Эммануэль Арсан - Эммануэль. Антидева Страница 9

– А мои измены мужу вы считаете допустимыми?

– Вовсе нет.

Приговор смягчила милая улыбка и мягкая интонация Анны Марии.

– Надеюсь, вы пристыдили Марио, – съязвила Эммануэль.

– Нет. Вы развратничаете не из-за него.

– Неужели? А из-за кого?

– По собственной воле, конечно же. Вам это по душе.

Эммануэль с достоинством приняла удар. Но все-таки добавила:

– Марио со своими теориями тоже сыграл свою роль.

Анна Мария снова засмеялась. Ее органичность и непосредственность вызывали симпатию. Девушки уселись верхом на маленькую деревянную скамеечку под огромным тамариндом – солнце не проникало сквозь его густую листву. Они наклонились друг к другу, обе оперлись руками о дерево – Анна Мария вся в синем, Эммануэль – в трусиках, слепивших взор, когда девушка поднимала ноги, и в тоненькой просвечивающей кофточке лимонного цвета, сквозь которую прорисовывались, подобно рельефу, груди и темные соски. Густые пряди падали на глаза и на щеки, Эммануэль вскидывала голову, как молодая кобылка, чтобы стряхнуть волосы, а иногда, наоборот, вдруг захватывала их влажными губами и, нахмурившись, задумчиво посасывала. Она вновь безо всякого смущения разглядывала Анну Марию и находила ее невероятно красивой, более красивой, чем Ариана и ее полуголые девицы из спортивного кружка, более красивой, чем Мари-Анн с ее толстыми косами и волшебными глазами. Более красивой, чем Би… Эммануэль вдруг почувствовала, что ей совестно. Попыталась оправдаться перед самой собой: все ее девушки, даже Би, были земными, а вот Анна Мария – совсем другое дело. Это ведь очевидно! Она словно с другой планеты… Эммануэль погрузилась в мечтания о галактике: при мысли о том, сколько еще красоты скрыто в звездном небе, в полной недосягаемости, сердце прямо зашлось. Веселый голос Анны Марии вернул девушку с небес на землю – «ведь и на земле, в конце концов, есть чем заняться», – решила Эммануэль.

– Я знаю теорию Марио наизусть и поддерживаю ее больше, чем кто-либо, – сказала Анна Мария, отвечая на последние слова Эммануэль.

Гостья насладилась изумлением девушки и радостно продолжила:

– Я, как и Марио, считаю, что человек должен противопоставить себя природе, превзойти ее, прекратить ей потакать. Голос природы – голос греха.

– Таких выражений я из уст Марио никогда не слышала, – расхохоталась Эммануэль.

Анна Мария серьезно посмотрел на нее.

– Этот мальчик очень боится называть вещи своими именами, вы не замечали? Он ужасно целомудренный! Аристократ, понимаете ли.

Обе дуэтом смеются.

– У вас, наверное, тоже достаточно заслуг? – заметила Эммануэль.

– В Академии художеств было много студентов из высшего общества, которое мне и не снилось!

– Да? А где вы учились? В Риме?

– Нет, в Париже.

– А Марио пытался убедить меня в том, что вы недотрога.

– Недотрога? Да, я была такой, но это быстро прошло.

– Я подозревала вас во всех смертных грехах: в девственности, высоконравственности, религиозности!

– Ха-ха-ха! – развеселилась Анна Мария. – Вы недалеки от истины, я и правда девственна, вполне целомудренна и довольно щепетильна в вопросах морали и всего, что касается Церкви и моего осознания себя в качества Божьего творения.

Анна Мария увидела на лице Эммануэль то самое отвращение, которого и добивалась.

– Я сказала вам, что ваше распутство меня не ужасает, но не говорила, что я на вашей стороне, – объяснила гостья. – Думаю, что жить так, как живете вы, очень грустно. Ваш образ жизни мне столь же чужд, сколько и природа. Природа меня не шокирует, но я ее не люблю.

– Что же вы за женщина? – не очень-то любезно произнесла Эммануэль. – Жаль, что вы такая красивая.

Анна Мария мило улыбнулась.

– Спасибо. Вы тоже хороши.

Эммануэль вздохнула. Она оказалась в непривычной для себя ситуации, когда взаимное восхищение не увенчалось объятиями, поцелуями и слиянием тел. Анна Мария смотрела на Эммануэль с сочувствием.

– Вы не считаете, что красивой девушке приличествует верить в Бога? – спросила она.

– Напротив, вера кажется мне непристойной! Противоестественной.

– Об этом я и толкую! – зааплодировала Анна Мария. – Вера невероятно противоестественна. Она противопоставляет человека природе. Оно и хорошо. Хоть порой и мучительно. Мне ведь тоже иногда хочется отдаться своей природе. Я не чистый разум во плоти.

– Вы хотите сказать, что испытываете сексуальное влечение?

– А что, похоже, что я фригидна?

Эммануэль не поддалась на провокацию.

– Не знаю.

Затем, помолчав, спросила:

– Но как же вы живете?

– Воздерживаюсь.

Эммануэль скорчила гримасу.

– Вы даже сами себя не ласкаете?

Анна Мария не смутилась:

– Иногда! Но это меня угнетает.

– Почему? – возмутилась Эммануэль.

– Потому что это плохо. Всякий раз, когда я срываюсь, потом сожалею. Угрызения совести так ужасны, что полученное удовольствие теряет всякий смысл. Этим и отвратительна природа: она вас соблазняет, заманивает в ловушку, пускает пыль в глаза. Восторг, иллюзия, вздох, можно ли насладиться тем, что так мимолетно? Можно ли к этому привязаться? Стоит ли ради этого всем жертвовать?

– Чем всем?

– Всем, что отличает человека от животного. Назовите, как хотите: ум, душа, надежда.

– Но все совсем не так! – возмутилась Эммануэль. – Я вовсе не жертвую своим умом. Ни умом, ни душой! И надежд у меня достаточно!

– Какая надежда может сравниться с желанием увидеть Бога? Если вы не верите в вечную жизнь, то вы в отчаянном положении, у вас нет никакой надежды.

– Я просто верю в жизнь. Этого достаточно. Я вовсе не в отчаянии. Напротив, я счастлива! Никакие угрызения совести меня не донимают. Я люблю получать удовольствие, и мою душу это не смущает. Я наслаждаюсь жизнью, потому что мое тело и есть жизнь.

– Почему вы так упорно приравниваете жизнь к жизни тела? Я так же, как вы, стремлюсь к счастью и красоте, но истинное удовольствие не связано с плотью. Ускоренное биение сердца, следование животным инстинктам – не это делает человека счастливым. Люди не растения. Мы выше природы. Мы давно отделились от природы, от земли. Жизнь спасает нас от вселенной, где от смерти не скрыться. Наша судьба состоит в том, чтобы существовать дольше материи. Эволюция человека – это переход от телесности к духовности.

– Понимаю, – сказала Эммануэль. – Вы имеете в виду сознание, разум, поэзию. Но одно другому не мешает. Когда я наслаждаюсь, мой разум наслаждается благодаря телу: дело не только в плоти. А вы хотите, чтобы разум доставлял наслаждение самому себе, зачем? Жизнь бинарна: есть жизнь духа и жизнь тела. И почему эти две жизни надо противопоставлять? Зачем вам «мир иной» и вечная жизнь, когда душе хорошо и в этом мире?