Би Сяошен - Цвет абрикоса Страница 9

— Ах ты, колесничий! Не затем ли ты уселся на меня со всем своим снаряжением, чтобы ездить и ездить по мне? Господин студент давно убедил меня, что то наилучшее, что принадлежит ему, поистине наидрагоценнейшая вещь на свете. И я — обладательница оного сокровища!

Студент прильнул к певичке тубами и прошептал:

— Сейчас я вытащу из тебя этот посох, подобный нефриту! Но едва твои очи узреют его великолепие, тотчас уписаешься!

Последнее замечание уже не имело смысла, так как певичка и так была точно орошена теплым дождем. Похоже, в росе любви искупалась. Мяонян погладила его жезл и в любовном восторге воскликнула:

— Добрая в деле вещь! И в сравнении с прошлым разом много мощнее. Неудивительно, что я чуть не померла. Скорее поместите его туда, где он только что пребывал. Кажется, мое второе «я» снова испытывает голод и жажду.

Студент вновь утонул в Мяонян. Он принялся резвиться и толочь пестом в этой ненасытной ступке. Но вот его подхватила горячая волна чувственной радости, и он почувствовал себя на грани блаженства. Когда Мяонян выругалась, он понял, что она в высшей степени ублаготворена. Ее изумительное по красоте тело и ягодицы вздрагивали и раскачивались, а он продолжал делать свое дело. Втыкаясь в нее, он нечленораздельно рычал и под конец стал всаживать в нее так, как если бы нанизывал на нитку жемчуг. У него пересохло в горле, а то, что находилось ниже живота, пылало, как раскаленное железо. Он был на грани — «вот-вот теплый дождь прольется из туч». И тогда он спустил тетиву и излился многими ручьями, до краев залив лоно влагой любви. Мяонян прилипла к нему, закинув ноги за поясницу. Ее сознание то угасало в ней, то прояснялось.

Здесь позволю читателю напомнить одну ходячую истину. Достоверно известно, что тот,

кто знает тонкости любвии овладел бесстыдства мастерством,одержит верх над всякой шлюхойи сердцем ее завладеет притом.

Проснувшись на другое утро, Мяонян первым делом засунула руку под одеяло и, найдя там великолепное канатище, в изумлении воскликнула:

— Господин Фын! Откуда у вас эти достоинства? Ведь в прежние свои посещения вы были ох как слабы! А ныне просто герой!

— Ненасытная сестричка! Несколько дней назад произошло со мной одно удивительное происшествие. Я отправился навестить приятеля в Цзиньлин, остановился по дороге в селении Древняя Обитель, где встретил дивного мужа, который передал мне секреты любви и научил доставлять женщине радость. Не знаю, удалось ли мне это?

Певичка утвердительно кивнула головой.

— Господин Фын! Мне было едва ли шестнадцать, когда некий заезжий гость лишил меня девства — был он не то из Пекина, не то уроженец Тяньцзина, специально приехал, чтобы «сломать ветку ивы, или сорвать девственный цветок». Помню, его орудие было цуней шесть-семь. Я привела его в бешенство, ибо готова была убить за ту боль, что он причинил мне. Он провозился со мной до четвертой стражи и только тогда оставил меня. И хотя был он из себя человеком большим и тучным, плоть его была не столь уж твердостоящей. И если бы не случилось так, что именно он лишил меня девства, я бы о нем и не вспомнила, ибо не было в нем, как я ныне понимаю, ничего особенного.

Рассказывая о себе, Мяонян внезапно остановилась, как если бы прикусила язык. Подумала: «С чего это я так расхваливаю его достоинства? Ведь со своим дивным даром этот похотливый заяц стреканет куда-нибудь, станет вольничать на всяком подворье и уже не будет предан мне душой и телом. А если пустить его гулять, где он только пожелает, то придется еще и охранять его от притязаний похотливых блудниц. И тогда его уж точно не дождешься». И, рассуждая так, она предложила студенту:

— Поверьте, я обратила свое сердце к вам. Уже едва ли не месяц держу ворота на запоре и всем отказываю. Оставила заботу о красоте и не румянюсь. Желала бы до конца дней служить господину. А если не будет по-моему, то увяну до срока и поседею от горестных вздохов. Из родных у меня только мать, которая желает жить при мне. К счастью, вы еще не обзавелись женой. Уповаю, что явите жалость к презренной певичке и возьмете в жены. — Тут она остановилась и, переменив тон, воскликнула: — Ах ты, потомок заячьего племени! Скажи, каковы твои намерения? Ежели согласен, то завтра же отправимся к тебе!

Студент едва осознал смысл речей певички, но ответил согласием. Любовники вновь возлегли — плечом к плечу и не успели глазом моргнуть, как солнце поднялось на три шеста. Только тогда они встали и переменили платье. Омылись и были вполне убраны. Студент заметил, что день что-то хмурится. И вправду скоро полил дождь. Дорогу развезло: не пройти ни пешему, ни коню, и студент почел за лучшее провести у Мяонян еще два дня. Эти два дня сблизили и укрепили их чувства. Они были нераздельны — точно два ствола, выросшие на одном корню. Преисполнившись любовью к студенту, Мяонян отдала ему и привязанность и сердце. Но студент, хотя и согласился на словах взять ее в жены, решил не спешить, опасаясь и необузданного нрава, и непомерных желаний певички. Да что тут говорить, ведь и любовь может стать бременем! Размышляя о ее предложении, он колебался, принять его или не принять. Видя его нетвердость, Мяонян решила выяснить его намерения:

— Господин Фын! Согласны ли вы стать мне опорой в жизни? Если да, то завтра же пойдем в управу!

Студент не знал, как быть. Тогда Мяонян трижды повторила вопрос, и ничего иного не оставалось, как ответить согласием. Но про себя он все же был недоволен таким оборотом дела.

— Господин Фын! — снова сказала ему Мяонян. — Разрешите мне навестить мою названую сестру Дай Ичжи. Самое большее через час я вернусь. Хочу попрощаться со своей сестрицей по прозванию Золотая Орхидея.

Скоро одевшись, Мяонян ушла. Когда она пришла к Дай Ичжи, та, увидев ее, воскликнула:

— Старшая сестрица! Что произошло и отчего вы так радостны? Заранее поздравляю вас!

— Пришла попрощаться с тобой. Завтра уезжаю. Захочешь повидать меня, приезжай осенью. — И, сказав так, она стала прощаться.

— Похоже, сестрица покончила с морем бед! — сказала Дай Ичжи. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь тоже бросить свое ремесло!

— Не печалься, — ответила Мяонян. — Заместо тебя я отдала свое сердце одному распутнику.

Певички взялись за руки и вышли из ворот, где и расстались. Едва Мяонян показалась в дверях, студент нетерпеливо спросил ее:

— Где это ты была так долго? Может, собралась навестить каждую из своих названых сестер?

Мяонян согласно кивнула головой, сказав, что так оно и было.

— Простите, заставила вас ждать! — извинилась она.