Беспредельщик (СИ) - Устинова Мария Страница 9

К машине, хорошо видимый на фоне огня, направляется Толя.

Он садится за руль, оборачивается и жестоко смотрит на меня.

— Ты поедешь ко мне. И во всем, что с тобой произойдет, будешь виновата сама.

Глава 7

Джип разгоняется по ночной улице, словно всю ненависть ко мне Толя вымещает на педали газа. Сосредоточенно смотрит на дорогу, постукивая по рулю ногтем, и периодически бросает взгляды в зеркало заднего вида.

Я затихаю после истерики. Мы едем мимо Пушкинской, по оживленному проспекту, все дальше и дальше от дома, где спит моя дочь. Он везет меня в главную резиденцию.

Я ничком лежу на сиденье.

Дочку я больше не увижу, если не вымолю прощение, не упрошу, не докажу, что не виновата ни в чем… Все зависит от того, что Толя сделает дальше. Его людей нет с нами, значит, будет что-то унизительное.

Короткая остановка, пока открываются автоматические ворота. Внедорожник неторопливо катится дальше и замирает рядом с крыльцом. Толя выбирается наружу и обходит машину.

Я лежу, прислушиваясь к происходящему: под ногами у него скрипит гравий. Резко скрипит, словно Толя на взводе. Значит, будет больно… Открывается дверь, он хватает меня за волосы и вытаскивает из машины. Не говоря ни слова, тащит к дому. Не успевая за широкими шагами, я семеню, тихо поскуливая. Залитое слезами и расквашенной косметикой лицо запрокинуто в небо. По ступеням я поднимаюсь на ощупь: Толя не ждет меня, волочет беспощадно, лодыжка подворачивается, ее простреливает боль. От руки Толи пахнет бензином.

Он распахивает дверь и зашвыривает меня в залитый светом холл. Я приземляюсь на четвереньки: грязными, окровавленными коленями пачкаю паркет, но встать даже не пытаюсь. По гудящей тишине понимаю, что в доме мы одни. Часы на стене показывают два ночи.

Толя, как бумагу, рвет на спине платье. Я утыкаюсь лбом в пол и рыдаю, понимая, что сейчас будет. Мышцы каменеют и начинают дрожать в ожидании боли. Впиваюсь обломками ногтей в паркет, когда Толя целенаправленно проходит мимо и срывает со стены нагайку. Первый же удар рассекает кожу и я кричу. Спина становится липкой, ее невыносимо жжет — это очень, очень больно. Толя бьет меня несколько раз и каждый удар я жду с ужасом и надеюсь, что он станет последним. Останавливается он, как всегда, на четвертом или на пятом. С ремня капает кровь, а я монотонно вою, пытаясь унять адскую боль в спине.

Он стоит надо мной, переводит дух.

— Я не виновата! — гнусаво ору я, подняв заплаканное лицо.

Толя расстегивает верхнюю пуговицу, ослабляя воротник на дряблой шее. Тяжело дышит — устал. Мое счастье, что он в возрасте. Я глухо рыдаю, а спина горит, словно с меня заживо содрали кожу. В первый раз он меня избил за флирт. Я еще неопытной была, жили вместе четыре месяца и наши отношения я принимала за настоящие. В клубе ко мне подошел парень, сделал комплимент… а я имела глупость выслушать его шутку, посмеяться и улыбнуться в ответ. Толя не подал виду, что что-то не так. Не знаю, что он сделал с тем парнем, но меня избил, когда мы вернулись домой… Те рубцы видел Алекс.

— Я не хотела с ним ехать! — в слезах продолжаю я кричать. — Прицепился ко мне сам… угрожал… Толя, пожалуйста, я бы никогда тебя не обманула!

Он не отвечает, уходит в гостиную, а я ложусь лицом на сложенные руки и рыдаю на полу холла. Мне так больно… Из-за горячей крови воздух кажется холодным и неприятно касается спины. У меня кружится голова и хочется орать, ненавидеть весь мир… Зачем он ко мне полез?! Москвич сраный, решил, что с его папочкой все может себе позволить: и плевок в лицо сильному, и чужую женщину, все, что пожелает. Гад, сволочь, подонок! Он за свою глупость дорого заплатил… И, думаю, Толя тоже заплатит. Он человек холодный. Как варан. Из-за бывшей шлюшки не убил бы сынка мощного криминального клана, скорее, меня бы… Что теперь будет?

Толя в гостиной говорит по телефону. Он мне поверил — я его убедила. Считай он меня виноватой, не привез бы домой: я бы оказалась на соседнем сиденье с Беспредельщиком. Раз я здесь, накажет, но не убьет…

Разговор окончен, Толя идет сюда.

— Вставай! — схватив меня за запястье, он ведет меня на второй этаж.

Он заломил мне руку за спину и ведет наверх, другой держит за шею. Я жмурюсь, с трудом ковыляя по ступеням. Каждый шаг отдается в рассеченную спину, в ранах печет, словно в них огонь.

Толя ведет меня в нашу спальню.

Меня не было здесь пять лет, но я отлично помню планировку. В нашей спальне давно поселилась другая, но сейчас там пусто. Широкая кровать застелена шелковым комплектом жемчужного цвета. Пахнет свежестью и цветами. Я помню, как он заставил меня красить рот. Сердце быстро бьется, почти выскакивает из груди. Только бы не тронул… Но зачем-то ему нужны были мои алые губы.

Иногда бывало, со злости он заставлял меня… Не раз, и не два конфликты заканчивались оральным сексом. Я должна признать, что он прав, а я — нет. Толя считает, для этого есть один способ — взять у него в рот. И я делала это. После он становился тихим и мирным, оставлял меня в покое. И, думаю, этот вечер исключением не станет…

— Тебе напомнить, на какой помойке я тебя подобрал? А ты руку кормящую кусаешь, дрянь? Забыла, что я тебе дал!

Вместо того, чтобы расстегнуть штаны, Толя заталкивает меня в спальню, а затем еще раз добавляет по лицу. Я и так еле держусь, после того, как получила плетей… Но это шанс. Специально падаю боком, спиной к нему — чтобы видел кровь. Это мерзко, не эротично: так он быстрее отстанет, скорее уйдет. Потому что я не смогу ему… Сегодня не смогу.

— Прости, — молю я. — Толя, я люблю тебя. Я все поняла…

Я осекаюсь: под кроватью валяется голубой заяц.

Тот самый… Которого я Полинке обещала. Значит, она была здесь… Кто-то купил ей этого зайца, привез дочку сюда, а затем увез, спрятал. Это был не Толя — он все время со мной. Наверное, его доверенное лицо спрятал мою дочь. Только бы няня была с нею и Полинка не сильно испугалась…

Я плачу и в зеркало вижу, как бывший с омерзением смотрит на мою спину. Расчет верный — Толя останавливается.

— Дочь больше не увидишь, — отрезает он. — Никогда.

Резко хлопает дверь, раздаются шаги на лестнице и все стихает. Я хватаю игрушку и сжимаю изо всех сил. Пальцы утопают в искусственном мехе. Утыкаюсь в мех носом и реву. На сегодня он ушел, но завтра или послезавтра Толя вернется. Нет сомнений — будет наказывать меня дальше. Зачем-то он привез меня в свой дом, хотя мог силой увезти дочку, а меня бросить в квартире на Пушкинской.

Двигаться больно, но я сажусь и смотрю в темное окно. Перед воротами красные огоньки — Толя уезжает. Я одна в большом доме. Запертая, избитая, но живая.

Я живая.

За что… За что ты так со мной… И я не Толю спрашиваю — Алекса. Машину, охваченную огнем, я никогда не забуду. Стоили того ласки на капоте и последний поцелуй? Я того стоила, Алекс?..

Глава 8

На следующий день вместо Толи приезжает Костик.

Я лежу в постели — мне совсем плохо. Порванное платье и босоножки валяются возле кровати. Вчера я с трудом разделась и легла, пачкая постельное белье кровью.

За ночь раны воспалились. У меня жар, лоб в испарине.

Голова тяжелая от температуры и бессонницы. Спать я не смогла — даже боком не лечь, слишком больно из-за спины. Поврежденная лодыжка распухла и ноет. Кожа вокруг рассечений горячая. Так уже было… Всего Толя бил меня нагайкой несколько раз — не часто, это надолго выводило меня из строя. А когда забеременела, вообще перестал трогать. Я даже поверила: что-то меняется… Какая глупость. Он раньше давал мне антибиотики, тогда заживало быстрей. Я мечтаю, чтобы кто-то промыл мои раны, дал лекарства и я смогла поспать… Но когда дверь спальни открывается, я пугаюсь.

Костик, подергивая кадыком, останавливается на пороге и оценивающе смотрит на меня.