говорит она, прислоняясь к стене. — У меня есть запасной комплект ключей от её квартиры.

Я просто смотрю на неё, не зная, захочет ли она впустить меня.

— Я хочу посмотреть, нет ли у неё немного бекона. Я сегодня не в настроении для готовки.

Я хмурюсь, когда Джейн исчезает в своей квартире, и не могу не думать о том, что Джейн — последний человек, который должен иметь запасные ключи от квартиры Оливии.

Она возвращается и отпирает дверь Оливии. Как будто она хозяйка, девушка входит и идёт прямо к холодильнику. Я смотрю, как она достаёт оттуда продукты, прежде чем войти в гостиную.

— Чёрт возьми, здесь только бекон из индейки. Это просто необходимо, — бормочет Джейн.

Я игнорирую её и оглядываюсь. Здесь уже не так чисто, как раньше. Раньше каждый раз, когда я заглядывал в квартиру, можно было видеть, как блестит кофейный столик. Теперь он покрыт слоем пыли. Я снова смотрю на кухню и вижу груду старой посуды. Пустые кофейные кружки валяются на кухонной стойке.

Я не знаю, почему я здесь. Не то чтобы мы были друзьями. Может быть, потому что я чувствую, что несчастный случай отчасти произошёл и по моей вине? Кто знает?

Джейн бросает ключи на стойку и собирает в охапку всё, что только что взяла из холодильника.

— Ключи оставь себе. В холодильнике больше нет ничего, что мне было нужно, но Оливия больше не ходит по магазинам.

Я смотрю, как Джейн уходит, и просто качаю головой. Стервятник — вот кто эта женщина. Я беру ключи со стойки, кладу их в карман и медленно иду в сторону спальни.

До аварии Оливия боялась меня. Я ненавидел её, но это было необходимо, чтобы держать её подальше от моей жизни.

Забавно, я присоединился к социальным службам, потому что хотел что-то изменить. Я хотел помочь детям, которые застряли с худшими из худших из возможных родителей. Я хотел помочь этим бедным детям выбраться из тьмы на свет, но их тьма поглотила и меня целиком. Теперь место, где мне удобнее всего, — во тьме.

Я знаю, что Оливия работала в больнице неподалеку отсюда. Очевидно, её форма выдавала это, но я слышал, как она говорила с Джейн о детях, с которыми работала. Она работала с неизлечимо больными, но всё же продолжала озарять всё вокруг своим светом — словно давая этим бедным детям проблеск рая.

Раньше она была ангелом-хранителем.

Я останавливаюсь в дверях спальни и смотрю на беспорядочный комок одеяла с маленьким свёртком под ним.

Я прочищаю горло, и это всё, что нужно, чтобы одеяло отлетело в сторону и широко раскрытые глаза Оливии находят мои. Она открывает рот, и я вижу, как краска отливает от её лица.

Я вижу красные отметины, почти как вены, вплетённые в её фарфоровую кожу — и наконец понимаю, почему она пряталась.

Я не видел повреждений, нанесённых аварией под всей той кровью. В тот день, когда она вернулась домой, волосы девушки закрывали шрамы. Теперь я ясно вижу каждый шрам, болезненно запутанный, покрывающий половину её лица. Один шрам начинается в уголке верхней губы, и он тянется через щёку, создавая впечатление, словно она вот-вот улыбнётся. Он доходит до самого её уха. Это самый длинный из шрамов.

— Джейн, — говорю я, и мой голос звучит хрипло.

Я прочищаю горло и понимаю, что хриплю, потому что меня переполняют эмоции. Помимо чувства вины, я испытываю чувство сопереживания. Но в основном я чувствую, как волна чрезмерной защиты захлёстывает меня. Кто-то должен присматривать за этой женщиной, потому что она не в состоянии сделать это сама.