Мелина Харди - Любовь решает всё сама Страница 18

- Ты не поверишь, я слишком сильно ткнул вчера рукой в твою дверь.

- Не поверю, - ответила она, наполняя чашку льдом из холодильника. Невозможно так изуродовать руку, стуча в дверь. Ты что-то скрываешь от меня?

- Я не совладал с собою. - Он взглянул на Мелоди из-под своих черных шелковых ресниц. - Я дал одному в морду.

- О Боже! Посмотри, что ты сделал со своей рукой.

На лице Джеймса появилось нечто среднее между улыбкой удовлетворения и болезненной гримасой.

- Ты бы видела того типа.

- А кто это? - спросила Мелоди, взяв его руку, чтобы поместить ее в ледяную ванну.

- Очень холодная, - заметил он.

Они стояли близко друг к другу. Мелоди решила, что в данной ситуации этого не избежать. Но почему ее всю трясло?

- Перестань жаловаться и отвечай на мой вопрос.

- Я влепил Хеллерману. Мелоди раскрыла рот.

- Ведущему на телевидении?

- Ему самому. Честно говоря, - поддразнил он Мелоди, - у Хеллермана челюсть отвалилась, почти как у тебя, но ему досталось похуже. - Джеймс снова пошевелил пальцами.. - Я бы дал ему еще, если бы его не выручили его прихлебатели.

- Насилие, - провозгласила Мелоди, - редко приносит пользу.

Тебе надо было бы это знать.

- Может быть, в вашем мире, миледи, - уточнил он, баюкая левой рукой распухшую правую. - Но там, где вырос я, дракой кончались многие разногласия, и, хотя обычно я не ратую за применение насилия, бывают моменты, когда хорошая зуботычина гораздо честнее, чем так называемые цивилизованные способы, которыми пользуешься ты.

Мелоди вновь погрузила его раненую руку в ледяную ванну.

- Тебе могут предъявить обвинение в нанесении телесных повреждений.

- Он меня спровоцировал.

- Дело кончится тем, что ты проведешь больше времени в залах суда, чем твой отец в больничной палате, при такой резвости.

Джеймс вновь вынул руку из ледяной ванны, вылил на этот раз содержимое чашки в раковину и отставил сосуд в сторону.

- Это одна из вещей, которые я хочу с тобой обговорить.

Если бы в этот момент Мелоди удержала язык за зубами! Но ей не хотелось напоминаний о причинах, которых было достаточно, чтобы взбеситься, чтобы ненавидеть его, чтобы вышвырнуть его вон из свое квартиры.

- Обратись к моему юристу, - сказала она высокомерно, принявшись за успевший остыть бутерброд.

Джеймс обошел стол и придвинулся так близко, что все тело Мелоди задрожало, ощущая его близость.

- Мелоди.

- Что?

- Посмотри на меня. - Он взял ее за плечи и повернул к себе. Мелоди все еще отказывалась смотреть ему в глаза. Тогда он сжал ее подбородок и приподнял ее лицо на уровень своего. - Я сожалею, что сделал тебе больно, - сказал Джеймс.

Она попыталась выжать из себя подобие улыбки призванной убедить его, что потребовалось бы горазд больше усилий, чтобы причинить ей боль. Однако из этой попытки ничего не вышло, и ее подбородок, все еще в нежном плену у Джеймса, опасно задрожал. Разумнее всего сейчас было бы отступить - пуст с потерями, пока она в состоянии это сделать но, кажется, она утратила всякую способность здраво рассуждать с той самой минуты, как Джеймс ворвался в ее жизнь.

- Я не знаю, о чем ты говоришь, - вывела он невероятно жалким голоском.

Джеймс глубоко вздохнул, как он сделал это пере, первым поцелуем. Вздох, который он позволил себе тогда в машине, как и теперь, выражал недоумение и отчаяние: он не понимал, как, черт побери все на свете, он ухитрился простую поездку в духе милосердия к попавшему в переделку отцу превратить в такое опасное предприятие, полное осложнений. Затем Джеймс придвинулся ближе, прижав ее бедра к стене кухонного шкафа. Если бы даже разум продолжал руководить поступками Мелоди, она не смогла бы ему не повиноваться и покинуть опасную зону. Джеймс загнал ее в ловушку.

Глава 6

Джеймс заговорил, бесстыдно пользуясь тем, что Мелоди как пленница была вынуждена его слушать.

- Ты, по моему мнению, заблуждаешься, считая, будто лучше всех знаешь, чего хотят люди, к пониманию которых ты и близко не подошла. Я также признаю, что моим первым движением, когда я услышал о происшествии с Сетом, было подать на тебя в суд, как и на всех других, кто связан с этим неумным сбором средств на бале-маскараде. Но это было сначала, до... - Джеймс остановился, облизнул губы и слегка встряхнул свою жертву. - Перестань смотреть на меня такими глазами, Мелоди, или я за себя не ручаюсь.

Но Мелоди ничего не могла поделать с собой. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, зато содержание, смысл слов совершенно ускользали от ее понимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом - и речь не идет об "отвратительном", "наглом", "презренном", достаточно сказать, что он "сексуальный" Вот это слово.

Что бы он ни сделал, что ни говорил, все было пропитано сексом. Но самое невероятное - или самое опасное? - в нем то, что он или не знал этого, или не придавал этому значения. Он так старался не запутаться с Мелоди, что забывал о воздействии, какое он на нее оказывал.

И в этом таилась главная угроза. Чем чаше она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже притягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди представителей которого Мелоди, по ее предположениям, могла бы найти своего избранника. Она не думала, что за такого, как он, могла бы когда-нибудь выйти замуж. С ее точки зрения, Джеймс не мог сыграть ни одной из жизненных ролей, которые импонировали бы ей. Но несмотря ни на что и даже несмотря на то, что он временами доводил ее до белого каления, Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется раньше, чем проживешь всю жизнь и еще кусочек загробной.

- А что ты можешь сделать мне, Джеймс? - мягко спросила Мелоди, продолжая смотреть на него "такими глазами".

Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать и что произойдет, если он не будет отвечать за себя И она почувствовала в себе ответное желание которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться чтобы глаза не выдали ее.

- Я могу поцеловать тебя, - пригрозил он, дыни ей в лицо, - а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.

Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Глаза ее широко раскрылись, она воскликнула, но так словно отвечала шуткой на шутку:

- Нет, на полу - нет!

- Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.

Игрушки, возмутилась Мелоди. В жизни она никогда не была серьезнее.

- Я не играю, - запротестовала она. Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод. - Нет, ты играешь. Ты изображаешь гранд-даму забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенского парня. Что ж, можешь не бояться. Я тебе уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, выслушала меня и не летела сломя голову, я бы все рассказал на глазах у половина жителей этого маленького фешенебельного городка И когда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его закосневшей в грехах телевизионной стуши, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.

- Ах, значит, я виновата, что ты не умеешь держать себя в руках?

Раздался новый горестный вздох.

- Моя дорогая леди, если бы это была моя единенная жалоба на вас, то я пригласил бы вас поехать поужинать со мною. Однако реальность подсказывает, что, пожалуй, самое разумное для меня сейчас будет убраться побыстрее из твоей кухни и оставить тебя одиночестве наслаждаться фасолью в томате на поджаренных хлебцах.

Ни за что на свете Мелоди не показала бы, как ей хотелось, чтобы Джеймс остался.

- Тем лучше, - сказала она надменно. - Фасоли все равно не хватило бы на двоих.

- А ты, вероятно, не привыкла делиться, - поставил точку Джеймс, отразив атаку.

Он вышел из главного подъезда, в течение каких-то секунд дошагал до своей машины, завел мотор, моментально включил скорость и поспешил умчаться, пока не передумал.

Ему не верилось, что он снова едва не сорвался. Еще минутка, еще один вздох, и он поцеловал бы ее. И если она думает, что он шутил, сказав, что готов заняться с ней любовью прямо на кухонном полу, значит, она не способна распознать человека, сорвавшегося с цепи, и ее нельзя выпускать на улицу одну.

Нет, поправил себя Джеймс, он занимался бы с нею не любовью, а сексом. И не больше. Дьявольщина! Ему надо было бы родиться неполноценным, чтобы не возбудиться от ее прелестей, которые он видел под тесно облегающим куцым халатиком, то распахивавшимся, разжигая его аппетит, то запахивавшимся, прежде чем он мог этот аппетит удовлетворить.