Валентина Мельникова - Антик с гвоздикой Страница 20

- Дело не только в предрассудках! Женись он на матушке, пришлось бы расстаться с карьерой, а князь был заметной фигурой в Министерстве иностранных дел. Да и княгиня никогда бы не дала ему развода. - Григорий тоже вздохнул и печально улыбнулся: - Но матушку он любил искренне и нежно. И она в нем души не чаяла. Мечтал бы и я, чтобы меня так полюбили, только вряд ли сейчас это возможно. На первом месте у всех деньги. Барышни ищут состоятельных мужей, молодые люди невест с богатым приданым. Меркантильные интересы губят душу, лишают нас сердца! А вместо любви лишь пустые глаза очередной кокотки. Сегодня она любит тебя, завтра - меня, послезавтра плешивого старичка с толстой мошной. И мы смотрим на это как на вполне обычное явление! - с горечью произнес Григорий и махнул рукой. - Ладно, хватить лясы точить, будем завтракать...

Так через десять лет отсутствия Григорий Панюшев вновь появился в жизни Аркадия и тем самым спас его и от долговой ямы, и от всеобщего осуждения. С тех пор они не расставались. Князь знал, что за показной легкостью нрава и склонностью к выпивке скрывалось то, что и определяло основные достоинства Аркадия: его честность и верность дружбе. Поэтому и в Завидове они оказались вместе. Тем более что покупка имения, которую князь склонялся все больше и больше считать удачной, была в основном заслугой Аркадия. Задержав его на краю пропасти, князь заполучил верного и надежного не только друга, но и соратника. И, кроме того, единственного человека в этом мире, которому позволялось говорить в глаза Григорию даже не слишком приятные слова без обиняков.

Вот и сегодня, как в старые добрые времена, они пили вино, забыв о мере, видимо, потому, что азарт овладел обоими. Скука последних дней окончательно выветрилась из их голов. Они опять чувствовали себя двадцатилетними, готовыми к схваткам и подвигам гусарами. Кровь играла в жилах, легкие просили свежего воздуха, хотелось тут же вскочить на боевого коня и услышать долгожданное: "Сабли и пики в дело!" Гремели барабаны, рвалась шрапнель, осыпая картечью их бастионы... И только под утро они поняли, что вряд ли доберутся до спален без помощи лакеев.

Поэтому, когда над озером поднялось солнце, оба приятеля крепко спали в своих кроватях, забыв об облаве, впрочем, как и о других делах, которые намечали на сегодняшнее утро.

ГЛАВА 9

Графиня тоже не спала всю ночь. Ей хотелось спуститься в парк или опять посидеть в беседке, но она знала, что переполошит этим прислугу и назавтра весь дом будет знать об ее ночных бдениях. И не дай бог свяжут это с вечерним визитом князя. Поэтому она позволила себе встать с постели, открыть окно и долго после сидела на подоконнике в одной тонкой ночной рубашке и в чепце. Она даже шаль не накинула на плечи, зная по прежнему опыту, что стоит немного продрогнуть, а после нырнуть под одеяло, и сон не заставит себя долго ждать.

На улице было прохладно, даже слишком. Земля не успела прогреться после обильных дождей, и ночи стояли холодные, как в мае. Но она не мерзла, и под одеяло ее не тянуло. Предыдущий ее сон даже сном нельзя было назвать. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней появлялся князь. Причем она совершенно не помнила, что ей снилось, в каком образе он представал перед ней, что говорил, что делал. Просто всякий раз она испытывала непомерное раздражение, а открыв глаза, с облегчением вздыхала, что все кончилось, стоило ей проснуться. Но голова вновь клонилась к подушке, веки слипались, и она опять вступала в поединок, который изрядно изматывал ей нервы и отнимал последние силы.

Наконец она признала свое поражение и после этого взобралась на подоконник, обхватила согнутые колени руками и, уронив на них голову, попыталась свести воедино события вчерашнего дня. Она уже поняла, что не в ее власти изгнать из памяти воспоминания о Григории Панюшеве. Что ни говори, но она была женщиной, причем той, которой совсем не досталось счастья. Как любая девушка, она когда-то мечтала о любви, которую непременно обретет с прекрасным молодым человеком, тонким и возвышенным, чьи чувства будут столь же глубоки и сильны, как и ее.

Впрочем, никто не считался с ее мечтами и мнением до замужества, а после тем более. Замуж ее отдали не по любви, да еще за человека, которого она до самой свадьбы даже в глаза не видела, равно как и он ее. Так распорядилась старая графиня, рассердившись на сына. Позже Наталья поняла почему. Но что она могла изменить в своей жизни? Ее пытались превратить в рабу, бессловесное, покорное создание, чья роль сводилась к тому, чтобы родить крепкого здорового наследника. С этой задачей она справилась.

Но, подарив графине внука, она преобразилась! Забитое, затурканное даже слугами существо расправило плечи, выпрямило спину и высоко вскинуло голову, явив свекрови прелестную женщину с гордым и непреклонным взглядом. Первым делом Наталья отказалась доверять сына кормилицам и сама вскормила его грудью, несмотря на то что старая графиня была от этого в ужасе.

После того как доктор позволил молодой графине после родов выходить к обеду, граф Федор решил отвесить ей привычную оплеуху прямо за столом на потеху своим приятелям и приживалам. Она ловко уклонилась и, зацепив пригоршней стоявший рядом студень из телятины, влепила его в физиономию человека, которого ненавидела более всех на свете. Граф схватился за плетку, она - за большое серебряное блюдо из-под жареного поросенка, сбросив того на колени самому гадкому из приятелей Федора барону фон Кромму. Загородившись блюдом, как щитом, она не только избежала удара хлыстом, но, изловчившись, еще и заехала им мужу по голове.

Слуги совершенно безучастно наблюдали за баталией. Подобное было им не в диковинку. Втайне они сочувствовали молодой графине и радовались поражению графа, которого в доме ненавидели и боялись. В тот раз графа увели с поля битвы с изрядным фонарем под глазом и ссадиной на лбу.

После этого в Наталью точно бес вселился. Она стала дерзкой и непокорной. Кроме бабушки-графини и няньки, никого больше к сыну не подпускала. Правда, его отец не слишком горел желанием общаться с подрастающим наследником. Вернее, он вообще избегал с ним встречаться. И это было на руку Наталье. Никто не должен был догадаться, что она знала, по какой причине граф не желает видеть сына. И почему она сама с такой небывалой силой ненавидит мужа...

Наталья вздохнула, выпрямилась и направила взгляд в сторону озера. Там проходила граница ее владений, но и его тоже. Почему-то она не слишком серьезно восприняла угрозы князя запретить ее крестьянам пользоваться дорогой. Как любая женщина, она мгновенно почувствовала, что произвела на него впечатление. И хотя ни один мужчина не осмеливался бросать на нее подобные взгляды, она сразу же поняла, что значило это выражение в глазах князя, когда он смотрел на ее шею, плечи, грудь...

Стоило ей вновь представить взгляд князя, вспомнить его самого, его ладную фигуру и смуглое лицо, как жаркая волна накрыла ее с головой. Она задохнулась, сердце ее неистово забилось, как после долгой скачки сквозь лес, где думаешь не только о том, чтобы удержаться на коне, но и как бы не врезаться головой в ветку, не влететь в дерево. Графиня застонала. Никто ее не видел сейчас. И она могла позволить себе застонать при воспоминании о мужчине, представить себя в его объятиях. Она знала, что они будут сильными, эти объятия, и его желание обладать ею будет искренним, как искренни и непритворны были ее страдания. Она хотела его телом и душой, но выцарапала бы глаза всякому, кто посмел бы уличить ее в этом, точно так же, как и самому князю, вздумай он посягнуть на ее добродетель или хотя бы намекнуть об этом.

Ей стало совсем плохо: к горлу подступала тошнота, во рту пересохло, грудь болезненно набухла, живот сводило спазмами. Графиня обхватила себя руками. Все эти годы она держала себя в уезде, забыв о тех радостях, которые приносит любовь мужчины и женщины. И немудрено, слишком мало подобных радостей выпало ей. До сих пор она вспоминала это как сон. Удивительный сон, который растянулся на три ночи, а после... А после был ужас одиночества, ненависть, страхи и желание растерзать в клочья всякого, кто посмел бы влезть в ее душу без позволения. Припадки гнева угнетали ее, она понимала, чем это вызвано, но зажимала себя в кулак и терпела, терпела, терпела... До вчерашнего дня... Вернее, вечера, когда загорелый всадник ворвался не только в ее парк, но и в ее сердце.

Графиня сползла с подоконника. На небе робкой алой полоской проклюнулась заря. Сейчас в самый раз проверить, насколько последователен князь в своих угрозах. Да и собственный пыл следует охладить после греховных грез, которым она ни за что не позволит претвориться в жизнь. Она знает цену подобным мужчинам: для них женщина та же дичь, которую они с азартом скрадывают и тотчас о ней забывают, стоит добыче оказаться в их охотничьей ташке*.

______________