Откровенные признания - Клейпас Лиза Страница 9

— Как вас зовут? — прошептала Лотти.

Ему понадобилось немало времени, чтобы ответить. Он опустил ресницы, словно пряча мысли.

— Джон.

Он был так высок ростом, что Лотти пришлось подняться на цыпочки, но она все равно не дотянулась до его губ. Обхватив ладонями ее талию, он бережно прижал ее к себе. В его глазах вновь мелькнуло странное, тоскливое выражение, как у утопающего. Лотти нерешительно положила ладонь ему на затылок.

Повинуясь движению ее ладони, он наклонил голову ниже, еще ниже, и наконец их губы слились в нежном долгом поцелуе. Поначалу его губы были просто теплыми и неподвижными, потом слегка шевельнулись раз, другой. Растерявшись, Лотти покачнулась в его объятиях, и он поддержал ее, прижав ладонь к спине. Она подалась вперед, вытянувшись в струнку, чтобы не лишиться долгожданного прикосновения. К счастью для нее, он держал свою страсть в узде и не позволил себе лишнего.

Наконец Лотти медленно отстранилась. Напоследок она коснулась его щеки, наслаждаясь теплом смуглой кожи.

— Я заплатила пошлину, — прошептала она. — Теперь можно войти в калитку?

Он серьезно кивнул и отступил.

Лотти вошла в калитку и побрела вдоль живой изгороди, с удивлением замечая, что у нее дрожат колени. Лорд Сидней молча следовал за ней по тропе к Стоуни-Кросс-Парку. Когда впереди показался особняк, они остановились в тени дуба.

— Здесь мы должны расстаться, — сказала Лотти, по лицу которой плясали пятна солнца, проникающего сквозь листву. — Нельзя, чтобы нас видели вдвоем.

— Конечно.

Лотти вдруг ощутила тянущую боль в груди.

— Когда вы покидаете Стоуни-Кросс-Парк, милорд?

— Скоро.

— Но надеюсь, не раньше завтрашнего вечера? В соседней деревне отмечают майский праздник. Е се гости поместья идут смотреть его.

— А вы?

Лотти сразу покачала головой:

— Все это я уже видела. Скорее всего я останусь у себя и почитаю. Но тем, кто увидит этот праздник впервые, он наверняка понравится.

— Я обдумаю ваш совет, — негромко пообещал он. — Спасибо за прогулку, мисс Миллер. — Он учтиво поклонился и ушел.

После завтрака Шарлотта вывезла кресло леди Уэстклифф в парк и покатила по вымощенным плитами дорожкам. Ник наблюдал за ними в открытое окно первого этажа и слышал, как престарелая дама читала нудные нотации компаньонке.

— Осматривать парк необходимо каждый день, — твердила леди Уэстклифф, жестикулируя отягощенной кольцами рукой, — а сорняки выпалывать, как только они появляются. Нельзя допускать, чтобы растения разрастались, иначе парк потеряет пристойный вид…

Делая вид, будто она почтительно слушает наставления, Шарлотта везла кресло по дорожке. Тяжелым креслом она управляла с неожиданной легкостью. Ее тонкие руки оказались на удивление сильными, она не выказывала ни малейших признаков усталости.

Пристально наблюдая за ней, Ник пытался разобраться в путанице мыслей. После утренней прогулки у него пропал аппетит. Он не находил себе места, бродил по поместью в каком-то оцепенении и ненавидел себя за это. Он считал себя закоренелым циником, человеком без чести и совести, всегда готовым дать волю своим животным инстинктам. Ему так долго пришлось бороться за место под солнцем, за то, чтобы выжить, что на более возвышенные стремления у него просто не оставалось времени. Ник был лишь поверхностно знаком с литературой и историей, его математические способности исчерпывались умением считать деньги и заключать пари. Его философия представляла собой десяток циничных принципов, усвоенных в окружении отбросов человеческого рода. Его ничто не удивляло и ничто не страшило. Он не боялся потерь, боли и даже смерти.

Но Шарлотте Ховард удалось несколькими словами и единственным неловким, невинным поцелуем повергнуть его в смятение.

Ник понимал, что Шарлотта уже не та девушка, какой ее знали родители, подруги и Раднор. Она привыкла жить минутой, не думая о будущем. Жизнь в вечном страхе, бегство от преследователей, сознание того, что дни ее драгоценной свободы сочтены, лишили ее последних иллюзий и ожесточили. И все-таки она по-прежнему бросала булавки в Колодец желаний… Если у нее еще остались желания, значит, есть и надежда. Эта мысль тронула Ника, разбередила душу, а он думал, что души у него больше нет.

Отдать Шарлотту Раднору он просто не мог.

Она должна остаться с ним.

Он схватился за подоконник, чтобы не упасть. Внезапное открытие обрушилось на него, подобно удару.

— Сидней!

Услышав этот оклик лорда Уэстклиффа, Ник вздрогнул и с недовольством обнаружил, что, засмотревшись на Шарлотту, совсем позабыл о бдительности. С невозмутимым выражением лица он обернулся к графу.

Лицо Уэстклиффа казалось еще более решительным и бескомпромиссным, чем прежде. В темных глазах метались холодные искры.

— Вижу, вы обратили внимание на компаньонку моей матери, — негромко начал он. — Миловидная девушка — и совершенно беззащитная. Мне уже не раз приходилось серьезно беседовать с гостями, интересующимися мисс Миллер. Я никому не позволяю досаждать моим слугам.

Ник выдержал пристальный взгляд Уэстклиффа, прекрасно понимая, что ему приказывают держаться от Шарлотты подальше.

— Неужели я посягнул на вашу добычу, милорд?

Выслушав оскорбительный вопрос, граф прищурился.

— Оказывая вам радушный прием, Сидней, я почти не ставлю условий. Кроме одного — вы оставите мисс Миллер в покое. Обсуждению это условие не подлежит.

— Ясно. — У Ника возникло подозрение: неужели Шарлотта открыла тайну своему хозяину? Нет, она не доверится никому, даже такому порядочному и благородному человеку, как Уэстклифф. Но если он все-таки знает историю ее бегства, то наверняка воспротивится любой попытке увезти ее из Стоуни-Кросс-Парка. Очень может быть, что Шарлотта добилась покровительства хозяина дома, переспав с ним.

Представив Шарлотту обнаженной, в объятиях другого мужчины, Ник чуть не передернулся от отвращения и мгновенно вскипел. Да ведь это ревность, изумленно понял он. Боже мой!

— Пусть решает сама мисс Миллер, — бесстрастно заявил Ник. — Каким бы ни было ее решение, я подчинюсь ей. Но не вам.

По предостерегающему блеску в глазах Уэстклиффа Ник понял, что граф ему не доверяет. Чутье не подвело Уэстклиффа.

Глава 4

Майский день в каждой деревне отмечали по-своему. Этот праздник зародился еще в Древнем Риме, в честь богини весны; в каждой римской колонии возникли свои обычаи, связанные с ним, в дополнение к пляскам вокруг майского шеста и песням. У Ника сохранились смутные воспоминания о майском празднике в Вустершире, особенно о «зеленом Джеке», шествующем через всю деревню в убранстве из веток и листьев. Малыш Ник испугался странного движущегося человека-куста и прятался за юбками старшей сестры Софи, пока Джек не прошел мимо.

С тех пор Нику ни разу не случалось побывать на майском празднике. Взрослому человеку тайный подтекст торжеств был абсолютно ясен: жители деревни танцевали с посохами фаллической формы, майские король и королева ходили от дома к дому, спрыскивая их обитателей «буйной водой», улицы украшали петлеобразными гирляндами, подвешивая к каждой по два шара из ноготков.

Стоя на холме неподалеку от особняка, Ник вместе с другими гостями смотрел на неистовые пляски жителей деревни. Улицы освещали сотни светильников и пылающих факелов. Под какофонию смеха, музыки и пения женщины по очереди занимали места у майского шеста. То и дело слышались резкие звуки охотничьих рогов. Юноши плясали, размахивая веревками, сплетенными из щетины коровьих хвостов. Потом эти веревки предстояло протащить по ночной росе, чтобы весь следующий год в деревне хватало молока.

— Надеюсь сегодня славно поохотиться, — услышал Ник мужской голос. Он принадлежал виконту Степни, развязному юнцу, известному любителю беготни за юбками. Его приятели, лорды Вудсом и Кендол, разразились скабрезным гоготом. Перехватив вопросительный взгляд Ника, Степни с ухмылкой объяснил: