Луанн Райс - Потанцуй со мной Страница 17

— Ты не знаешь, может, сегодня это будет безопасно?

— Я не сильна в математике.

Оба засмеялись, и она попыталась посчитать, но она никогда точно не знала, в какое время месяца секс будет безопасным. Некоторые девочки говорили, что можно забеременеть в середине цикла, но ее соседка по комнате знала кого-то, кто однажды занимался сексом даже во время периода овуляции — и ничего. Так что Джейн закрыла глаза и пыталась считать, стараясь вспомнить даты, но она была не тем человеком, кто хорошо запоминает и считает, у нее не было никакого мысленного календаря.

— Только один раз, — прошептал он.

— Но, — начала было она.

— Я люблю тебя, Джейн.

— Я люблю тебя, Джеффри.

Слова звенели в воздухе. Разве эти слова не были самым главным? Разве они не рассказывали историю, более наполненную чувствами, чем любой из томов, изученных ими в Брауне? Это любовь. Любовь — это все. Любовь больше любого пространства. Она занимала все сердце Джейн, все ее существо, она была с Джейн повсюду, куда бы та ни пошла.

Они занимались любовью. Он вошел в нее. Она закрыла глаза, чувствуя, как он проскальзывает внутрь. Странная мокрота. Он заполнял ее. Никогда еще два человека не создавали такого жара. Интенсивность происходящего захватила ее, поднимаясь от того места между ее ног прямо к сердцу. Это было похоже на стрелу, и впервые в жизни она поняла смысл мифа о Купидоне.

Стрела вонзилась глубоко и навсегда.

В ту ночь она забеременела.

Джейн точно знала момент, когда это произошло. Она держала это в секрете, даже от Джеффри. Ей хотелось быть уверенной. Наполненная любовью, она ожидала, что будет наполнена страхом. Но это ожидание и настоящие эмоции Джейн сильно различались.

Она полюбила ребенка.

В тот же момент, абсолютно, так же, нет, больше, чем она любила отца. Ребенок был частью ее, а она была частью его. Как вообще было возможно такое чувство, как она могла объяснить это?

Она и не объясняла, по крайней мере поначалу. После танцев в кампусе был концерт, затем выпускной. Джеффри собирался в Нью-Йорк, на летнюю практику, он хотел поработать помощником у какого-то исследователя из Колумбии. А Джейн должна была работать у кузины ее матери, в пекарне Твин Риверз. Они бы вернулись в Браун в сентябре, вместе с младшей сестрой Джейн, Сильви, которая только поступила в университет.

Когда они прощались, Джейн плакала. Джеффри тоже. Они обнимали друг друга так крепко, даже не подозревая, что это происходит в последний раз. Или почти в последний.

Вот и сейчас во сне, в своей детской комнате в доме матери, Джейн снова плакала, плакала так сильно, что наволочка промокла насквозь. Она проснулась, обхватила себя руками, как будто пыталась удержать все внутри себя, вернуть все назад, снова соединить все кусочки трех жизней.

Однажды, услышав плач Джейн, в комнату вошла Сильви. Холодный лунный свет сочился сквозь голые ветви деревьев, и когда Джейн открыла глаза, она увидела сестру, сидящую на кровати. Сон Джейн вырвал сердце из ее груди, как если бы прошлое было диким животным, способным сожрать ее живьем.

Сильви держала Джейн за руку. Дул ветер, ветви скребли стекло. Джейн всхлипывала, тряся головой.

— Позволь этому закончиться, Джейн, — прошептала Сильви.

— Но, это не…

— Это закончится, если ты позволишь. Пусть все остается в прошлом.

— Это невозможно, Сильви.

— Ты мучаешь себя сама, — ответила Сильви. — Это происходит каждый раз, когда ты возвращаешься домой.

Джейн посмотрела на сестру, чувствуя, как ее дыхание замедляется. Теперь она совсем проснулась. Сон закончился. Так ли это? Сон на самом деле никогда не заканчивался.

Джейн закрыла глаза. Если бы только Сильви знала, на что это похоже. Часть сердца Джейн откололась и находится где-то в этом мире отдельно от нее. Живая, двигающаяся и живущая на краю яблоневого сада. Она любит яблочные пироги. Ее имя ей дала ее мать, Джейн.

Ее зовут Хлоэ.

Глава 8

Вот уже вторую субботу подряд Хлоэ работала в палатке, иногда ей удавалось прийти сюда посреди недели: вечером после школы. Сегодня воздух казался девочке особенно свежим. Он пах только что выросшей травой и непросохшей краской. Бутоны яблоневых цветов тяжело свисали с веток, ярко-розовые, готовые взорваться и превратиться в белоснежные цветы.

Дядя Дилан позволил Хлоэ самой выбрать цвет краски для стен палатки, и она остановила свой выбор на голубом, почти бирюзовом тоне, как раз такими были удивительные яйца, что откладывала курица Араукана. Полки будут желтыми, яркими, как лютики.

На Хлоэ был джинсовый комбинезон, под ним голубая футболка и старые теннисные туфли. Сережки в виде серебряных колец выделялись на фоне ее темных волос, падающих на лицо. Конечно, следовало надеть кепку. Поскольку она не была опытным маляром, девочка учинила кругом порядочный хаос. Казалось, на покраску старого дерева уходит целая вечность. Обе руки Хлоэ поголубели, и каким-то образом яркая полоска украсила ее правую щеку.

Отношение родителей ко всей «операции» по восстановлению старенькой палатки можно было смело назвать отрицательным. Ее отец вырос на ферме, сорок акров которой занимал яблоневый сад. В юности он поступил в колледж Роджера Уильямса, окончил его с отличием, стал актуарием, а затем удачливым страховым агентом, и все для того, чтобы его родным не приходилось пачкать руки в грязи. Он считал работу в фермерской палатке большим шагом назад.

Не так давно, на двадцать пятый юбилей свадьбы родителей, Хлоэ и Мона решили организовать танцы в амбаре. Девочки хотели устроить всем сюрприз, но им было всего по тринадцать лет, и они нуждались в помощи взрослых. Дядя Дилан в ту пору пребывал в глубоком трауре, и не мог сделать слишком многого, так что Хлоэ пришлось обратиться к маме.

Та была счастлива. Хлоэ помнила, как разрозовелись ее щеки, как будто она вновь стала молоденькой девушкой. Она так крепко обняла Хлоэ. Вместе они составили список гостей: обе бабушки девочки, брат ее матери и его жена, проживавшие в Портленде, друзья ее отца из Ротэри, друзья матери из садового клуба.

Мама соорудила красивые приглашения с изображением амбара, декорированного лентами и маленькими белыми лампочками. Потом они принялись приводить в порядок настоящий амбар, чтобы он соответствовал картинке. Это была волшебная ночь, и она почти не потребовала крупных денежных затрат! Мама наготовила гору запеканки, у них в подвале было полно яблочного сидра. Один из отцовских друзей в свободное время подрабатывал диджеем, и он согласился заняться музыкой. Гости протанцевали всю ночь. Когда Хлоэ и Мона устали, они просто забрались на сеновал и уснули.

Хлоэ хотелось бы, чтобы подобные воспоминания заставили ее родителей полюбить яблоневый сад. Они были иногда такими потрясающими, а иногда такими раздражающими. Что касается фермы, то на этот счет у них была «своя», современная точка зрения: землю следовало или продать, или сдать в аренду, в общем, сказать ей «прощай». А Хлоэ и дядя Дилан слишком сильно любили яблоневый сад, чтобы поступить подобным образом.

Прямо сейчас дядя Дилан работал в саду. Она могла слышать его, слышать звук лопаты: он сажал молодые деревья. Один раз дядя проехал мимо на своем зеленом тракторе, большие желтые колеса машины смотрели на Хлоэ, как огромные глаза совы. Дядя Дилан помахал рукой девочке, и она засмеялась. На нем были солнечные очки, и он выглядел как фермер, играющий в шпиона.

Он не улыбнулся в ответ. Дядя Дилан был самым забавным взрослым из всех, кого знала Хлоэ, хотя когда-то он носил с собой значок и пистолет. И Хлоэ и Изабелл думали, что он самый крутой дядя и папа, какой вообще может быть на свете. Никто из них никогда не мог бы представить его работающим на ферме.

Хлоэ жалела, что забыла дома часы. Ее должна была навестить Мона. Девочка надеялась, что подруга поторопится. Звук кисти, шлепающей о дерево, уже довел ее до невменяемости. Кисть разговаривала с ней, это ли не странно? У нее не было голоса, нет, но в ритмичных звуках можно было различить: «Мне скучно, тебе скучно? Оценят ли кошки то, что ты сделала, чтобы купить им хорошей еды? Курица Араукана ест и зерно и откладывает симпатичные яйца».

Хлоэ действительно нужно было с кем-то поговорить.

И как раз тогда, по странному капризу судьбы, на дороге появилась старая голубая машина, которая сначала притормозила у палатки, а затем и вовсе остановилась.

Хлоэ вывернула шею, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Женщина, одна, на переднем сиденье. Как и дядя Дилан, она носила темные очки. На ней был черный кожаный пиджак — очень клевый. Вокруг ее темных волос повязан синий шарф, чтобы они не падали ей на лицо. Девочки очень понравился внешний вид неизвестной дамы. Несколько секунд женщина смотрела на Хлоэ.