Удиви меня (СИ) - Юнина Наталья Страница 73

— Девочка моя, ты на вскрытие хочешь и тут же МРТ. Где логику потеряла, на одной из конфорок?

— Ну я же серьезно.

— Мы не выбьем его раньше среды, даже если ты покажешь сиськи главному. Нет у них мест, Полина. Таких как мы много. Скажи спасибо, что еще среда. И да, я тоже думаю, что у нее где-то сидит рак. Пока нет диагноза — ты ничего не спрогнозируешь. И давай мы не будем обсуждать больных за завтраком.

— Хорошо, не будем.

— У меня через десять дней отпуск. Давай махнем на море на неделю. Пропустишь всего пять дней универа, — заманчивое предложение, мягко говоря. Но — нет.

— Нет. Я терпеть не могу опаздывать на занятия по милости пробок, а ты говоришь про пять дней. К тому же, у нас первый цикл по хирургии. А там пропускать вообще нельзя, все очень строго. Препод, говорят, жесть.

— У вас хирургию ведет Заславский. Это дедуля, который не оперирует уже как двадцать лет. Занятия он начинает в десять, а отпускает в двенадцать. Половину занятия он спит. Вторую половину — надиктовывает теоретическую часть. Не проверяет студентов на присутствие. И заметит отсутствие кого-либо только в одном случае — если аудитория будет полностью пустая. Но как правило студенты договариваются ходить через день. Единственное, что требуется от тебя — прийти лично на зачет с конспектом его лекций. И все — зачет. Так что ты подумай про отпуск. Не ищи отмазок там, где их не должно быть, — заканчивает свою речь на одном дыхании, допивая кофе. — Ну все, погнали.

— Сережа, ну, пожалуйста, — хватаюсь за его руку, упрашивая как маленькая девочка. — Ну я не буду мешать, просто посижу в стороне. Я же его тоже веду полтора месяца, почему не могу присутствовать на консилиуме?

— Потому что тебе там нечего делать. Исход консилиума ясен задолго до его начала. Бабульку уже вскрывают, а ты еще тут. Что, все, любовь к трупам прошла? — насмешливо бросает Алмазов, хотя знаю, что ему сейчас совершенно не до смеха.

— Не смешно. И ее вскрывают через пять минут. Ну, Сережа.

— Я сказал — нет. Накаркала ее кончину — вот и иди.

— Ну, Сережа.

— Три подряд «Ну, Сережа» — это уже однозначно перебор, Полина Сергеевна. Все, кыш. Давай, давай, Поль, — подталкивает меня под поясницу.

Впервые в жизни стою в морге с похоронным лицом. Я и так знаю от чего умерла бабулька. Старость — ее диагноз. Вот и все. Вместо того, чтобы быть с Алмазовым на консилиуме, я стою и смотрю на то, как вскрывают мумию. К счастью, длится это недолго. Хотя все равно я уже пропустила все, что хотела. Иду медленно, не особо смотря под ноги, проще говоря — считаю ворон по сторонам. Сегодня хотя бы не душно, один единственный плюс. Подхожу к запасному выходу и тут же натыкаюсь на Измайлова. Худой, бледный и изможденный стоит чуть сгорбившись, опираясь о каменную стену и курит. Снова курит. Ну как так можно?

— Зачем вы это делаете?

— А ты зачем ешь?

— Причем тут это? Я про вашу сигарету. У вас одышка, а этим вы только все усугубляете.

— И я про нее. Ты ешь потому что тебе это жизненно необходимо, а я курю потому что это меня отвлекает и насыщает. Точно так же, как и тебя еда, — я уже не реагирую на его «ты», некогда крайне раздражавшее меня. Раздражает уже только его нелюбовь к себе. — Я сдохну со дня на день, неужели ты думаешь, что в угоду кому-то брошу то, что приносит мне удовольствие?

— Вы должны сделать это для себя. У вас молодой организм, вы вспомните себя еще два месяца назад. Это же небо и земля.

— Точно, как раз будет земля пухом и небо, — не раздумывая, говорит в ответ.

— Может не сейчас, но вам смогут одобрить операцию.

— А я думал ты умнее, — закатывает глаза, хватаясь за бок. — И циничнее. А на деле оказалась дура дурой.

— Я знаю, что вы сейчас делаете. Хотите меня уколоть и обидеть. Может это и справедливо, учитывая то, как пренебрежительно я повела себя с вами при первом знакомстве. Но я, в отличие от вас, способна признать свои ошибки. И уж точно не дурнее других. Мой врачебный цинизм никуда не делся, но и отрицать возможность операции — не могу. У вас же есть дочь. Неужели вам не хочется увидеть, как она растет? Ведь должен быть какой-то стимул. Вас совсем не трогает то, что ваш папа почти поселился здесь? Его знает уже каждый медработник. А вы все равно делаете все, чтобы себе навредить.

— Я делаю все, чтобы мои последние дни прошли на моих ногах и с тем, к чему я привык и что люблю. А моим родителям будет куда проще избавиться от всего этого дерьма. Иди куда шла, хорошо?

— Пойдемте вместе на отделение. Вы же уже покурили.

— А теперь я дышу свежим воздухом, компенсирую, так сказать, — горько усмехается, отталкиваясь от стены. Тянется одной рукой к двери и открывает ее мне, указывая глазами. — Иди.

Глава 45

Паршиво. Именно таким словом я бы охарактеризовала то, как я себя чувствую. И вроде бы не произошло ничего такого, чего не было раньше, но почему-то очень гадко на душе. Воодушевилась я только тогда, когда поднявшись на отделение, по какому-то счастливому случаю, узнала, что консилиум еще идет. Мало того, в ординаторской, а не в конференц-зале.

В ординаторскую зашла с каменным лицом, мол так и должно быть, я тут важная персона, которая слегка опоздала. То ли мое уверенное поведение, то ли наглый вид, но меня даже никто не спросил и не пристыдил. Вероятнее всего, по причине явных споров.

— А я согласна с Сергеем Александровичем. Вся проводимая антибиотикотерапия просто не имеет смысла. Если вы сейчас возьмете его на операцию, уважаемые кардиохирурги, — саркастически замечает начмед, чем добавляет себе в моих глазах десять баллов. — У него хотя бы появится шанс. А вот это вот все — как мертвому припарка.

— И вы туда же, Елена Николаевна. Ладно, Сергей Александрович у нас мыслит столь примитивно в силу молодого возраста. Ну вы-то куда? Ну возьмем мы его, а дальше что? Он помрет раньше, чем мы введем его в наркоз. Мы даже тупо операцию не начнем. У нас и так лимит посмертников превышен, а год еще не закончился. Нам и без того всю рухлядь везут, давайте добровольно добавим еще одного в список. Вы уж определитесь, то у нас показатели хуже всех, за которые вы нас как раз по голове не гладите, и тут же мы же должны кому-то там подарить псевдошанс. Давайте не будем вдаваться в эмоции. Да, жалко, да, молодой. Но давайте включим головы. Никакая больница его добровольно на операцию не возьмет. Никому не хочется портить себе показатели. Продолжайте консервативное лечение. Собственно, все. Вас здесь только двое — за оперативное лечение. И вы, Елена Николаевна, вместе с Сергеем Александровичем не кардиохирурги. Думаю, на этом можем закончить. Мы сейчас все оформим документально, вместе со всеми рекомендациями, хотя нового мы там ничего не напишем. Ну если кто-то хочет высказаться еще, пожалуйста, высказывайтесь.

Урод губошлепский! Мерзкий, противный, жирный рыжий хрен! Возможно, сейчас я осознаю, что я и есть та самая истеричка, от которой я мысленно шарахаюсь, но молчать становится все труднее и труднее. Мало того, что этот козел против всего, так еще и Алмазова обозвал фактически примитивным тупицей. Скотина. Кажется, я издала вслух какой-то звук и только лишь взгляд Сережи в мою сторону заставил меня закрыть рот. Никогда он так на меня не смотрел. И эти качки головой, мол вякнешь — прибью потом, действуют весьма отрезвляюще.

— Ну нет, вот и отлично. Мы сейчас все напишем, а так продолжайте антибиотикотерапию.

Продолжать уже мало что значащее консервативное лечение больше не пришлось. Измайлов ушел, а фактически сбежал из больницы вечером этого же дня. Ожидала ли я такого? Вряд ли. Как и то, что через два дня отец привезет его снова, только уже без сознания и не к нам в отделение, а в реанимацию. А еще через два дня он отправится туда, куда напророчил в наш последний с ним разговор, так и не приходя в сознание.