Мануэль Пуиг - Любовь в Буэнос-Айресе Страница 9

Второе сексуальное переживание выпало ей на следующий год, после одного разговора с Фанни. Той было уже шестнадцать, и как-то раз, когда учитель поставил ей ноль за невыученный урок, она разрыдалась, чем удивила Гладис, знавшую, что Фанни никогда не придавала значения отметкам. На перемене Гладис поинтересовалась, что с тою происходит, и подруга поведала, что ее домашние противятся ее помолвке с юношей-католиком, а она уже не может расстаться с ним, потому что весь минувший год каждую субботу отдавалась ему после кино. Гладис почудилось, будто плиты школьного двора у них под ногами превращаются в паркет студии Института Леонардо да Винчи, накреняются, затем совсем исчезают, и они обе летят куда-то в черную бездну. Гладис представилась глубокая рана на теле Фанни — единственное, что различалось в этой беспроглядной тьме, была бледно-розовая, поросячьего оттенка рана, и где-то далеко внизу, неразличимая глазу, шумела река — вероятно, кровь. Когда Гладис затем, в свой черед, исполнилось шестнадцать, она заключила, что теперь ее девственность тоже в опасности, так как именно в этом возрасте ее лишилась Фанни, и боялась возвращаться домой одна по темным улицам, которые ей приходилось пересекать по дороге из Института.

В скором времени случилось и третье переживание: одна из подруг по Институту предложила ей провести вечер с ее ухажером и его приятелем. Гладис с готовностью согласилась, поскольку подруга эта внушала ей доверие. Внешность же предназначавшегося ей кавалера окончательно ее успокоила: это был худой и слабый юнец, подобный ей самой. Они попили чаю в одной из центральных кондитерских и отправились гулять по скверам в районе Ретиро. Гладис предложила отдохнуть в освещенном месте, где стояли каменные скамьи. В ответ подруга высказала встречное предложение: чтобы Гладис со своим кавалером оставались здесь, а они отправятся дальше, в безлюдные окрестности порта. Гладис не хотелось оставаться наедине со своим кавалером, к тому же она не могла покинуть подругу — и посему решила следовать за этой парой из надежного круга света в неосвещенные места. Подруга, шедшая со своим юношей в нескольких шагах впереди, вдруг остановилась и, повернувшись, попросила их немного отстать. Долговязый юнец взял Гладис за руку — она ее не отняла. Они прошли несколько шагов в обратном направлении, но не слишком далеко, чтобы совсем не потерять из виду другую пару. И тут совершенно неожиданно кавалер поцеловал Гладис. Гладис не разжала губ — и лишь покосилась в ту сторону, где осталась подруга. В следующее мгновение юноша так же внезапно обнял ее и привлек к себе. Гладис ощутила сквозь одежду его напрягшийся член, ее пробрала мерзкая нервная дрожь, и она рывком высвободилась из объятий юнца. После получасовых уговоров и пререканий она позволила ему поцеловать себя — при условии, что тот не будет ее обнимать. Во время этой процедуры Гладис, косясь, не сводила глаз с подруги и ее ухажера и, к своему облегчению, констатировала, что подол той ни разу не задирался, хотя те и стояли, крепко обнявшись и вырисовываясь единой, слитной тенью на фоне светившего фонаря. Посягательств со стороны ее кавалера в дальнейшем не последовало: он больше не приглашал ее на свидание.

Взаимное соглашение с родителями

По обоюдному соглашению с родителями, завершив среднюю школу, Гладис поступила в государственное учебное заведение пластических искусств, чтобы продолжить занятия скульптурой. Одновременно она записалась на курсы английского языка и решила давать частные уроки рисования. Таким образом, день у нее бывал целиком занят. В новом институте она вскоре сошлась с одной из студенток, Алисией Бонелли. Той шел тридцать второй год, и она работала преподавательницей начальных классов. Алисия отважилась возобновить занятия ваянием, несмотря на стеснение, причиняемое сознанием, что она намного старше остальных студентов.

Последующие четыре года прошли для Гладис спокойно. Проблема с кем бы сходить куда-нибудь в выходные, которая мучительно переживалась ею из-за отсутствия ухажеров, разрешилась сама собой благодаря Алисии, которая неизменно составляла ей компанию в ее походах в театры и кино. Тем для общения им хватало, поскольку обе были одержимы любыми проявлениями искусства. Как-то, при удобном случае новая подруга рассказала Гладис — откровенно, хотя и с должной целомудренностью — историю своей связи с одним женатым мужчиной, с которым она перестала встречаться несколько месяцев назад, когда решила вернуться к творчеству.

Политическое сознание

15 сентября 1955 года произошла революция, свергнувшая режим Хуана Доминго Перона. В тот день Гладис не пошла на занятия, опасаясь уличных беспорядков, встала поздно и попросила домработницу, которая служила у них в доме всего несколько месяцев (в последнее время прислуга менялась часто, из-за того, что Клара Эвелия экономила на питании), чтобы та приготовила ей кофе. Домработница налила чашку и, не в силах далее сдерживать слез, выбежала в подсобное помещение. Гладис, наполнившись состраданием к девушке, отправилась за нею вслед и, не видя другой причины, принялась утешать ее, говоря, что новое правительство не бросит на произвол судьбы трудящихся и что, наоборот, обеспечит стране прогресс и благосостояние. Однако та продолжала плакать, ничего не отвечая. Гладис спросила себя саму, почему ей доставляет такое удовлетворение крах Перона. Потому, что его режим был фашистским, ответила она на собственный вопрос, а нельзя забывать, на что оказались способны Гитлер и Муссолини, очутившись у власти. Кроме того, с уходом Перона больше не приходилось опасаться запрета на ввоз журналов мод и иностранных фильмов. И, наконец, у матери не будет больше возникать проблем с прислугой. И удастся остановить инфляцию.

Профессиональное формирование

Что касается ее профессионального формирования, Гладис продолжала совершенствовать технику лепки, однако не скрывавшееся ею стремление соблюдать классические каноны, и даже неосознанная тенденция колировать великих мастеров снижали ее способность к самовыражению. По мнению ее хулителей именно этот конформизм и подражательность позволили ей в 1959 году получить единственную присуждавшуюся ежегодно государственную стипендию, которая давала право на пятнадцатимесячную стажировку в Соединенных Штатах. К тому времени ей исполнилось двадцать четыре. Поданная заявка и надежда на присуждение стипендии составляли смысл ее жизни на протяжении двух лет по окончании художественного Института. Гладис была уверена, что стажировка разрешит все ее проблемы: в Соединенных Штатах ее, как иностранку, будет окружать ореол таинственности и привлекательности, и на каком-нибудь светском рауте она познакомится с экстравагантным дирижером симфонического оркестра — венгром или австралийцем — и, возможно, в придачу, с английским романистом, что положит начало классическому любовному треугольнику. В воображении она всегда отдавала предпочтение европейцам, как правило, изгнанникам — жертвам какого-либо трагического конфликта, подобного Второй мировой войне.