Мелани Харлоу - На крючке Страница 50

Но его тело было теплым и дарило комфорт, а его глубокое и ровное дыхание снова утягивало меня в сон.

Утром я его выпровожу.

Как оказалось, у меня не было шанса выгнать Ника из моей кровати, потому что он проснулся раньше меня. Я села, потянулась, вдохнула запах свежего кофе и... боже мой, этот аромат! Это... я нюхала воздух как собака-ищейка... булочки с корицей Нони?

Я выпрыгнула с кровати, надела темно-синий комбинезон, несколькими быстрыми движениями расчесала волосы и направилась вниз, вспоминая все завтраки, которые готовил Ник с бабушкой. Большие сладкие булочки с корицей и сахаром. Возможно, мне придется отправиться на еще одну пробежку сегодня, но я съем одну из этих булочек.

Запах становился все сильнее по мере того, как я спускалась вниз, и я почти влетела в кухню, где Ник сидел за столом с чашкой кофе, а Нони занималась уборкой.

— Доброе утро, — пропела она. — Тебя разбудил шум? Я уронила металлическую кастрюлю, и весь дом задрожал. В последнее время мои руки немного трясутся.

— Нет. Это из-за запаха, — вдохнула я, мои колени подергивались в волнении. — Я мечтала об этом аромате так много раз.

— Булочки в духовке, — сказал Ник. — Иди, садись. Сегодня утром я поднимался на чердак. Посмотри, что я нашел. — Он указал на стол перед собой, на старый черно-белый фотоальбом. На обложке было выведено витиеватым шрифтом: Фотографии. Кожаные края были мягкими и изношенными, весь альбом разваливался, и время изо всех сил пыталось уничтожить сереющую белую ленту, которая удерживала страницы вместе.

Я села рядом с ним и положила альбом между нами.

— Этот тот альбом, который вы упоминали вчера, Нони?

— Он самый. — Она поставила кофе передо мной.

Ник открыл альбом. Черно-белые фотографии были прикреплены к черной бумаге с крошечными уголками. Свадебные фотографии, семейные фото, религиозные портреты детей. Мы медленно переворачивали страницы и иногда смеялись над особо суровым или хулиганским выражением лица ребенка, но в основном, благоговейно молчали, рассматривая более чем вековую историю его семьи.

Первое фото выглядело так, будто было сделано в начале двадцатого века, но время шло, и на страницах показывались менее формальные позы и более улыбающиеся лица. У всех мужчин Лупо были полные губы и крепкий лоб, темные волосы и глаза. Ник походил на них, хотя, вероятно, получил свою худобу и рост от своей матери. Наконец, мы дошли до свадебного фото его прабабушки и прадедушки, которую мы изучали в тишине.

— По ним можно сказать, что они были влюблены, — сказала я.

— Должно быть, да. У них было восемь детей.

— Ты можешь и не быть влюбленным, имея восемь детей, — напомнила я ему.— Или даже одного. — Не думая, моя рука легла на живот, и он опустил взгляд вниз.

Ник прочистил горло.

— Мы нашли кое-что интересное в конце. Посмотри. — С конца альбома он вытащил кусок материала и разложил его перед ней. Со временем белый хлопок пожелтел. — Это платок, — сказал Ник. — И посмотри.

На носовом платке было написано, казалось, красной помадой, три слова:

Я люблю тебя.

Внизу черными чернилами было напечатано: Крошка и Джо, 29 июля 1923 год.

Мгновение я пялилась, мурашки расползлись по моим рукам.

—  Какое сегодня число?

— 29 июля, — ответил Ник, затем он наклонился и прошептал мне в ухо: — Чертовски странно, верно?

Странно?

Нет. Странным был сыр Whiz. Оливковые листья. Картофельные чипсы с перцем и ливером.

Это же было чертовски тревожно.

— Что это значит?

— Ох да, это довольно известная семейная история. — Нони подняла кружку с кофе, с изображенной на ней кошкой, и сделала глоток. — Очевидно, Крошка отвергла папу Джо, и он решил вернуться в Чикаго. Ну, а она поняла, что любит его, как только он объявил о своем отъезде. Она пришла в его дом сказать об этом, но он был в процессе приготовления воскресного ужина для всей семьи.

Я улыбнулась, хотя мое сердце билось в хаотичном и неустойчивом ритме.

— Правда?

— Да, — продолжила она. — Он был на кухне, окруженный своими сестрами. И она пыталась вывести его на уединенный разговор, но он отказывался.

— Как и должно быть, — пробубнил Ник и поднял чашку с кофе. — Ветреная женщина.

— И что дальше? — спросила я. — Она написала ему записку?

Нони рассмеялась.

— Да, в ванной, своей губной помадой и на носовом платке. Затем прошествовала на кухню и протянула ему. И, по словам его сестры, они исчезли в кладовой на довольно неуместный промежуток времени.

Я приложила руки к щекам.

— Мне нравится! Ты должен повесить платок в ресторане. В рамке или типа того. С фото.

— Неплохая идея. — Он поставил чашку. — Нони, как думаешь, я могу забрать?

Нони махнула рукой.

— Забирай весь альбом. Знаешь, я удивлена, что он застрял в подобном альбоме. Он был так важен для нее. Должно быть, она забыла его. Знаете, они были женаты шестьдесят семь лет.

— Хорошо, что Ник нашел его. Иначе он бы потерялся навсегда. — Я не могла избавиться от мысли об одинаковых датах. Что это означало?

Нони кивнула, глядя на меня задумчиво.

— Да. Хотя ничего не длится вечно. Когда вещь должна быть найдена, ее находит нужный человек. Думаю, есть причина, почему платок был найден после стольких лет.

— Ты хочешь сказать... ты думаешь это знак? — спросила я осторожно.

Ник рассмеялся.

— Ты заинтересовала ее, Нони. Коко верит в знаки. Продолжай в том же духе, пожалуйста.

Я была слишком взволнованна, чтобы даже ударить его.

— Не обязательно, что это знак. Я просто имею в виду, правильно, что Ник наткнулся на этот платок. Должно быть, он должен принадлежать ему. — Она сделала еще один глоток кофе и подмигнула мне над ободком кружки.

22 глава

Позже этим утром Ник красиво расставлял стулья на веранде, пока я печатала некоторые истории Нони на ее компьютере, который напоминал мне тот, что мы использовали в начальных классах школы. В дополнении к историям семьи Лупо, она рассказывала о том, как росла на ферме, каково быть подростком в годы Великой Депрессии[1], и о знакомстве с ее будущим мужем Джо на танцах Объединенной организации обслуживания вооружённых сил в 1944. Я распечатала копию файла для Нони и отправила электронные копии Нику и себе — может, это и не была моя семья, но каким-то образом, я чувствовала принадлежность.

После обеда мы попрощались с Нони и отправились в путь. Было пасмурно, поэтому мы не стали опускать крышу, и конечно же, примерно через десять минут на трассе I-75 начал накрапывать дождь, а затем полил в полную силу. Видимость была плохая, и я бы не обвинила Ника, если бы он остановился и переждал непогоду, но он просто замедлился и старался лучше концентрироваться.