Джон Клеланд - Женщина для утех Страница 2

Она пристально осматривала меня с головы до ног, просто пожирала взглядом. Под тяжестью ее оценивающего взора я покраснела как рак. Эта моя застенчивость, видимо, пришлась ей по вкусу, она подняла свои тяжеловесные формы и подошла ко мне.

— Моя дорогая, — заговорила она сладким голосом. — Как я слышала, ты ищешь работу, так ведь?

— Да, госпожа. — Я вскочила со своего места и низко поклонилась ей. — Я об этом просто мечтаю.

— Ну, тогда все складывается прекрасно. — Дама улыбнулась. — Ты ищешь работу, а я работницу. Похоже, ты порядочная девушка, и думаю, мне удастся приучить тебя работать у меня. Лондон — город греха и преступлений, — она торжественно и предостерегающе подняла палец, — а в моем доме ты будешь надежно защищена от греха и преступления. Пойдешь со мной. Меня зовут мадам Браун.

— О, спасибо, спасибо вам, госпожа. — С благодарностью я целовала ее жирные, усыпанные бриллиантами руки.

— Смотри, как тебе повезло! — обратилась ко мне владелица конторы, смеясь и обмениваясь с мадам Браун многозначительными взглядами. — Едва появилась в Лондоне, а уже нашла работу в тихом, скромном, богатом доме, где нет места для зла, грязи и преступления. Можешь быть благодарна мадам Браун, что она пожелала взять тебя под свою опеку. Верю, что отплатишь ей послушанием и преданностью.

Много позднее я поняла, что дамы прекрасно понимали друг друга и что мадам Браун часто посещала эту контору, подыскивая все новых «работниц» для своего «богобоязненного дома»…

Я не помнила себя от восторга. Мадам Браун посадила меня в великолепную карету и приказала кучеру ехать по центральным улицам Лондона, чтобы показать мне чудеса столицы. Более того, она остановила экипаж у самого элегантного магазина с одеждой, где купила мне красивые перчатки, а затем привезла меня, ошалевшую от счастья, к себе в дом, стоящий на тихой, безлюдной улочке.

Когда она ввела меня в гостиную, я остолбенела. Такого великолепия я еще не видела! Как все это отличалось от нашего деревенского жилища! Пол огромной гостиной покрывал роскошный ковер, на стенах висели два больших зеркала в золотых рамах, у стены стоял резной буфет, на полках за стеклом были видны дорогие фарфоровые сервизы, сверкающие хрустальные бокалы и графины с напитками!

Это богатство меня ослепило. Я благодарила судьбу за то, что попала в такие руки и в такой дом.

— Садись, крошка, — ласково сказала мадам Браун, усаживаясь в кресло, и указала мне на стул.

— А это удобно, госпожа? — скромно спросила я, продолжая стоять. — Удобно ли мне сидеть перед вами, мне, обыкновенной служанке?

Тут меня ждал первый сюрприз в доме мадам Браун.

— А ты не будешь моей прислугой.

— А кем? — спросила я с удивлением.

— Будешь моей барышней для компании, — отвечала хозяйка дома. — Я не обременю тебя обязанностями служанки. Это было бы слишком изнурительно для тебя. Ты такая нежная, такая красивая. Не пристало тебе заниматься грязной, тяжелой работой, которая испортит твою красоту. Будешь заботиться обо мне, о моей жизни в этом доме и о моих удобствах. Но ты должна быть всегда искренней, послушной, спокойной и готовой оказать любые услуги, которые мне потребуются. Ты сирота, у тебя нет матери. И если ты убедишь меня своим поведением в своей преданности, докажешь, что я могу быть тобой довольна, я тебе заменю мать, и даже не одну, а двадцать матерей. — Тут мадам Браун как-то странно засмеялась.

Я еще не знала, что может предвещать этот странный смех, и с безграничной благодарностью осыпала поцелуями пухлые руки моей благодетельницы.

Хозяйка потянула за шнур от звонка. В гостиную вошла толстая служанка.

— Марта, — строго сказала ей мадам. — Я приняла на работу барышню для компании, — она указала на меня. — Она займется всеми моими личными делами. Ты будешь к ней относиться с тем же уважением, что и ко мне, потому что я люблю ее, как родную дочь. Покажи ей комнату наверху, где она будет жить.

Марта прекрасно знала свою роль в отношении таких «дочек», как я. Она мне уважительно поклонилась, открыла передо мною дверь, показала дорогу на лестницу и пропустила вперед.

На верхнем этаже находилась маленькая чистенькая комнатка, значительную часть которой занимало огромное супружеское ложе. Я с недоумением смотрела на него, мысленно сравнивая с моей узкой девичьей кроватью в деревне.

Марта заметила, видимо, мое удивление и сразу объяснила:

— Барышня будет здесь спать вместе с молодой кузиной мадам. Это милая, красивая и хорошая девушка. Барышня сразу полюбит ее, как сестру. Она такая милая и такая хорошая и понимающая, как сама мадам. В этом доме и под такой опекой барышне не придется ни о чем беспокоиться. Будет барышне здесь хорошо, как в раю. А сейчас барышня может отдохнуть перед обедом.

Обедали мы в гостиной за столом, накрытым на три персоны. Когда я вошла, меня уже ждали мадам Браун и молодая симпатичная девушка, которую мне мадам представила так:

— Дорогая Фанни, это и есть моя кузина, которая будет делить с тобой комнату, Ее зовут Феба Айрс. Надеюсь, что вы скоро подружитесь.

Как я потом узнала, Феба Айрс исполняла роль начальницы дома мадам Браун. Одной из ее обязанностей было учить уму-разуму таких, как я, «барышень для компании», подготовить их к службе у мадам.

Проще говоря, Феба объезжала молодых диких лошадок для будущих наездников. Поэтому она и должна была поселиться со мной в одной комнате.

Глава третья

Феба Айрс начинает дрессировку

Было уже довольно поздно, когда мы отобедали. Я чувствовала себя утомленной переживаниями этого необыкновенного дня. Хозяйка сказала с заботой в голосе, что мне следует идти отдыхать.

Феба отвела меня в нашу комнатку наверху и начала раздеваться. Я застыла на месте, не зная, как быть. Феба заметила мое смущение.

— Ты меня стесняешься? — Она была удивлена.

— Немного, — ответила я, краснея.

Феба громко рассмеялась. Подошла, расстегнула мне воротничок и платье. Сняла с меня белье. Я осталась в одной сорочке. Стесняясь собственного тела, я быстро юркнула под одеяло и натянула его до подбородка.

Феба, давясь со смеху, с необычной сноровкой сбросила с себя одежду и совсем голая залезла ко мне под одеяло.

— Я старше тебя, — заявила она, прислонясь своим боком к моему. — Мне двадцать четыре года, и я зрелая женщина. Не такая стрекоза, как ты! — Она засмеялась. — Ну, не стыдись, подвинься ко мне, нам будет теплей, приятней.

Видя, что я медлю, она пододвинулась сама. Подсунула голую руку мне за спину, а другой обняла за шею. Слегка приподнялась и вдруг припала губами к моим губам, страстно осыпая меня горячими поцелуями.

Меня обуревали неожиданные, странные, незнакомые чувства. Никогда девушки меня так не целовали, и я никогда никого так не целовала. Однако я посчитала, что поцелуи Фебы являются лишь проявлением симпатии ко мне и следует ей ответить тем же. Чтобы снискать любовь сестры Фебы, я стала отвечать ей такими же поцелуями.

Это сделало Фебу еще более смелой. Она убрала руку с моей шеи и начала водить ладонью вдоль моего тела и по груди, надавливая пальцами, гладя и слегка пощипывая. Потом она взяла мою руку и повела моей ладонью по своему телу, ведя ее в сторону своей мягкой и обвислой груди. При этом она не переставала надавливать, гладить и пощипывать мое тело.

Все эти старания Фебы поражали своей новизной, но не возбуждали во мне ни страха, ни отвращения. Я не имела тогда ни малейшего понятия о патологиях и даже не могла предположить, что существует на свете страсть женщины к женщине.

Напротив, мне было приятно ощущать движения рук Фебы. Тело становилось все теплее. Мои едва налившиеся соски начали твердеть и напрягаться от возбуждающих прикосновений пальцев лежащей около меня женщины.

Однако Феба на этом не остановилась. Ее руки пробирались все ниже, устремились к обычно более прикрытым, чем грудь, частям тела и задержались на шелковистом, только недавно появившемся пушке. Пальцами она начала гладить и нежно подергивать вьющиеся волоски.

Но и этого ей было мало. Ее рука скользнула ниже, ее палец коснулся самой интимной точки девичьего тела, после чего опустился еще ниже и начал ласкать спрятанную за пушком поверхность этого места.

Огонь запылал у меня в крови. Стыд исчез без следа. Жар охватил тело, и я почувствовала, что пожар бушует в том месте, которое все сильнее возбуждали пальцы Фебы.

Пальцы давили, напирали и терли, пробираясь все дальше и все глубже.

Вдруг я вскрикнула. Ощутила легкую боль. Палец Фебы проник далеко в глубь моего тела, в закрытую и недосягаемую щель. Однако самое удивительное, что боль не была неприятной.

Находясь во власти плавных движений пальцев Фебы, я резко выпрямлялась, тихо стонала, вся содрогалась и дрожала, а охватывающий меня жар все усиливался. Горячие губы Фебы не переставали целовать мое тело. Задыхаясь, женщина шептала: