Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина Страница 51

— Ты в своем уме? Это как минимум невежливо, — едва не захлебнулась она возмущением. — Тем более Павел Олегович ясно дал понять, что присутствовать должны все.

— Мне пох-рен, — протянула, продолжая играть на нервах, — и на твоего Олежика, и на Скибинского. Можешь так и передать.

— Да ты совсем уже… — охренела Вика с моего пофигизма.

— Что, «совсем»? — вскочила с пуфика, отбросив расчёску. Внутри все клокотало от обиды. Сестра называется. Хоть бы раз поддержала. Сколько живу тут, столько и слышу, какая я херовая и неблагодарная. А я просила их об опеке? Лично я? За что благодарить? За кусок хлеба, о котором непременно напомнят при случае? — Я всё знаю, Вик: даже не мечтай подложить меня под Турского. Я скорее вздернусь, чем буду с ним.

Вика упрямо пождала губы. Как же мне знакома эта черта. Сама такая же. Но упрямство упрямству рознь. Упрямство хорошо, когда идешь к поставленной цели, добиваешься чего-то, не сходишь с выбранного пути не смотря на усталость и разочарование, но не с близкими людьми. Такое упрямство ранит и отталкивает.

— Дура, я как лучше для тебя хочу. Брак с Олегом откроет для тебя море перспектив. Будешь жить не тужить и горя не знать, — привела весомые по её мнению аргументы.

— Как ты? Извини, Викусь, но я не настолько падкая на деньги, чтобы раздвигать ноги…

Звонкая пощечина оборвала концовку. Голова мотнулась вправо, щеку обожгло огнем. Против всех ожиданий слёз не было. Только жгучая ненависть, вспоровшая вены тупым ножом.

— Да что ты знаешь обо мне? — зашипела сестра, уничтожая горящим взглядом. — Это из-за тебя, сучки недоношенной, заболела мама. Из-за тебя она всю жизнь промаялась по больницам, — перешла на крик, метая молнии.

Каждое слово — яд, против которого нет противоядия. Кислота — разъедающая меня до костей и уничтожающая те несчастные крохи понимания, что ещё оставались между мной и сестрой.

— Из-за тебя… — перешла на зловещий шепот, — я предала любимого человека, потому что МОЯ МАТЬ нуждалась в деньгах на лекарства. Кто их достал? М?.. Ты, что ли? Ты?! — схватила меня за плечи, стряхнула, а затем отшвырнула на пол.

Специально сделала или случайно получилось — не знаю, но я ударилась лопаткой об угол туалетного столика, невольно вскрикнув от боли.

— Только попробуй завтра не прийти, — нависла надо мной, оскалившись. — Мне и делать ничего не придется, Павел Олегович сам тебя с дерьмом смешает.

Об уходе сестры оповестил резкий поток воздуха, а после — громкий хлопок дверью.

Я так и осталась сидеть на полу, прикусив дрожащие губы.

Снова давящее чувство вины перехватило стальными тросами грудь, вонзилось в сердце, раскромсало его вдоль и в поперёк.

Этот пожизненный крест — быть виновной в смерти родного человека высосал из меня все силы. Всю кровь высосал. Зря не напилась. Зря не попробовала волшебной травки. Глядишь, и жизнь бы казалась малиной, и нападки сестры не ранили похлеще ножа.

— Я не хотела её смерти! — ударила кулаком по тумбочке, ободрав о торец костяшки. Глаза жгло от непролитых слёз. — Не хотела… — выдохнула опустошенно, уткнувшись подбородком в колени.

Если бы можно было не появляться на свет — я бы с радостью не появлялась. Нет, я не жалуюсь и не жду сострадания, просто у всего есть предел, граница, переступив которую можно потерять себя, прыгнуть с того самого утеса, смиренно опустив руки.

Я боюсь этой границы. Очень боюсь. Боюсь, что, когда меня накроет, никого не окажется рядом. Боюсь потерять себя. Стать игрушкой в чужих руках.

— Как же вы меня все за*бали, — прошептала сдавлено, не чувствуя ни жжения в содранных костяшках, ни пульсирующей боли на месте удара, ни тем более пылающей щеки. Это всё мелочи. Человек всегда ранит в ответ, если его задеть за живое. Что такое физическая боль? Всего лишь поврежденный участок тела. Поболит и пройдет. В сто крат больнее от въевшегося под кожу чувства вины и продемонстрированной родным человеком ненависти.

Глава 19

Мне не оставили выбора. Конечно, можно было послать Скибинского куда подальше, забаррикадировавшись у себя в комнате или поехать с ночёвкой к Тасе, но то ли здравый ум не позволил совершить очередную глупость, то ли элементарный упадок сил, воспротивившийся намечающейся схватке.

До полуночи просидела на полу, приходя в себя после общения с сестрой. И только спустя несколько часов, когда вышла из ступора, смогла прочувствовать весь масштаб катастрофы.

Это уже не слухи, не догадки, а самая настоящая констатация факта — меня в открытую готовили для Олега, ничуть не беспокоясь о моем мнении.

Хотелось встать, пойти среди ночи к Павлу Олеговичу и устроить «свадебный переполох», но благодаря титаническим усилиям воли сдержалась. Опять же, по непонятно каким причинам. Хотя внутри, не смотря на внешнюю заторможенность и отстраненность, разбушевался самый настоящий ураган.

За всю ночь я так и не уснула. Я то наматывала круги по комнате, строя мстительные планы, то мечтала бросить универ и сбежать к тётке, лишь бы не сдаваться, не прогибаться под обстоятельства.

Рассвет встретила на ногах. Чтобы хоть как-то сбросить нервное напряжение, решила пробежаться к лесу.

Петляя вдоль высоких сосен вспомнила о Найде, о постигшей её участи и чем больше думала о своем жестоком окружении, тем больше распалялась. В итоге — не успокоилась, а ещё больше накрутила себя.

Вернувшись в комнату, кое-как приняла душ и стиснув зубы, нанесла на поврежденную лопатку крем от ушибов. Темные круги под глазами скрыла с помощью тоналки, а на содранную кожу костяшек, дабы отсечь ненужные вопросы одногруппников, надела кружевные перчатки без пальцев. В ансамбле с чёрным блейзером, коротким топом и приталенными брюками получилось весьма неплохо.

В семь часов утра я уже была в университете, готовясь к сдаче первого экзамена. Не смотря на столь ранний приезд, в аудиторию зашла самой последней, ближе к обеду. Куда спешить?

Экзамен сдала, но чувствовала себя будто под толстым полиэтиленовым куполом. Чудом сдала на пятерку и то, если бы не усидчивость и настойчивость в стремлении не лишиться повышенной стипендии — давно бы забросила учёбу.

Потом, в состоянии сомнамбулы, пошла с одногруппниками в кафе. Все пили пиво, я — сок. Все смеялись, строили планы на лето, я — смотрела на их лица, наигранно улыбалась, поддакивала в нужных моментах, и мысленно содрогалась от предстоящей поездки к Олегу.

Не дай бог Вика что-то затеялась за моей спиной… Боюсь даже думать о возможном браке с Турским. Во-первых, я не люблю его. Во-вторых — ни разу не дала повода и не ответила на ухаживания. В-третьих — а мое мнение разве ничего не значит? Нет?

Домой приехала в подавленном состоянии. Семёновна порывалась узнать причину, взирая на меня с тревогой. Рассказывать о вчерашней перепалке с сестрой не было никакого желания. С трудом запихнула в себя самодельный бутерброд, отказавшись от предложенного полноценного обеда и поднялась к себе, на всякий случай попросив разбудить меня в шесть часов вечера.

К Турским всё-таки опоздали. Как ни странно, не из-за меня. Я-то что? В чем была с утра, в том и поехала, правда, сменив удобные мокасины на нарядные туфли. А вот сестра… произвела целый фурор. Я, конечно, понимаю, что на дне рождения Олега будут все сливки криминального общества, но не настолько, чтобы выряжаться в пух и прах.

Вика вырядилась. И не скажу, что плохо, наоборот, выглядела потрясающе. Длинное приталенное платье из темно-синего бархата выгодно оттеняло легкий загар и подчеркивало соблазнительные изгибы фигуры. Высокая грудь отсвечивала перламутром в v-образном вырезе, а длинные стройные ноги загадочно мелькали в боковом разрезе, притягивая к себя взгляды едва не всех мужчин. Я по сравнению с ней выглядела такой себе замухрышкой, что не могло не радовать. На то и было рассчитано.

Правда, сестра, заметив мой «наряд», недовольно поджала губы, а вот Павел Олегович заставил меня удивленно приподнять брови, заявив, что одета я со вкусом и достаточно стильно.