Анри Кок - Фаворитки Страница 35

— Папаша! Папаша! Ради Бога, поспешите!..

— Что случилось? — сказал отец. — Твоя мама умерла?..

— Нет, нет! — сказал ребенок. — Только поскорей ступайте наверх, а до ничего не останется… К мамаше пришли два господина… Она раздает им всех моих братьев… Если вы не пойдете, она и последнего отдаст.

Добряк муж, не понимая, что хочет сказать ребенок, пришел туда и, найдя там жену, сиделку, детей и двух посторонних мужчин, потребовал объяснений.

— Сейчас все вам объясню, — ответила жена.

— Хорошо, — заметил он, ничего не подозревая.

Соседи ушли, поручив больную Богу и обещая исполнить ее просьбу, за что она их поблагодарила.

Так как она чувствовала приближение смерти, то обратилась к мужу с просьбой о прощении и рассказала ему все, в чем была она грешна за время замужества, какие дети от кого и как после ее смерти они будут взяты на воспитание, так что он ничем не будет обременен.

Добряку мужу не очень понравилась подобная исповедь, однако он жену простил, вслед за чем она умерла. Он отослал детей к названным лицам, которые и взяли их на воспитание. Таким образом, он освободился и от жены, и от детей, но, говорят, больше сожалел об утрате последних, чем о смерти первой.

Таковы были истории, которые служили десертом Льву X, и не забудьте, что мы выбрали из них самую пресную.

Между тем становилось поздно, и пока лакеи относили в одну из 11 000 комнат Ватикана тело падре Бартоломео, Рафаэль и кардинал Бабьена откланивались со своим высокопоставленным амфитрионом.

Художник и прелат шли каждый к своим носилкам, ожидавшим их у папского дворца. Носилки сопровождали хорошо вооруженные служители, потому что в Риме того времени было неблагоразумно появляться одному поздно вечером на улицах.

Расставаясь, Бабьена сказал Рафаэлю:

— Не забудьте, молодой художник!

— Не забуду, — с улыбкой отвечал Рафаэль.

Через несколько минут, когда Рафаэль в какой-то сладостной полудреме мечтал о своей Форнарине, чья-то тень наклонилась к нему с правой стороны носилок, и знакомый голос проговорил:

— Добрый вечер, учитель!

— Франческо Пенни! — радостно вскричал Рафаэль. — Как и зачем ты здесь?

— Чтобы оберегать вас. Я знал, что вы обедали у его святейшества, и ждал у дверей, чтобы проводить вас в Фарнезино.

— Мой милый Франческо!.. Так вели остановиться носильщикам… Погода, кажется, прекрасная?..

— Великолепная!

— Вместо того чтобы отправляться в Фарнезино, ты проводишь меня?

— Куда?

— Я тебе скажу по дороге.

Слуги были отосланы. Чего бояться опасных встреч!..

Разве у Рафаэля и Франческо Пенни нет у каждого по доброй шпаге?..

Куда же отправлялись они? Но вы уже и так знаете: они спешили к дому Форнарины.

Она не спала. Не так она была глупа, чтобы спать! Она предчувствовала это посещение. Она стояла у окна!.. Милая детка!.. Но как попасть к ней, чтоб не услышал отец?

— Из сада, идите сюда… По виноградным лозам, которые спускаются по стене… Может, вы сумеете забраться…

— Хорошо!.. Хорошо!..

То была та самая дорога, по которой Чинелли каждую ночь пробирался в комнату Маргариты. О! Если б эти лозы, эти камни могли говорить!.. Если б могла говорить эта комната, в которую проник Рафаэль и которая была свидетельницей таких страстных ласк!.. Но все безмолвствовало, и Рафаэль был несказанно счастлив…

Франческо Пенни остался в саду.

На рассвете учитель отыскал его, извиняясь в том, что заставил ждать пять часов.

Пять часов — ни больше ни меньше. И даже возвращаясь в Фарнезино, Рафаэль в мыслях был занят только Маргаритой.

— Я никогда не любил ни одной женщины так, как люблю ее, — говорил он, — и я решил, что она будет совершенно моею… Я дам отцу все, что он потребует… Я хочу свободно видеть ее во всякий час дня и ночи…

Франческо Пенни молчал, но невольно вздохнул, потому что глубоко любил своего учителя и, глядя на него, видел, как глубоко запали его глаза.

Рафаэль услышал этот вздох.

— Что с тобой? — спросил он. — Ах, правда, мой бедный друг! Я заставил тебя провести бессонную ночь. Тебе нужен покой.

— Что вам за дело до моего покоя! — быстро возразил Франческо. — Дело в вас, учитель. Форнарина прелестна, я признаюсь, но если вы верите мне — любите ее нежнее, умереннее…

Рафаэль пожал плечами.

— Ты так же, как папа и кардинал Бабьена, читаешь мне мораль, Франческо! — сказал он. — Ты не подозреваешь, стало быть, что художник тогда только имеет талант, когда он любит и любим. Любовь удваивает гениальность. Ты увидишь, какие картины создам я, когда Маргарита будет моей моделью… Мне ее послало само небо!..

«Увы! — подумал Франческо Пенни, — дай Бог, чтоб она не отправила тебя на небо!»

Во все времена повсюду есть родственники, которых легко убедить золотом, но в то время, особенно в Италии, в низших слоях, почти не было случая, чтобы за порядочную сумму нельзя было купить отцовской или материнской снисходительности. За пятьдесят экю Джемиано позволил Рафаэлю рисовать с Форнарины, за три тысячи экю он дал ему позволение увезти ее куда захочет.

Правда, в Альбано был некто, сильно пугавший Джемиано. Маргарита прочла это в отцовских глазах и, обнимая папеньку, тихо сказала ему: «Я возьмусь за Томазо». Джемиано оставалось только благодарить богов…

Рафаэль нанял любовнице виллу близ Рима. Он накупил ей нарядов и драгоценностей. У нее были лошади, экипажи, носилки, лакеи. В течение целого года он, как говорят, не оставлял ее ни на минуту.

Обладание не успокоило его страсти, через год он все еще был счастлив только с нею; днем он бродил с нею под тенью садов виллы, а вечером, как новоиспеченный любовник, сидел у ее ног на подушке, полный восторга…

Он никого не видел, никуда не выходил…

Он оставил работы в Ватикане, и папа начал сердиться.

Он также бросил работу в Фарнезино, и Августино Чиджи начал приходить в отчаяние…

— Вы влюблены, синьор Рафаэль, — сказал однажды банкир художнику, — прекрасно!.. Я также бывал влюблен, я мог бы и еще, мне только пятьдесят лет от роду… Но это не причина бросать искусство. Теперь вы не больше раза в неделю показываетесь в вашей мастерской, в моем дворце, из этого выходит, что и ваши ученики ничего не делают. Если вы не в состоянии жить без вашей любовницы, ну, привозите ее в Фарнезино. Она поселится с вами.

Рафаэль просил подумать, предполагая, что Маргариту сильно огорчило бы, если б ей пришлось покинуть гнездо любви, которое он устроил для нее у подошвы горы Пинчио. Но, к крайнему его удивлению, когда он сказал ей о предложении Августино Чиджи, она воскликнула, что его следует принять, что она будет огорчена, если из-за нее Рафаэль будет и дальше отказываться от богатства и славы.

В глубине души художник ничего не желал так, как снова серьезно приняться за кисти. Он возвратился в Фарнезино вместе с Маргаритой, которую Августино Чиджи, верный своему обещанию, принял с почетом. У Маргариты были свои комнаты рядом с любовником; Рафаэль был в восхищении от возможности упиваться и любовью, и искусством.

Между тем, так легко соглашаясь на желание банкира, Форнарина имела на это свою причину. Чинелли, приходя в ярость от нетерпения, не раз писал ей письма, исполненные угроз.

А какого еще защитника против Томазо Чинелли, защитника более могущественного, чем сам его хозяин — синьор Чиджи, могла найти Маргарита? Нужно было только найти средство приобрести покровительство…

Форнарина легко справилась с этим делом.

Хотя и не занимаясь более, со времени печальной разлуки с Белла Империа, любовными похождениями, Августино Чиджи все же имел еще и глаза, и сердце.

Его глаза нашли любовницу Рафаэля действительно прекрасной. Его сердце воспламенилось, когда при третьем или четвертом свидании с ней он начал полагать, что его общество приятно для Форнарины.

Рафаэль со всей страстью отдался работе. В Риме в это время воздвигалось много новых зданий, и Рафаэль, постоянно занятый этим вне стен своей мастерской, часто оставлял Маргариту во дворце одну, и та заботливость, которой окружал ее Чиджи, нимало не тревожила и не могла тревожить его. Можно ли было предположить, чтобы молоденькая, любимая молодым человеком женщина могла иначе как к другу относиться к старику?

А тот поддерживал иллюзию Рафаэля такими лицемерными речами.

— Я чувствую к милой Маргарите отцовскую привязанность! — повторял он каждую минуту.

Странный отец!.. Вот что произошло на пятнадцатый день между Форнариной и Августино Чиджи.

Рафаэль отправился в Ватикан. Маргарита была одна в своем будуаре, читая очередное письмо от Томазо, принесенное ей накануне ее отцом. В этом письме жених укорял свою неверную невесту в том, что «она солгала ему как при второй, так и при первой клятве», что он более не сомневается в ее намерениях навсегда его покинуть. Поэтому, невзирая ни на какую опасность, которая может подстерегать и ее, и его, он решился на скандал: если в течение трех дней она не назначит ему свидания, он, Томазо, все откроет синьору Рафаэлю. «Я знаю, — заканчивал отвергнутый любовник и жених, — что, поступая подобным образом, я иду не той дорогой, которая могла бы привести меня к тебе; что ж, тем хуже! Если уж мне больше не обладать тобою, пусть тот, кто ныне тобой обладает, узнает, чего ты стоишь. Его презрением я буду отомщен за твое!»