Джудит Крэнц - Слава, любовь и скандалы Страница 47

— Кто это был? — жестко спросил Мистраль.

— Не знаю. Я никогда их раньше не видела. Какие-то чужаки. Молодые дикари! Они ушли через лес к Лакосту…

— Эти молодчики заходили в мою мастерскую?

— Они побывали везде, открыли все двери.

Мистраль бегом поднялся в студию и вернулся с криком:

— Где мои простыни?

— Они унесли их с собой, прихватили еще пододеяльники и скатерти.

— Все простыни?

— Что я могла сделать, месье Мистраль, как по-вашему? — возмущенно воскликнула экономка. — Говорю же вам, это настоящие бандиты.

Когда на следующий день на ферме появился капитан Шмитт, принесший показать Мистралю свое очередное творение, художник встретил его, убитый горем.

— Что случилось? Какое-то несчастье?

— Меня ограбили, — мрачно сообщил Мистраль.

— Кто? Немецкие солдаты? Если это так, то виновные будут наказаны, не сомневайтесь.

— Нет, я не знаю, кто это был. По словам моей экономки, какие-то молодые негодяи.

— Партизаны?

— Мне известно только, что они не из этих мест. Мадам Полиссон их никогда раньше не видела.

— Что они забрали? — Шмитта встревожило выражение отчаяния на лице Мистраля.

— Много чего, все какую-то ерунду, черт бы их побрал. Но они унесли мои простыни! Как я теперь буду работать? У меня не осталось ни одного холста. Я бы их убил, попадись они мне в руки. Ублюдки! Мерзавцы!

— Куда они направились?

— Не знаю я! Мадам Полиссон говорит, куда-то в сторону Лакоста, по лесной дороге. Но теперь они могут быть где угодно.

— Я посмотрю, нельзя ли достать для вас холсты. Это почти невозможно, но я попытаюсь вам помочь.

Шмитт вернулся через два дня и привез простыни.

— Холстов я не достал, но возвращаю вам ваши простыни, — с торжествующей улыбкой объявил он.

— Как вам это удалось?

— Мы нашли воров там, где вы сказали. Это был целый лагерь. Они обирали местных жителей. Что вы хотите, партизаны!

— Они не были партизанами!

— Были, Жюльен, были. Двадцать человек. Не волнуйтесь, эти свиньи никому больше не причинят вреда.

15

Тедди Люнель с тоской и завистью смотрела на своих одноклассниц. За те семь лет, что она провела в школе «Эльм», небольшом частном учебном заведении рядом с Центральным парком, она так и не стала своей среди них. И Тедди вынуждена была признать, что причина кроется в том, что она на них совсем не похожа.

Во-первых, у нее не было отца и многочисленных родственников. Во-вторых, ее мать, в отличие от матерей ее одноклассниц, работала целый день. В-третьих, Тедди из первого класса перешла сразу в третий и поэтому оказалась на год моложе остальных. И наконец, она была выше всех. Тедди решила, что именно из-за роста ее определили в аутсайдеры. Верховодили в классе несколько девочек, и именно они решали, кто самый популярный в классе. Тедди всегда оказывалась хуже всех.

Ее никогда не приглашали на дни рождения, за исключением тех редких случаев, когда чья-нибудь мама настаивала на том, чтобы дочь позвала весь класс без исключения. Во время перерыва на ленч никто не занимал для нее места в кафетерии. Если девочки собирались стайкой и о чем-то шушукались, никто из них не махал призывно рукой, подзывая Тедди.

Иногда Тедди казалось, что ее «исключили» из разряда своих с первого же школьного дня, и ничто не могло этого изменить. Ей некого было спросить, в чем дело. Ее как будто не замечали, и загадочное коллективное решение не подлежало обжалованию.

Рядом с ней не оказалось никого, кто объяснил бы Тедди, что всему виной ее красота. Ее внешность была настолько совершенной, что девочки не могли с этим примириться. Когда взрослые делали ей комплимент, а лишь немногим удавалось воздержаться от этого, Тедди не принимала их слова близко к сердцу. Ведь им было невдомек, что, несмотря на идеальную правильность черт и непобедимое очарование, никто не любил Тедди.

Кто в тринадцать лет склонен к философским обобщениям? В крови бурлит желание быть такой же, как все, принадлежать к какой-то группе, с кем-то шептаться, кому-то поверять свои секреты и чувствовать себя своей среди себе подобных. Так ведут себя люди в лепрозориях, тюрьмах и на тротуарах Калькутты. Тедди не понимала, что всегда есть те, для кого не находится места в общепринятой иерархии.

Но даже если бы она задумалась об этом и что-то поняла, это никак не исправило бы ее настроения. В тринадцать лет Тедди Люнель была выше своего преподавателя мистера Саймона, а он был мужчиной нормального роста.

Маги не могла даже представить, что ее дочь — пария в своем классе. Тедди не нашла в себе сил рассказать о своих переживаниях матери, которая так любила ее, так гордилась ею. И эта любовь требовала, чтобы Тедди была счастливой в своей исключительности и стала воплощением всего того, что Маги мечтала видеть в ребенке. Тедди с ужасом думала о том, что перестанет радовать мать, если признается, как одиноко и печально ей в школе. Она скрывала свои раны от Маги, словно и в самом деле совершила нечто позорное, заслужив подобное отношение к себе. В очень раннем возрасте Тедди научилась фантазировать, создавая у Маги впечатление, что ее дочь провела чудесный, ничем не омраченный день.

Маги часто задумывалась над тем, что Тедди не хватает нормальной, естественной уверенности в себе. Но, возможно, это и к лучшему, учитывая ее юный возраст, успокаивала себя Маги, чувствуя себя мудрой и осторожной. Совершенная красота дочери казалась ей иногда колдовской. Тедди была существом, созданным из самых романтических контрастов. Ее густые темно-рыжие волосы вились, переливаясь всеми оттенками от каштанового до светло-золотистого. Белоснежная кожа отличалась прозрачностью дорогого фарфора, а вспыхивавший нежно-розовый румянец напоминал о лепестках цветущей яблони. Пухлые губы четкого, красивого рисунка казались накрашенными. Из-под изящно изогнутых бровей смотрели на мир широко расставленные, как у самой Маги, большие глаза, казавшиеся то серыми, то зеленоватыми, то голубыми в зависимости от освещения и настроения девочки. Нос хорошей формы придавал ей несколько высокомерный вид, но, пожалуй, был чуть крупноват для детского личика без косметики. Хотя Маги не сомневалась, что время исправит этот небольшой недостаток. Наметанный глаз Маги видел женщину, которой она станет, а не слишком высокую, слишком заносчивую, слишком не похожую на других девочку, какой она была на самом деле.

Когда агентство «Люнель» только начинало свою работу и Маги руководила им из дома, она радовалась тому, что работающие на нее девушки относятся к Тедди как к младшей сестренке. Ведь у девушки была только мать, и никого больше. Потом Маги заняла офисное помещение в административном здании Карнеги-холла, получила несколько телефонных линий, взяла на работу помощников. С тех пор она расширяла свои владения и штат каждый год. Тогда она просила няню Баттерфилд, а затем сменившую ее мадемуазель Галлиран приводить Тедди после школы Несколько раз в неделю к ней в кабинет, чтобы девочка могла побыть с ней несколько часов.

Когда Тедди подросла и должна была выполнять домашние задания, ей поставили небольшой письменный стол в одном из уголков поспокойнее. Девушки Маги, чье число достигло ста двадцати, заглядывали в «кабинет» Тедди, чтобы обнять ее, поболтать несколько минут, показать новые фотографии, пожаловаться на боль в ногах или попросить яблоко из корзины, всегда стоявшей на ее столе. Они ничем не хуже ватаги родственников, с вызовом думала Маги, отправляясь по субботам за покупками в магазин Сакса, чтобы приобрести для Тедди еще несколько новых кашемировых свитеров, дорогую импортную фланелевую или твидовую юбку.

От «Сан-Ремо», красивого многоэтажного дома на углу Семьдесят четвертой улицы и Западного Центрального парка, где Маги снимала квартиру, было совсем близко до школы «Эльм». Из окон дома были видны башни Пятой авеню, отделенные зеленым массивом Центрального парка. Именно эта отделенность понравилась Маги, когда та выбирала квартиру, хотя она могла позволить себе жить в самой элегантной части города на Восточных Шестидесятых или Семидесятых улицах и послать Тедди в более известную и модную школу. Но в Ист-Сайде девочка могла в любую минуту встретиться с кем-нибудь из Килкалленов, Макдоннеллов, Мюрреев или Бакли. Этот квартал принадлежал богатым католическим семьям, а после скандала с картинами Мистраля Маги старалась держать свою дочь подальше от них. Это легко сделать в большом городе. Достаточно сменить соседей и школу. Особенно легко, если ты никогда не принадлежал к этому кругу.

Тедди путешествовала по «Сан-Ремо», словно это были ее владения. Она знала историю жизни всех чернокожих лифтеров. Привратники обожали ее, и у них всегда находился кусочек мела, чтобы она могла порисовать на тротуаре. Тедди охотно играла в «классики» и благодаря длинным ногам всегда выигрывала. Вне стен школы она оставалась разговорчивой милой непоседой, носящейся то на роликах, то на велосипеде. Зимой она с удовольствием каталась с гор в парке. За ней всегда увязывались дети помладше. Тедди рассказывала им длинные, запутанные истории о тропических джунглях или Амазонке.