Звезда для гитариста (СИ) - Билык Диана Страница 51

Не-е-ет! И мое сердце, будто разламывает ребра и вываливается на пол, ему под ноги.

– Кто это, Игорёша? – ласково положив ладошку ему на грудь, ехидно спрашивает она.

И будто кинжал в горло с поворотом:

– Никто. Прохожая.

Я для него «никто»?

Пыль на сапогах. Мимолетное видение. Погасшая звезда. Все правильно.

Когда я ухожу, меня не трогают, охранники спокойно отступают. Это кажется странным, но я с вырванным сердцем ничего не испытываю, ничего не понимаю и не осознаю, что делаю. Иду прочь, будто в тумане. В голове гудит, в горле дерет тошнота, а тело пронзает неуемная дрожь. Игорь просто отказался от меня.

Но почему?

Осознание приходит позже, когда в спину летит мерзкий голос: «Догнать суку!». Я застываю за поворотом, как приговоренная, а затем короткий разговор:

– Папа, ты обещал! – женский писклявый голос.

– Да забирай. Делай с ним, что хочешь.

Игорь пытался меня выкупить, жертвуя собой, а я из-за шока не разобралась.

Когда один из охранников подбирается со спины, я метко отмахиваюсь локтем и выбиваю ему кадык. Он с хрипом падает и затихает в моих ногах. Жажда жизни у меня в крови, а пацаны научили драться насмерть. Сложнее было, когда дерешься с несколькими мужчинами, что превосходят тебя в весе и мощи, или идешь с кулаками против пистолета. Или когда тебя неделю гноят в подвале, потом трахают, как резиновую куклу… Тогда не получалось давать отпор, а сейчас мне есть за что сражаться.

Выхватываю из кобуры на поясе мужчины пистолет и нахожу во внутреннем кармане еще несколько обойм с патронами. Одна секунда передышки, снимаю предохранитель и жду. Считаю влетающие в виски секунды.

Три. Четыре. Десять.

Двое получают пули в лоб, не успев выглянуть из-за угла. Я беспощадна, я готова мстить до последней капли крови.

Кто-то кричит, в коридоре суматоха, возня, грохот, женский вопль. Осторожно выглядываю, чтобы оценить обстановку.

Игорь борется с Марьяном на полу. Я не могу стрелять, боюсь промахнуться. Из-за этого опрометчиво выхожу из укрытия и получаю справа удар по лицу. Пистолет выпадает из рук, и я едва не влетаю головой в каменную стену. Отталкиваясь ладонями от упора, бью ногой назад и попадаю в живот нападающему.

Ирина с криком растягивается на полу и орет, как резанная курица.

– Я тебя сгною, – хрипит Марьян и слабо отбивается от Грозы.

– Не успеешь, – Игорь его душит, натурально и беспощадно. Мне кажется, я даже слышу, как хрустят косточки насильника, как отрывается его голова.

Застываю в шаге от драки. Марьян сопротивляется какое-то время, а затем руки шлепаются на пол.

– Если ты убьешь отца, я убью ее, – говорит за спиной Ирина. Держит меня на прицеле, а я злюсь на себя за ошибку. Банально выпустила ее из вида.

– Если ты убьешь ее, я и тебя, сука, сломаю прямо здесь, – не унимается Игорь. Он изменился: злость заострила черты, глаза густо потемнели и стали бурыми, а губы сжались от напряжения. – Отойди от нее и положи оружие, или я оторву ему башку! Отошла, стерва!

Ирина неожиданно вздрагивает, переводит дуло в угол и вверх, а потом поднимает руки. Сдается?

– Отпусти его, пожалуйста, – говорит она дрожащими губами и опускается на колени. – Пожалуйста...

– Так ценишь своего насильника-отца? – горько смеется Гроза и, ударяя Марьяна затылком о камень, встает. – Или он с тобой шалил не так, как с остальными?

– Ты никогда не поймешь, – отвечает Ирина и вздергивает подбородок. – Он для меня что угодно сделает, а я для него. Уходите! – орет она и качает пистолетом из стороны в сторону, будто чертит на потолке полосы. – Уходите! – в ее голосе слышится истерика и отчаяние.

Игорь прикрывает меня собой.

– Зачем тебе нужен был сын? – я не могу не спросить, потому выглядываю из-за его спины.

– Я думала, что это вернет мне любовь… – Ирина подползает к Марьяну и отбрасывает пистолет нам под ноги. Я подхватываю его и держу на прицеле безумную парочку. Смотрятся они жалко, от одного вида тошнит.

– Так хотела любви, что при первой возможности сына на улицу выбросила? – язвит Игорь.

Она пожимает плечом, любовно поглаживает Марьяна по разбитому лицу.

– Времена меняются, Гроза. Все еще может поменяться. Я заслужу любовь отца, сделаю все ради этого. Идите прочь! Вам недолго осталось жить, он все равно найдет! Пошли во-о-о-он! – она будто обезумела, трясется и плачет над Егоровым, а я ликую. Мне так хорошо осознавать, что он пострадал. Ублюдок чертов! Пустить ему контрольный в голову?

Но Игорь тянет меня на улицу...

Где нас уже ждет полиция. Они просят поднять руки за голову и повернуться спиной.

Глава 70. Звезда

Игорь пытался взять вину на себя, но я выступила вперед, бросила пистолет под ноги и признала свою причастность ко всем преступлениям. Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал. Чтобы кто-то отвечал за меня. Хватит. Надоело бегать.

Обвинение в покушении на Егорова и убийстве некого Бергуна, скорее всего, того самого лысого в квартире, и еще нескольких мужчин звучало как-то со стороны. Потому что больше всего меня душило отчаяние Игоря. Он бросался на полицейских, кричал, что они все ответят, отбивался от мужских рук, пока его не оглушили, а мне надели наручники и попросили сесть в служебную машину.

Я покорно послушалась. Справедливости все равно нет. Я просто хочу, чтобы Игоря не трогали. Когда машина тронулась, я прижималась к стеклу и искала его высокую фигуру в толпе. И не находила. Сердце рвалось из груди, а я не могла понять почему. Почему мне так больно с ним расставаться? Люблю? Или просто привыкла?

Хлопок металлической двери выдергивает меня из мрачных раздумий. Разбитая губа саднит, кожа на кистях воспалилась от тугих наручников, но я уже со всем смирилась.

– Вероника Звездная? – замечаю, что у следователя разноцветные глаза. Один серый, второй голубой. Он садится рядом, повернув стул ко мне спинкой. Крепкие ноги, сильные руки, мужественная челюсть и ровные белые зубы.

– Да, – отвечаю и роняю голову на грудь. Сил совсем нет. После ночи в камере мне хочется рухнуть на пол и не вставать. Желательно вечность.

– Хорошо, – вдруг понижает голос мужчина. – Ты признаешь, что покушалась на Егорова Марьяна?

– Признаю. И его охранников тоже я убила.

– Сама?

– Да. Я защищалась.

– А он говорит обратное. Что вы с Игорем Грозой напали на него с дочерью на вокзале.

– Игорь не виноват, я все сама. Он просто свидетель.

– Правда? – щурится следователь и потирает заросший густой щетиной подбородок. – Да только синяки на шее у Марьяна Батьковича ты не могла оставить, малая больно выросла.

– Игорь тут не при чем! – вспыхиваю и сжимаюсь. Договариваю спокойней: – Марьян меня лапал в туалете, он… – замолкаю, натыкаясь на скептический взгляд мужчины. Говорить о насилии бессмысленно, сейчас все равно ничего не докажешь. Много лет прошло.

Стискиваю губы и отворачиваюсь. Я не удивлена, что все подкуплены. Потому больше ничего не скажу.

– Уведите, – отмахивается следователь и утыкается в бумаги.

Несколько недель, а может, мелькнул месяц, смазываются слезами и тоской, и к дню суда я понимаю, что чудес не бывает. Приходят месячные: с привычной тошнотой, рвотой и обмороками. Ни беременности, ни счастья, ни выдуманной свободы нет. И надежд тоже. Я заблудилась в своих мечтах, и теперь спать – единственное, что мне хочется. Ни есть, ни пить. Ничего не хочу.

Когда меня приходят забрать, я лежу на кушетке, уткнувшись невидимым взглядом в черную стену, и пою:

– Но мы с тобою живем на воле, и греет солнце нам ладони… Глаза откроем, любви не скроем, о жизни мы ни с кем не спорим.

Коридор заканчивается быстро, меня выводят в зал суда. Я смотрю под ноги и не хочу поднимать голову. Не могу видеть знакомые лица, с надеждой смотреть в толпу и искать карамельные глаза. Я просто не могу больше верить в чудеса. Пусть все поскорее закончится.

– Встать, суд идет!