Кристин Сэлингер - Семейные тайны Страница 15

— Вкусное вино, — похвалил Филипп. — Тебе понравится.

Она тоже сделала глоток.

— Ты прав. Очень вкусное.

— Назвать вам наши рекомендуемые блюда на сегодняшний вечер? — предложил официант и тут же стал бодро перечислять.

Они продолжали смотреть друг на друга, держась за руки.

Сибилл внимала официанту вполуха, улавливая каждое третье слово, не больше. Ее внимание было приковано к лицу Филиппа. Удивительные глаза, думала она. Как старинное золото. Нечто подобное она видела на картинах в Риме.

— Мне, пожалуйста, салат ассорти с уксусом и ваше фирменное рыбное блюдо.

Филипп, не отрывая от нее взгляда, медленно изогнул губы в улыбке и, притянув к себе ее руку, поцеловал ладонь.

— То же самое. И не надо торопиться, мы не спешим. Я очарован, — сказал он Сибилл. Официант, закатив глаза, удалился. — И заинтересован. Расскажи о себе.

— Ладно. — Вреда от этого не будет. Скоро им придется вести разговор с других позиций, поэтому, может, и лучше, если они постараются сейчас найти взаимопонимание. — Я — хорошая дочь. — Забавляясь над собой, она чуть улыбнулась. — Послушная, почтительная, воспитанная, образованная, добившаяся определенных успехов на профессиональном поприще.

— Тяжелое бремя.

— Да, иногда. Конечно, разумом я понимаю, что в моем возрасте недопустимо все время оглядываться на родителей.

— Но, — Филипп сжал ее пальцы, — ты стараешься не разочаровывать их. Обычное явление.

— Значит, и тебе это свойственно?

Он вспомнил про ночной разговор с умершим отцом.

— Больше, чем я мог предположить. Видишь ли, мои родители всего лишь усыновили меня. Но именно они подарили мне жизнь. Настоящую жизнь. Они создали меня. Что же касается тебя… — Он задумался. — Говоришь, ты хорошая дочь. Значит, есть и плохая?

— Моя сестра всегда была неуправляемой. Родителей это, безусловно, огорчало. И чем больше они разочаровывались в ней, тем большего ожидали от меня.

— То есть они желали бы видеть в тебе совершенство?

— Именно. А я, разумеется, далека от идеала. — Стремилась к этому, работала над собой, но идеалом так и не стала. Значит, как личность не состоялась, по их мнению. А как же иначе это можно расценивать?

— Быть совершенством скучно, — заметил Филипп. — И страшно. Да и зачем?

Сибилл в ответ лишь нахмурилась.

— Так что же произошло? — спросил он.

— Да в общем-то ничего особенного. Просто опять не угодила маме. Она требует, чтобы я поступила так, как хочет она… а я не могу. Не могу, и все.

— И поэтому ты терзаешься угрызениями совести, переживаешь, грустишь?

— И боюсь, что навсегда утратила ее расположение.

— Даже так?

— Это тоже не исключено, — тихо сказала Сибилл. — Я очень благодарна им за предоставленные возможности. Они дали мне хороший старт в жизни, хорошее воспитание, образование. Мы много путешествовали по миру, и я уже с детства начала знакомиться с культурой разных народов. Для моей работы это бесценный опыт.

Возможности, думал Филипп. Воспитание, образование, путешествия. А как же любовь, привязанности, развлечения? Неужели ничего этого не было в ее жизни? И вообще, сознает ли она, что характеризует скорее школу, чем семью.

— Где ты росла?

— Гм. Везде понемногу. В Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Париже, Милане, Лондоне. Отец читал лекции и давал консультации. Он — психиатр. Сейчас они живут в Париже. Маме этот город всегда нравился больше других.

— Ну да, а удаленность усугубляет чувство вины.

— Совершенно верно, — рассмеялась Сибилл, откидываясь на спинку стула, потому что им принесли закуску. Как ни странно, ей действительно стало чуть легче на душе. Рассказав ему немного о себе, она в некоторой степени избавилась от комплекса подлой обманщицы. — А ты, значит, вырос здесь.

— Приехал сюда, когда мне было тринадцать. Когда Куинны стали моими родителями.

— Стали?

— Это тоже часть той длинной истории. — Он поднял бокал с вином, изучающе глядя на нее поверх ободка. Обычно, откровенничая с женщинами о периоде своей жизни до встречи с Куиннами, он, как правило, излагал тщательно отредактированную версию. Лгать он не лгал, но и в подробности не вдавался.

Как ни странно, Сибилл ему захотелось рассказать все без утайки — голую неприкрашенную правду. Он колебался, размышляя, как поступить, и наконец выбрал золотую середину.

— Я вырос в Балтиморе, в бандитской среде. Однажды угодил в неприятную историю с серьезными последствиями. К тринадцати годам я уже вовсю катил по наклонной. Ничего хорошего мне не светило. Куинны предоставили мне возможность изменить свою жизнь. Они вытащили меня со дна, привезли в Сент-Кристофер, взяли в свою семью.

— Усыновили? — Эту информацию она и сама раскопала, когда собирала сведения о Реймонде Куинне. Но чем был продиктован их поступок?

— Да. У них уже были Кэм и Этан, однако они нашли место еще для одного подростка. И, надо признать, я на первых порах давал им жару, но они не отступились. Я вообще не помню, чтобы кто-либо из них хоть раз спасовал перед трудностями.

Вспомнилось, как умирал отец на больничной койке. Даже тогда, перед смертью, Рей тревожился за своих сыновей, за Сета. Беспокоился о семье.

— Когда я впервые увидела вас вместе, всех троих, — заговорила Сибилл, — то сразу поняла, что передо мной братья, хотя внешне вы абсолютно разные. Сходство прослеживается на каком-то неосязаемом уровне. Я бы сказала, вы пример того, как среда вырабатывает отсутствующую наследственность.

— Скорей уж, пример того, что два великодушных решительных человека способны сделать для трех несчастных мальчиков.

Сибилл глотнула вина, чтобы смочить горло, и добавила:

— И для Сета.

— Несчастный мальчик номер четыре. Мы пытаемся сделать для него то, что сделали бы мои родители. То, о чем просил нас отец. Мама умерла несколько лет назад, и мы все четверо какое-то время барахтались, словно щенки в воде. Она была потрясающая женщина. Мы мало ценили ее, когда она была с нами.

— Думаю, тут ты ошибаешься. — До глубины души тронутая неизбывной тоской в голосе Филиппа, Сибилл улыбнулась ему. — Я уверена, она чувствовала, что вы ее очень любите.

— Надеюсь. После ее смерти Кэм отправился в Европу. Стал профессиональным гонщиком. Состязался в скорости на парусных судах, автомобилях и прочее. И у него неплохо получалось. Этан остался здесь, купил себе дом. Он без залива и дня прожить не может. А я вернулся в Балтимор. Все-таки я по натуре горожанин, — добавил он, сверкнув улыбкой.

— Тебе милее Внутренняя гавань, Камденские доки.

— Точно. Здесь стал бывать наездами. По праздникам, изредка по выходным. Но это уже все не то.

Сибилл чуть склонила набок голову и с любопытством взглянула на него.

— А ты скучаешь по прошлому?

Она вспомнила, как ликовала в душе, когда поступила в университет и уехала от родителей. Она стала жить самостоятельно; никто не следил за каждым ее шагом, не взвешивал каждое слово. Она обрела свободу.

— Нет, но случалось, да и до сих пор иногда такая ностальгия накатывает. Разве в твоей жизни никогда не было прелестных летних деньков, о которых вспоминается с грустью и тоской? Тебе шестнадцать, в твоем бумажнике новенькие водительские права, и весь мир лежит у твоих ног.

Сибилл со смехом тряхнула головой. В шестнадцать лет у нее не было водительских прав. В тот год они жили в Лондоне, и всюду, куда ей было дозволено ездить, ее возил персональный водитель в форменном костюме. Правда, иногда ей удавалось ускользнуть из-под родительского надзора и она путешествовала на метро. Единственная форма протеста, на которую она отваживалась.

— Шестнадцатилетние девочки, — отвечала Сибилл, в то время как официант заменял тарелки с остатками салата на основное блюдо, — не столь привязаны к своим автомобилям, как шестнадцатилетние мальчики.

— Мальчику проще снять девочку, если он на колесах.

— Сомневаюсь, чтобы у тебя были проблемы в этой области, с машиной или без машины.

— И все же, как ты будешь обниматься с девушкой на заднем сиденье машины, если машины у тебя нет?

— И то верно. И вот теперь ты снова здесь. И твои братья тоже.

— Да. Сет попал к отцу при крайне сложных и неясных обстоятельствах. Мать Сета… ты услышишь всякие разговоры об этом, если пробудешь в городке еще какое-то время.

— Вот как? — Сибилл положила в рот кусочек рыбы, надеясь, что ей удастся проглотить его.

— Отец преподавал английский язык в университете, в филиале на Восточном побережье. Чуть меньше года назад к нему явилась женщина. Встреча проходила без свидетелей, поэтому подробностей мы не знаем, но, судя по всему, разговор был не очень приятный. После она отправилась к декану и обвинила отца в сексуальных домогательствах.