Теодор Рошак - Воспоминания Элизабет Франкенштейн Страница 56

Итак, месье Казот сообщил, что граф Калиостро извлек из его уха частичку серы и на его глазах превратил в чистейшее золото. Как это часто случалось с нашими гостями, он пустился в жаркий спор с бароном, который, в приступе раздражения, спросил наконец: не является ли это несомненным доказательством того, что спагирическая философия есть выдумка лицемерных шарлатанов и фокусников? «Если б, месье, золото можно было получить, просто залезши в ваше немытое ухо, — заявил барон, — граф Калиостро был бы богаче меня, а с ним и всякий нищий на улицах Европы. Однако этого о них не скажешь. По моим сведениям, сэр, ваш жулик граф жалкий должник и банкрот, занимает, где может, как все ему подобные». Едва произнеся сии слова, он взглянул через стол на матушку и, покраснев, уткнулся в свой бокал, ибо прекрасно знал, как матушка интересуется этим предметом. Потом я спросила ее, чем объяснить враждебность отца. Я не могла поверить, что он относит ее и Серафину к числу шарлатанов, которым никогда не давал спуску. Устало вздохнув, она объяснила:

— Как многие скептические умы нашего века, барон знаком с древними учениями лишь в профанированном виде — к чему приложили руку шарлатаны; в его собственной натурфилософии такое происходит не реже, чем в оккультных искусствах. Прошлым летом в Страсбурге объявился некий физик-механик, который заявил, что изобрел вечный двигатель, чей принцип действия основан на точном следовании законам Ньютона. И что же человек, приобретший аппарат, обнаружил, заглянув внутрь? Голодную крысу, бегающую в колесе! Что Калиостро негодяй, не подлежит сомнению. И все истинные адепты почитают его за такового, но об этом барон не узнает.

В своей наивности я поверила матушке на слово, что следует простить барону его ограниченность, а тем более, когда она добавила: «Он же, в конце концов, мужчина». Ибо ничто в моих занятиях не подчеркивалось с таким упорством, как факт, что я приобщаюсь к знаниям, принадлежащим женщинам. Однако если рисунки в «Книге Розы» были прекрасны, то текст ее был настолько темен, что мой женский ум отказывался его понимать. Я читала:

Терзай Орла, пока он не заплачет, а Лев ослабнет и, истекши кровью, умрет. Кровь Льва, смешанная со слезами Орла, есть сокровище Земли.

Но даже поняв, что орел — это символ высшей добродетели и химического процесса, называемого возгонкой, а лев — символ философского камня, золота и солнца, я не могла разобраться в этом учении.

— Ты должна быть упорной, моя дорогая, — подбадривала матушка. — Хотя это сложные вещи, наш Высший Разум был создан, чтобы постичь их. Помнишь время, когда ты бродила с Виктором в горах и останавливалась на краю обрыва, чтобы заглянуть вниз? Представь, что ты стоишь сейчас на краю пропасти; и поверь, если бросишься в нее, полетишь, как огромный ястреб, подхваченная ветром. Поверь, что твой ум тоже имеет крылья.

Мое страстное девическое любопытство куда больше привлекало в «Книге Розы» то, что в ней говорилось о женитьбе (и особенно о том, что потом происходит в спальне), чем о символических львах, волках и драконах.

Се (читала я), ступает прекраснейшая из дев, облаченная в дамаст и шелк, и с нею прекраснейший из юношей в алых одеждах. Они идут, взявшись за руки, в розовый сад, и каждый держит в руке благоуханную розу. Там, завидя гостей, ожидающих их, дева обращается к ним с таковыми словами: «Вот мой возлюбленный жених. Сейчас мы должны покинуть этот чудесный сад и поторопиться в спальню, удовлетворить нашу страсть».

Тут же были рисунки, изображавшие влюбленных на брачном ложе, восхитительные одежды сброшены, тела сплелись в пылких объятиях. В другом месте я читала:

В сей день, в сей день, в сей день совершилось бракосочетание Короля. Ежели ты благородного рожденья, ступай в горы, на вершину трех храмов и стань свидетелем обряда.

Тут же были изображены Король и его красавица-супруга на ложе, он до упора вонзил в нее пенис и извергает мощный фонтан семени. И меня жгло желание, жгло желание…

Но не все сцены ухаживания и женитьбы были столь же пленительны. Одна из них была отвратительна. Прекрасный принц приближается к очаровательной деве, с которой он обручен. Он протягивает руку, чтобы приласкать ее, но вместо этого бросает ей за пазуху ядовитую жабу. Девица в ужасе смотрит, как рептилия приникает к ее груди и принимается жадно сосать. Надпись под рисунком гласит: «Положите ядовитую жабу на грудь женщины. Женщина умрет, а жаба раздуется от ее молока. Из него вы можете приготовить превосходное снадобье, которое вытягивает яд из сердца и хранит от всякой пагубы».

Я не могла понять, что бы мог означать этот рисунок; больше того, он вызывал во мне такое отвращение, что я всегда пропускала его, не глядя, когда листала книгу. Какой же неожиданностью для меня было увидеть тот самый гротескный образ там, где, казалось бы, меньше всего могла его встретить: на картине матушки! Ибо именно ее она вложила мне в ладонь — эту уродливую маленькую тварь. Матушка изобразила меня смотрящей чуть ли не с нежностью на это существо, прижимая свой сосок к ее тонким зеленым губам, словно это был младенец.

Что это могло означать? Матушка много раз говорила мне, чтобы я отождествляла себя с женщинами на рисунках: королевой, сестрой, супругой. Но здесь даму заставили кормить грудью уродливую жабу, и это убило ее. Не означало ли это, что женщинам опасно изучать химическую философию?

— Совсем наоборот, — с некоторой тревогой ответила матушка, тут же направилась к книжной полке и достала толстый свиток. Она расстелила его на столе, и передо мной оказался непостижимо сложный рисунок Космоса: круг внутри круга внутри другого круга, мир внутри мира внутри другого мира, — Смотри, — объяснила она, — это изображение Великой Вселенной во всей ее целостности и совершенстве, какой ее никогда не увидеть никакому натурфилософу. Считай, что это ограниченное представление о Божественном уме. Вот здесь, связуя все уровни существования, проходит золотая цепь, которая соединяет все времена и все пространства, от высших до низших. Работа Разума состоит в том, чтобы подняться по этой цепи и приблизиться к Божественному источнику, из которого возникает все на свете, чтобы мы могли все видеть так, как видит Бог. Жаба у девичьей груди символизирует первоматерию, которую ты видишь здесь в самой нижней точке космоса. Но и столь отдаленная от Бога, она тоже может стать священной. Молоко женщины, о котором говорится в «Книге Розы», есть философский камень, который способен очистить материю и превратить прах в золото. Это означает, что женщины тоже могут сыграть роль спасителей, так же как Христос, или Зороастр, или Гермес Трижды Величайший.