Френсис Поллини - Все красотки - по ранжиру Страница 7

— Не пытайся увиливать от ответа.

— Я и не пытаюсь, шеф.

— Начни с самого начала.

— Хорошо, шеф.

— Где ты был?

— Не понял, шеф…

— Перестань морочить мне голову!

— Послушайте… шеф…

Мистер Криспвелл мягко вмешался.

— Шеф, — сказал он. — Почему бы вам не разрешить ему рассказать все, что произошло, по порядку… не прерывая его вопросами… Понимаете, что я имею в виду?

Полдаски взорвался:

— Кто вы такой, черт вас возьми?! А-а?! Криспвелл! Не суйте свой нос куда не следует, Криспвелл! Вы полагаете, что мы тут шуточки шутим? Играем в детские игры, так, что ли? Какого черта вы лезете не в свое дело?!

— Шеф! Послушайте! — взмолился Понс.

— Я лучше доставлю тебя в участок. Черт, что это я с тобой здесь развожу тары-бары, да еще эти болваны суют носы, куда не следует. Боже праведный!..

— Послушайте, я вам все расскажу по порядку, — проникновенно взмолился Понс.

Это подействовало. Полдаски остался стоять на месте. Он вытаращил на Понса глаза.

— Не упускай ни одной детали, — пробормотал он наконец. И Понс рассказал ему все, спокойно и уверенно, тщательно и подробно, не упустив ни одной детали.

Полдаски все старательно записал в блокнот.

— Чертовски прекрасной предводительницей болельщиков она была, бормотал он, заканчивая запись. — Мы отыщем этого ублюдка, будьте спокойны, — добавил он, внимательно осмотрев каждого из присутствующих мертвую девушку, учителей, учеников, всех до одного.

Снаружи школы завыли сирены.

Это прибыла полиция штата, быстро и своевременно, как всегда.

Потом подкатила карета скорой помощи.

5

Майк Мак-Дрю помогал Марджори одеваться. Он сам в этот момент был еще не совсем одет — его брюки висели, аккуратно переброшенные через кресло, но девушке нужно было помочь, и конечно же, ему приятно оказать эту услугу.

— А где же крючок, милая? — мягко спросил Тигр, возясь с ее блузкой.

— О, черт! — пробормотала она со смешком. — Ты когда-нибудь отыщешь его?

— Это, в конце концов, не самая важная деталь туалета, правда же, дорогая? — Он также мягко рассмеялся.

— Конечно же, нет, милый, — вздохнула она. — Послушай, я не слишком громко кричала? Я думаю, было слышно… Кто-нибудь?.. — добавила она почти шепотом.

— У-гу. Нет, не очень. Ты же знаешь, что мой кабинет звуконепроницаем. — Он кашлянул. — Практически. — Он усмехнулся. — А где же теперь?..

— Ну, нашел?

— Да, милая.

Она повернулась к нему лицом, вся теплая и сияющая.

— Надень же мне поскорее трусики, Тигр, милый… — Она подшучивала над ним.

— Ты мне разрешишь это?

— Конечно.

— Для меня это большая честь.

И они оба мягко рассмеялись.

Теперь Тигр натягивал на себя брюки, напевая тихую мелодию, заправил в них рубашку, продолжая мурлыкать привязавшуюся песенку. А Марджори подошла к зеркалу и начала приводить себя в порядок. Она причесала волосы, подкрасила губы, напудрила лицо.

— Ты не слышал какой-то шум в коридоре? Топот ног? — поинтересовалась она как бы между прочим.

— Возможно, ученики переходили в другой класс, — сказал он, не придав этому никакого значения.

Марджори вздохнула, стоя перед зеркалом. Она поймала отраженный в зеркале взгляд Тигра. И тепло улыбнулась ему в ответ.

— Застегни мне молнию на ширинке, — шепотом попросил Тигр.

— Ах, черт, совсем забыла. Прости, Тигр… милый…

Она подошла к нему, вся теплая и нежная, встала перед ним, глядя на него снизу вверх, хитро наморщив свой прелестный носик.

— Ну, давай…

— Когда мы с тобой еще встретимся? — сказала она, опускаясь перед ним на колени, взялась за молнию, слегка ее потянула, а затем передумала, ее рука скользнула в брюки через расстегнутую ширинку, ласково и нежно касаясь уже усмиренного пениса.

— 0-го! — сказал Тигр.

— Тигр, милый!..

— Не надо…

— Позволь мне…

— Не сегодня…

— О, дай мне поиграться…

— Встань же, милая…

— Какой он у тебя миленький…

— Ты моя малышка…

— Я уже не малышка…

— Нас ждет работа…

— А разве мы?..

— Давай, поднимайся, милая, — сказал Тигр твердо.

Она серьезно глянула на него, потом недовольно надула губки и медленно отняла руку от любимой игрушки.

— Ты уже готов снова трахаться, — прошептала она восхищенно. — Очень легко возбуждаешься.

— Только не сегодня, — твердо стоял он на своем.

— О, милый, — она слегка рассердилась на него.

— Застегни молнию на ширинке, — прошептал он. — Милая. Она медленно застегнула брюки. Теперь он был полностью одет. Он улыбнулся ей.

— Ну, вот и все, — сказал он, тронув ее лицо, пробежав пальцами по ее щекам. Она в это время смотрела на него слегка обиженным взглядом, немного огорченная, но она по-прежнему улыбалась.

— Ну, а теперь скажи, где мы с тобой остановились? — спросил он, повернувшись к столу и обозревая бумаги. — Пойдем дальше… — произнес он почти про себя, направляясь к письменному столу.

6

Понс чувствовал себя очень несчастным. Ему было стыдно за свою беготню по школьному коридору с дикими воплями, ему было стыдно за многое другое, что произошло с ним в этот злосчастный день. Как ни скверно было на душе, он раз за разом мысленно спрашивал себя: выскочил бы он из кабины туалета так же стремительно и выл бы так же истошно, окажись на месте мистера Маммера кто-нибудь другой? Чем больше он думал об этом, тем лучше осознавал необходимость и неизбежность именно такого своего поведения. Весьма вероятно, что он заранее спланировал, что будет делать, еще до того, как дверь открылась и он увидел вошедшего. Но поступил бы он точно так же, окажись за дверью, скажем, Тигр или мистер Криспвелл… или кто-нибудь еще… вместо Маммера? Понс размышлял над всем этим — несчастный, жалкий, униженный, раздавленный. Маммер был в его воображении чем-то несомненным и неоспоримым. И был он, конечно же, всего лишь последней каплей, которая и вызвала такую бурную реакцию Понса. Тут уж у него никаких сомнений не было. В воспоминаниях он погрузился в еще более отдаленные времена. Он вспомнил, как в конце прошлого семестра, случайно зайдя в туалет, он повстречал там Маммера и узнал о нем нечто постыдное, что очень обескуражило его, озадачило и даже напугало: мужчина предложил ему… короче, сделал ему грязное, постыдное предложение, причем, в такой завуалированной форме, что Понс не сразу допер, что к чему, пока не стало поздно. Хотя до дела не дошло, так как он в конце концов понял, что хотел от него этот педераст, и сумел во время уйти, неоскверненный и неразвращенный, незапачканный. Он постоянно думал об этом грязном случае, как будто погружался в мусорную яму. Он не сказал о случившемся никому, так как раньше не слышал ничего порочащего Маммера, если не считать помешательства того на стремлении внедрить в их школе обучающие машины или программное обучение. Маммер был настоящим фанатом этих новомодных новаций в образовании, против которых резко выступали Понс и Тигр. Ему еще хотелось знать: почему Маммер выбрал именно его? Что во мне особенного? Думал Понс. Почему он выбрал именно меня? Это весьма тревожило Понса, но он никогда и ни с кем не поделился своей тревогой, так как ему было чрезвычайно стыдно. Со временем все это начало забываться, хотя он теперь старался обходить Маммера за милю. Общаться с ним, конечно же, приходилось на уроках тригонометрии. И вот опять эта встреча в туалете… Таков уж у него, Понса, непреклонный характер: он почти что желал не то, чтобы непременно убить Маммера, но, по крайней мере, сломать ему парочку ребер, или проломить череп, например. А что теперь ему делать? Рассказать о нем полиции? Или кому-нибудь еще? А что, если Маммер и есть убийца? Разве не может такой извращенец убить девушку? Каков ловкач! Понс взвешивал все аргументы, упорно размышляя над этим, крайне взволнованный. Снова он возвращался к преследующей его мысли: возможно ли, чтобы ни один человек на свете, даже Тигр, не знал об этой слабости, извращенности Маммера? Сам он никогда ни от кого не слышал, что тот педераст. Конечно, кто бы мог подумать о нем такое?! Он женат, у него дочь, рожденная в браке, в придачу! Почему же я? Понса тревожил этот вопрос, он его волновал всегда, но сейчас — вдвойне. Он ощущал себя обязанным кому-нибудь рассказать о Маммере. Если бы только он хоть раз услышал от кого угодно нечто порочащее Маммера! Он непременно выдал бы свой секрет. Прежде всего, он рассказал бы его Тигру.