Чувства в клетке (СИ) - Янова Екатерина Страница 43

Он напряжен, руки застыли в моих волосах, прижимают крепко. Наверное, ему нужно переварить все. Может до него, наконец, дойдет с кем он имеет дело, отвернет от меня. Я встаю с его груди, сажусь, смотрю на костер. Потом говорю:

— Вот, я тебе все рассказала. Подумай, нужна ли тебе такая семья с таким грязным прошлым, — не смотрю на него, поднимаюсь, сбрасываю с себя футболку, штаны и бегу в озеро. Бросаюсь в прохладную темноту воды, как в омут, хочу смыть с себя все это, знаю, что не получится, знаю, что въелось слишком глубоко, но в очередной раз хочу попытаться. Ныряю и плыву под водой, пока не заканчивается воздух, и потом еще не хочу всплывать на поверхность, хочу этой обжигающей боли в легких, потому что вынырнув, придется встретиться с его взглядом. А я боюсь. Только сейчас понимаю, что боюсь. Кому нужна такая грязь? Кому нужна настолько потасканная, использованная всеми, кому не лень, женщина. Мужчины такого не терпят, мужчинам чистых девочек подавай. Трахать они могут кого угодно, а вот любить шлюх не умеют.

Выныриваю, на берегу вижу Амина, он стоит по колено в воде и вглядывается в поверхность воды. Как только замечает меня, громко орет:

— Марина! Твою мать! Какого хрена? — бросается ко мне, гребет сильными шумными движениями. Не хочу, чтобы догнал, плыву в другую сторону. Доплываю до противоположного берега, вылезаю недалеко от водопада. Подхожу к шумно бьющим струям, подставляя лицо к мощно бьющему потоку. Хорошо. Холодные бодрящие струи врезаются в тело. То, что надо, чтобы отрезвить, привести в себя. Не простит он мне и не примет. Так не бывает. Только в противовес холодным струям чувствую горячие руки, которые вырывают меня из водяного потока и прижимают к себе. Я спиной чувствую его горячее тело, а тяжелое дыхание обжигает шею.

— Ты меня зачем пугаешь? Тебе это нравится, да?

— Пугаю, чем?

— Ты была под водой слишком долго! Ты специально воскрешаешь мой самый страшный кошмар?

— О чем ты?

— Знаешь, сколько раз во сне я вот так же плыл за тобой в темноту? Сколько раз хотел утопиться в той реке за тобой следом? Пару раз почти получилось! Для чего ты меня пугаешь?

— Я не специально. Прости, — как же сложно поверить в то, что помнил, что любил. Но даже если так, любил он ту Марину. А сейчас, я не знаю. — Не делай так больше, пожалуйста! — прижимает меня к груди. — Зачем ты убежала, скажи?

— Хотела дать тебе время подумать, осознать мои слова. Принять решение.

— Какое решение?

— Простое. Не надо быть со мной из жалости или, отдавая дань прошлым чувствам. Я верю, что ту Марину ты любил. Но не меня сейчас.

— Зря. Я не делю вас. И люблю тебя так же, как и раньше. Даже сильнее.

— Врешь! — ору я. — Нельзя меня любить. Я сама себя ненавижу! Ты что, плохо расслышал? Не понял, сколько мужиков через меня прошло? Сколько грязи? От нее не отмыться, таких как я не любят. Во мне живого уже ничего не осталось, я любить уже не могу. Ненавидеть только получается. Ломать и крушить. Зачем я тебе такая? Зачем?

— Тихо! Замолчи! Не надо! Не решай за меня! — он берет мое лицо в ладони и смотрит в глаза. В отсветах луны его взгляд совсем черный, темно вокруг, плохо видно, но почему-то его глаза я вижу. Снова тону в них, чувствую его или мне кажется?

— Я тебя слышал. И я тоже знаю, как это тяжело, отмыться от грязи внутри. Во мне ее тоже достаточно. Мне тоже не раз приходилось идти на сделку с совестью. Да, это другое, меня не насиловали. И все же. Я много видел сломленных насилием и рабством женщин, видел, как сложно им было подняться, но они смогли и ты сможешь! Я знаю разницу между шалавами по жизни и теми, кого заставили стать такими против воли. Мне больно было слышать твой рассказ, но это не заставит меня отвернуться. Наоборот. Спасибо, что рассказала, что доверилась. Это важно. Я хочу, чтобы ты доверяла мне, хорошее и плохое. Хочу понимать мотивы твоих поступков. Для меня это намного ценнее всего остального. Понимаешь?

— Не очень. Это ты сейчас так говоришь. Но потом, когда страсть немного угаснет, все мне припомнишь.

— Не знаю, что будет дальше, но ревновать я тебя буду однозначно. И прошлое твое к этому не имеет никакого отношения! Я хочу от тебя преданности. Делить тебя ни с кем не собираюсь! Прошлое — это прошлое! Меня больше беспокоит другое. Ты любила кого-то?

— Да! — честно отвечаю я. Он напрягается.

— Кого? Андрея этого? — я усмехаюсь.

— Не совсем.

— Опять издеваешься?

— Немного.

— Сучка! Так кого? — смотрю на него слегка насмешливо.

— Да был в моей жизни один. Наглый такой, черноглазый. На байке меня катал, сигареты с вишневым запахом курил. Помнишь его?

— Точно сучка! Любишь по нервам мне ездить. Но если так, то еще не все потеряно. Значит, все переживем. Признайся, кроме меня правда в душу никого не пускала?

— Правда!

— Это самое главное. Остальное я забуду, и ты забудешь.

— Сможешь?

— Смогу!

Он обнимает меня. Я прижимаюсь к его груди. Только сейчас чувствую озноб от холодной воды и прохлады ночи. Это так хорошо, когда можно прижаться к кому-то родному. Может и прав он. Может и стоит поверить ему еще раз. Я ведь умею отключать в себе страх. Правда, обычно это под действием адреналина. Но я попробую.

— Обещай, что не будешь врать мне. Если что-то изменится в твоих чувствах, скажи честно. И имей в виду, я ревнивая тоже. Смертельно ревнивая. Если снова увижу тебя с какой-нибудь девкой, больше стоять и реветь, как в молодости, не буду. Теперь у меня другие методы.

— Не сомневаюсь. Я видел тебя в деле. Как вспомню, сразу тебя хочу. Хотя, я тебя все время хочу.

— Опять?

— Снова. А ты хочешь меня? Со мной ты настоящая?

— Самая настоящая. Ты сомневаешься?

— Нет. Но хочу услышать это от тебя.

— Я такая только с тобой. Поверь.

— Верю, — впивается в мои губы, прижимает к мокрым камням, сжимает грудь, — хочу тебя возле костра. Догоняй! — говорит, резко отпускает меня и бежит в воду. Принимаю вызов, бегу следом. Знаю, почему не взял меня здесь. На камнях неудобно. Переживает за мои травмы, хоть сегодня они и беспокоят меня намного меньше. Доплываю до берега, вылезаю из воды, Амин ждет меня с полотенцем. Подхожу, отбрасываю полотенце в сторону и прижимаюсь к нему голым мокрым телом. Он подхватывает меня на руки и несет к костру. Укладывает на плед. Вижу, он не собирается торопиться.

— Я хочу тебя любить медленно, неспешно, — в его глазах сквозит нежность, сдерживаемое желание и… обожание. Читаю это, ведь он открыт для меня, — как в нашу первую ночь, помнишь?

— Помню. Такое не забыть.

— Для меня ты и правда все еще моя чистая девочка. Сейчас в свете костра ты так на нее похожа. Я ведь хотел тебя безумно еще с той ночи на Ивана Купала. Помню твое румяное лицо в ту ночь.

— Поэтому ты хотел у костра?

— Да. Моя Мариша, — целует в шею, слизывая холодные капли, — моя сладкая девочка, моя колдунья!

Его руки нежные, он другой сейчас и я другая. По-другому чувствую его прикосновения, острее, ярче. Потому что открылась, потому что выплеснула со дна самую грязь, потому что вижу, не испугало его это, не отвернуло. Нет в нем брезгливости, наоборот.

Вижу желание помочь мне исцелиться. Именно это он сейчас делает своими прикосновениями и поцелуями. Показывает, не смотря ни на что, я достойна любви, мое тело, оскверненное не раз, способно очиститься, и душа способна на открытые чувства, способна любить и быть любимой. От этого горячо и больно внутри.

Оказывается, когда очень хорошо — тоже больно. Когда используют тебя — это противно, надо сжать зубы и терпеть, а когда любят…что делать? Как выдержать, когда чувствуешь, что внутри мертвая земля покрывается первыми зелеными ростками. Они пробиваются через сухую землю, причиняя страдания.

И только, когда эта земля увлажняется слезами, пробиваться к свету им проще. Их уже не остановить. Они тянутся к солнцу, превращаясь в толстые лозы, их уже не растоптать так просто. Они ломают окончательно прутья клетки, выпускают наружу спрятанные чувства, которые разлетаются, словно испуганные птицы, хлопая крыльями. Заставляют сердце биться неровным ритмом, срываться дыхание и издавать громкие стоны.