Кристоф Дюшатле - Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя Страница 24

Я о многом передумал. Я хотел бы показать тебе мою дочь. Знаю, что ты хотела установить для нее кровать в своей гостиной. Знаю, ты хотела любить нас, как свою семью, ведь у тебя такое доброе сердце. Ты всегда мечтала о путешествиях и об уютном доме.

Понимаешь, в тот день, когда я пришел к тебе домой и позвонил в дверь, никто не ответил. Я прислушался. Ничего. Никакого шума. Я оставил около десятка посланий на твоем автоответчике. Ты их прослушала? Ты оценила все мои шутки? Надеюсь, что моя игра слов тебя позабавила. Я был совершенно подавлен и ждал тебя. Поскольку ты не приходила, я уснул на коврике, я оставался у твоей двери в течение нескольких дней, а ты так и не появилась. С нетерпением жду твоего ответа. Дай о себе знать, я снова скоро приду на твой коврик.

На углу предместья Тамиль и авеню Пармантье

Прошло три года. Теперь я живу в трехкомнатной квартире около станции метро «Гонкур». Я сказал себе: поскольку у меня нет этой знаменитой литературной премии, по крайней мере, я каждый день могу ездить со станции, носящей это название. Луна выросла; ей десять лет. И человеческие существа еще живут на Земле, несмотря на крушение башен-близнецов и то, что мир вокруг деградирует.

Из моих окон с южной стороны видны крыши Парижа. Наблюдаю за закатом солнца, как в кино. Прекрасная панорама. К тому же можно и солнечные ванны принимать, и заниматься созерцанием в самые сложные моменты жизни. Оживленные улицы, ресторан на берегу канала Сен-Мартен, полное смешение культур, открытые террасы, куда приходят молодые активисты, работающие на производстве, в кинематографе, временно где-либо занятые, журналисты, люди искусства, фотографы. В целом, бесконечная рутина. Но окружение симпатичное. Неплохо бы с кем-нибудь познакомиться.

Иногда я еще работаю в качестве «негра». Но не таким способом я хочу приблизиться к литературной премии. Просто нужно чем-то занять свое время. Кажется, что все остается в памяти людей. Маркс, Фрейд… Спасибо, друзья! Мы здорово повеселились. Во всяком случае, моя мать продолжает в меня верить, а это уже не так плохо. Вот так, но уже с меньшим рвением я мечтаю о женщине, возможно, идеальной. Но лучше просто о женщине, а не о женщине-матери или о женщине-сестре. К счастью, выбор остается за мной.

Я писал книгу за какую-то сумасшедшую любительницу экстрима, которая в одиночку пересекла Антарктику на лыжах; она рисковала жизнью, пересекая полярные расщелины и проходя сквозь снежные бури. Почему ей так нравится говорить об этих крайностях? «Мне хотелось испытать, на что я способна», — объяснила она. Зачем? Чтобы потом оказаться в пустоте? Вот загадка.

Эта концепция абсолютной границы достижимого стала очень модной в средствах массовой информации, которые одержимы новыми рекордами: нужно показывать свою исключительность, превозмогать себя, изгонять из себя страх до исступления. В этом — гарантия успеха.

В том же духе я пишу исповедь одного частного наблюдателя за героями реалити-шоу Loft story. Практически все они — холостяки, брошенные в яму со львами; за ними наблюдали миллионы телезрителей. В этой истории каждый участник действительно хотел «дойти до предела своих возможностей», но «оставаясь самим собой», — другой способ найти свой «аутентичный» образ.

Как-то мне довелось сотрудничать с Бернаром Тапи, бывшим президентом марсельского футбольного клуба «Олимпик», довольно известным во Франции человеком (найдите в поисковой программе Google). Рабочее собрание происходило в его частном особняке на улице Сен-Пэр. Этот тип просто сумасшедший, я таких обожаю. С самого начала он взял слово и больше его не отпускал. Существует прежде всего ОН, восседающий на троне, а вокруг все остальные, которые должны его в чем-то убедить. Он что-то выпаливает, рассказывает, становится на колено, жестикулирует: в течение нескольких секунд он проникает в сознание слушателя. Его собеседники просто замирают перед такой нарциссической силой подавления. Ему почти удалось выдавить у меня слезу рассказом о том, как он выходил из тюрьмы, а у ворот его ждала бабушка с цветком в руках. Она единственная согласилась его принять. Это было здорово. Можно сказать, его умело использовали политики, когда он находился в зените славы, после победы «Олимпика» в финале Лиги чемпионов. Будучи претендентом на место хозяина Франции, он становился слишком влиятельным и неподвластным контролю. Суд признал Тапи взяткодателем, его отправили тюрьму — и до свидания политическая карьера!

В субботу, во второй половине дня, встречаюсь с Гийомом. Мы потеряли друг друга из виду. Он подходит к окну в моей квартире, чтобы подышать свежим воздухом, и наблюдает, как плывут светлые облака по сентябрьскому небу. После нескольких минут молчания он садится на диван:

— Ты исчез, и несколько лет о тебе ничего не было слышно, — говорит Гийом.

— Так ты это заметил?

— Ты вошел в четвертое измерение или что?

— В какой-то степени да.

— Ну, рассказывай.

— Во мне заговорил внутренний голос, он почти меня заменил. Было невозможно его побороть. Страшно неудобно в обычной жизни, можешь мне поверить. Один раз я видел Элоди среди толпы в магазине. Попытался протиснуться к ней, но она сбежала. Как? Сам не понимаю. Ей всегда удавалось от меня сбежать. А ты ее видел, Гийом?

— Ну… не помню.

— Ее нужно было защитить, ты так не считаешь?

— Возможно.

— Короче, все понеслось кувырком, но ситуация прояснилась. Мне не удавалось сконцентрироваться на чем бы то ни было более десяти минут. У меня все время перед глазами стояли ягодицы Элоди и все, что с этим было связано. Я жил какими-то отрезками времени. Потерял адрес своего психоаналитика. Собрал сюжеты для сотни романов и даже написал первые страницы большинства из них. Написал сценарий для телесериала «Под солнцем». Я растратил все свои сбережения, отказался от женитьбы: девушка была слишком худой, я чувствовал ее кости; она была очень нервная, и к тому же перспектива создать семью… Боже мой, как это меня страшит! Я проплыл тысячи километров кролем, хотел заняться политикой, но это оказалось слишком скучно. Тем не менее я продолжаю развлекать свою дочь. Я научил ее танцевать и смеяться, давая ей прослушать различную музыку. И наконец — уф! — мне удалось победить этот чертов внутренний голос. Такова жизнь мужчины, понимаешь?

— Внутренний голос и пара ягодиц, это одно и то же?

— Да, в каком-то смысле. Что появилось раньше, курица или яйцо? Ты знаешь эту историю…

— Так что же, с этим покончено?

— Надеюсь.

Гийом поднимается и оборачивается к окну. На приятеля больно смотреть, сейчас я ясно это вижу. Перед встречей он сказал мне по телефону, что его пес Аристотель умер.

— Ты будешь его хоронить? — спрашиваю я.

— Не знаю, всем занимается ветеринар.

— Я любил эту собаку.

— Знаешь, что самое удивительное? У Аристотеля не было мозгов.

— Разве это возможно?

— Ветеринар сделал рентген, чтобы исследовать его опухоль. Побледнев, он сказал мне: «За тридцать лет работы впервые вижу такое! Ваша собака — объект для изучения. Я с трудом различаю наличие мозга. Вы видите небольшую белую зону размером с игольное ушко? Возможно, это его мозг, но я не уверен. Предполагаю, что ваша собака выжила, слишком рано приспособившись к основным рефлексам. Используя этот малюсенький мозг, она создала свою собственную систему выживания». Я был потрясен.

— Неудивительно.

— Со времени этого открытия я понял многие вещи.

— Тем лучше, это хотя бы принесет какую-то пользу.

— Аристотель был моим сыном.

— Доктор Франкенштейн, рад с вами познакомиться.

— Я — создатель этой собаки, я опустился до ее уровня и имитировал ее движения. Ей удалось развить чувство осязания только с помощью половины нейронов.

— Хорошенькое дельце. К тому же она изнасиловала твою подружку. Настоящий чемпион. Кстати, как поживает Таня?

— Скажешь тоже. Я попал в ловушку. Она вместе со своими подругами по карате напала на меня неожиданно. Я ничего не смог сделать. Пришлось признать полное поражение.

— Ты еще хорошо отделался.

— Три сломанных ребра и огромный счет от дантиста.

— Но ведь у тебя есть страховка, не так ли?

У издателя

В коридоре, ведущем к ксероксу, встречаю Флориана. Он выходит после переговоров из офиса главного редактора Гаэля Марена. На лбу Флориана блестят капельки пота, а по лицу его пошли красные пятна. Он еле стоит на ногах и приглашает меня пройти в свой кабинет. Когда мы входим один за одним, он поправляет пачку корректур на полке и тяжело вздыхает.

— Сейчас положение дел довольно сложное. Ты даже представить себе не можешь.

— Что, много неудач?

— В основном судебные иски за клевету.