Кристоф Дюшатле - Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя Страница 17

Последние выходные я проводила у матери. Обычно я сплю на первом этаже на раздвижном диване. Но вот она с безумным выражением на лице повелительным жестом отправляет меня в мезонин, не говоря ни слова. Невозможно ее ослушаться: это почти как объявление третьей мировой войны. Поднимаюсь в мезонин и там испиваю до дна всю чашу моего несчастья… Да, это действительно была война, со стрельбой и патриотическими возгласами. Моя мать и Анри всю ночь занимались любовью. Рано утром, с тяжелой головой после бессонной ночи, спускаюсь вниз и застаю их в самый разгар любовных игрищ. „Умоляю вас, — говорю я, — ради всего святого, хватит! В понедельник мне сдавать промежуточные экзамены“. Моя мать убивает меня взглядом наповал. Позже, провожая меня на поезд, она говорит: „Нет, ты действительно эгоистка! В первый раз кто-то захотел меня приласкать!“

Теперь она встречается с Полем (Пополем), англичанином, который мнит себя аристократом; ему сорок три года, он живет на антидепрессантах со времени своего последнего развода, алкоголик. Каждый раз, когда он встает с постели, его начинает бить дрожь. Это лесной человек с шевелюрой, как у Тарзана, но более отвратительный, ходит в шортах и зимой, и летом, носит ботинки только фирмы „Катерпиллар“. В его деревенском бараке ноги можно переломать, такой жуткий там беспорядок. Он собирает старые вещи и чинит их. На это уходит уйма времени. В гостиную маминого дома он притащил около двадцати чугунных радиаторов, соединенных вместе в духе инсталляций современного искусства цыганского стиля. Он лепит космос при помощи сварки, используя для этого барабаны от стиральных машин. „Ты понимаешь, дочка, он будет создавать вселенную своими рукам при помощи одного только взгляда. У него пламя вырывается из ушей. Он — СОЗДАТЕЛЬ!“ Моя мать от него в восторге. Во всяком случае, пока… Небольшой плюс: Пополь бисексуален. Никаких хлопот. Наоборот, это придает отношениям определенную пикантность. Благодаря своим редким душевным качествам моя мать смогла превратить своего любовника в гетеросексуала. Каким образом? Да очень просто: она играет роль мужчины и предлагает два половых органа вместо одного. Ловко придумано. Об этом следует подумать. Во время рождественского ужина она деликатно сообщила мне: „Мы с Пополем приобрели игрушку, сексуальный пояс — последний крик моды. Понимаешь, Жеральдина, у него есть женское начало, спрятанное глубоко в душе. А у меня всегда были некоторые мужские качества в подсознании. И мы нашли друг друга. Поль — мужчина моей жизни. В наших отношениях я смогла выразить себя не только как женщина, но и как мужчина. Ведь жизнь так прекрасна, не так ли?“

Туризм во всех формах — великая страсть моей матери. Летом мы часто ездим на мыс Ферре и устанавливаем там палатку… Моя мать приходит в восторг, когда видит океан. Чтобы отпраздновать свою очередную встречу с океаном, однажды она решила не прибегать к помощи эпиляции. Волосы на лобке видны из-под купальных трусов… Ей на это наплевать. Плавки слипаются у нее между ягодицами… Ничего, это нормально. И не надо церемониться. Она приходит на пляж и кричит голосом истеричной девчонки: „Море, это я!“ Затем снимает лифчик, и две ее молочные груди обнажаются. Она в экстазе восклицает: „Я свободна!“ Потом начинает изображать Памелу Андерсон: идет в море, купальные трусы по-прежнему залипают у нее между ягодицами, а ее груди раскачиваются из стороны в сторону. И тут она начинает кричать: „Море! Я люблю тебя!" — и бросается в воду, как сирена. Но вместо того, чтобы плыть, подняв голову, она начинает жестикулировать, указывая на полотенце. Купальные трусы она крутит в руках, чтобы все могли восхищаться ее чудными формами. И все парни на пляже, читающие газеты, искоса поглядывают на эту безумную русалку. Мама заставила всех, кто пришел на пляж, испытывать неловкость. Но этого мало — она продолжает кричать: „Фантастика! На мне совершенно ни чего нет! Давайте расслабляться! Это каникулы!“ Мой знакомый, который этим летом приехал вместе со мной, не мог прийти в себя от этого спектакля. А моя мать, выйдя из воды, сунула свои груди ему чуть ли не под нос. Потом она стала наносить крем на все тело. При этом она приоткрыла рот, и было похоже на то, что она начнет стонать от наслаждения… Я испугалась, что мой знакомый расстанется со мной…

На следующий день на пляже организовали пикник. Рядом с нами собралась группа подростков с гитарой, у которых были прыщавые лица и длинные волосы. Разглядывая этих милых мальчиков, моя мать тотчас начинает испытывать волнение. Ей приходит на ум очень необычная мысль: она поднимает большой арбуз, приобретенный в Испании как раз для этого случая, смотрит на мальчишек и кричит: „Внимание! Играем в футбол!“ — и бросает арбуз на другую половину пляжа; все игроки вынуждены передавать арбуз друг другу. Наконец он трескается. Мама приказывает: „Теперь все к столу!“ Мы подбираем треснутый арбуз, поскольку мама не выносит, когда выбрасывают продукты. „Мама, вы играли в футбол арбузом. Это стыдно!“ — говорю я. Она возражает: „Нет, не стыдно, они хотят быть такими же свободными, как и мы. Играть с арбузом — это здорово!“ Моя мать собирает мальчиков, использует их, а потом выбрасывает. При каждом разрыве она мне говорит: „Ты видишь, я была права, этот тоже оказался недостойным“. Так она разбила жизнь моему отцу, отчиму и многим другим. Кто следующий? (Жеральдина оглядывает посетителей кафе, сидящих за соседним столиком.) Моя мать — продукт поколения фастфуда, тейлоризации и свободного рынка, все ее фокусы сопровождаются неопацифистским фольклором, приправленным соусом из эстетики хиппи и эзотеризма. Но это еще не все. Моя мать — как телепрограмма, она все время повторяет одну и ту же картинку — свою собственную.

С годами мама стала считать себя сложной личностью. Анализируя свой образ, она составила каталог женщин: интеллигентка, педагог, спортсменка, девчонка, истеричка. Индийская революционерка, покорительница, рабыня, экспериментатор, грубиянка, ласковая кошечка, зануда, сволочь, эгоистка… Она также может быть бабушкой: вечером она садится в кресло, принимается вязать и смотреть сериал „Комиссар Деррик“. Иногда она классно одевается, а на следующий день ходит чумазая; не моется несколько дней, а затем может облачиться в белое пончо и резиновые сапоги, но никогда не наденет ни юбки, ни костюма. Вот интересный объект изучения для социальных наук. И последний штрих: мама терпеть не может обручальных колец, то есть всего, что способно ее привязать. Она все время повторяет: „Я — дикая трава, люблю жить, как мне хочется…“».

Жеральдина излила душу. Я оказался ее случайным слушателем. Так случайно встречаются поезда и вода из одного сосуда переливается в другой. Сейчас девушка чувствует себя лучше. Она хочет, чтобы мы встретились вновь. Почему бы и нет… Я колеблюсь, но все-таки соглашаюсь. Погода прекрасная. Я мог бы руководить сердцем этого нежного цветка, поделиться частью моего опыта. Я отдамся ей, и мы будем заниматься любовью, поедим блинчиков в Мон-Сен-Мишель, а потом она бросит меня, как ее мать проделывала это со своими любовниками. И все же это будет любопытно. Благодаря нашей чудесной любви она десять лет сможет не посещать психоаналитика. Наши губы робко соприкасаются. Я кладу руку на ее шею, она отталкивает ее, потом улыбается мне. Мы расстаемся, а несколько дней спустя я звоню ей, чтобы рассказать о своих чувствах. «К сожалению, данного номера телефона не существует…»

В апартаментах на улице Тюрен

Звучит джаз. Раздаются голоса. Одна за другой приходят девушки, иногда они появляются группами. Вот уже третий раз я праздную новоселье в этом месяце. И я добился небольшого прогресса: получил десять номеров телефонов, договорился о четырех свиданиях, два из которых оказались неудавшимися. Нормальный результат. Во время первого свидания за ресторанным столиком мне удалось поговорить с Натали в течение двадцати пяти минут: тембр ее голоса и особенно то, что она говорила, настолько вывели меня из равновесия, что я расстался с ней, даже не дождавшись, пока принесут меню. Во время второго свидания дело дошло до постели на квартире у девушки. Не могу сказать, что мне действительно удалось кончить, во вся ком случае, все произошло слишком быстро. Наши тела не нашли гармонии, мы стукались коленками. Она не хотела, чтобы я поласкал ее между ног (потому что, очевидно, не хотела делать минет). В половине двенадцатого я ушел, испытывая смущение. По возвращении домой мне пришлось заняться онанизмом, когда я услышал, как стенает от наслаждения моя соседка снизу. У нее вечер проходил хорошо — она нашла свое счастье под одеялом, не задавая никаких вопросов.

Ален, наш хозяин, приготовил мне пунш (в память о времени, когда он работал на Карибах). Он доволен: отбелил себе зубы, используя неизвестное мне стойкое вещество для получения столь блистательного результата, переехал на новую квартиру со своей молодой женой Шан. Она — китаянка, убежавшая от нищеты из своей родной провинции. Их идеальная любовь — результат глобализации — проста как мир. Чудом сбежавшая от порочного хозяина подпольной мастерской, Шан нанялась работать официанткой в один из ресторанов Бельвиля, где и познакомилась со своим европейским принцем. Оказалось, что на тот момент ее будущий супруг потерял всякий интерес к французским женщинам, утомленный их постоянной неудовлетворенностью. И тогда его взгляд в поисках послушной экзотики обратился на представительниц Востока. С тех пор как представился удобный случай, он надеялся на встречу. Десять раз Ален возвращался в ресторан и ел пекинскую утку, прежде чем осмелился заговорить со своей будущей женой, — похвальное усилие, если учесть, что он не выносит китайскую кухню.