Майкл Корда - Роковая женщина Страница 56

— Понятно, — сказала она. — Извини, что я затронула эту тему.

— Нет, ты была совершенно права. Я не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание. — Он потянулся через стол и взял ее за руку. — Одно я тебе обещаю. Что бы ни случилось, я не позволю Роберту снова вмешаться в мою жизнь.

Она никогда прежде не видела такого неумолимого выражения на лице Артура Баннермэна, даже на лице своего отца. Оно было совершенно неподвижным, словно черты его были вырезаны из железного дерева.

Она улыбнулась и, чтобы разбить тягостное настроение, подняла бокал.

— Еще раз — с днем рождения.

Лицо его стало менее суровым. Обычное расположение духа постепенно возвращалось. Он нагнулся и поцеловал ее.

— Первый, из проведенных вместе, — сказал он. Раскат его смеха разнесся по залу. — К черту Роберта! Я собираюсь дожить до девяноста лет. А может, и до ста — просто назло ему.

Он подарил ей улыбку, которая привлекла ее внимание, когда она впервые увидела его. Его ярко-синие глаза сияли, он выглядел сейчас на двадцать лет моложе — совсем другим человеком, чем когда говорил о Роберте. И она поверила ему, охотно, безоговорочно. Он проживет до девяноста лет, здоровый, сильный, крепкий как дуб, и они всегда будут счастливы вместе.

Она чувствовала и желала это всем своим существом.

Когда Саймон предложил ей пойти выпить после работы, она поняла, что на уме у него что-то важное, отчасти потому, что он выбрал «Хоб Саунд», за углом от своего офиса. Саймон пил мало, но для серьезных разговоров всегда ходил в бары. Здесь было так темно и пусто, что те редкие посетители, что знали о существовании бара, предполагали, что он служит для чего-то прикрытием, хотя для чего — никто не догадывался. Официантки были средних лет, радушны и вежливы, возле стойки не болталось никаких торговцев наркотиками, и атмосфера, отнюдь не оживленная, была скорее мрачной, что подчеркивалось записью звуков шторма, прокручиваемых каждые четверть часа, и свисавшими с потолка рыбачьими сетями и спасательными кругами.

Ей следовало бы догадаться, что скрыть от Саймона свою связь с Артуром Баннермэном не удастся. Он не мог не заметить ни потока конвертов из Фонда Баннермэнов, главным образом адресованных ей, ни некоторых подарков, которых она не могла спрятать. Да в каком-то смысле она и не хотела скрывать это от Саймона, и не собиралась лгать ему в лицо, во всяком случае.

— Это Баннермэн, правда? — спросил он.

Она промолчала.

— Я тебя знаю. Ты — худшая в мире лгунья.

— Я тебе не лгу.

— Нет, но ведь и не отрицаешь, потому что не можешь. Послушай, мы ведь решили быть друзьями. А у друзей не должно быть секретов друг от друга.

Она кивнула. Это было верно сказано, если не считать того, что жизнь Саймона была полна секретов, даже когда они жили вместе. Однако не было смысла отрицать то, что он уже знал, если бы даже она была на это способна.

— Мне следовало бы понять, — он злился больше на себя за недогадливость, чем на нее за скрытность. — Все эти дела, неожиданно обрушившиеся на тебя. И эти чертовы цветы. Обязан отдать тебе должное — ты много умнее, чем я считал. И ловчее. Не знаю, почему я не додумался. Я бы должен помнить, что ты имеешь склонность к пожилым мужчинам.

— У меня нет «склонности к пожилым мужчинам», Саймон, — вознегодовала она. — Как насчет нас с тобой? Ты ненамного старше, чем я.

— Но что касается пожилых мужчин, на сей раз ты переборщила. Ему, должно быть, все семьдесят, Господи помилуй?

— Шестьдесят четыре.

— Бог мой, Алекса! Шестьдесят четыре! Я полагаю, что не мое дело, но…

— Ты прав, Саймон. Это не твое дело.

— О’кей, о’кей, я не настаиваю. Могу я спросить, почему ты держишь это в тайне?

— Потому что это необходимо. Серьезно, Саймон, — никто не должен знать.

— Необходимо — для кого? Он что, снова собирается выставляться в президенты? Я знаю, что быть главой семьи Баннермэнов очень сложно, но это же не предполагает обета целомудрия?

— Он хочет сохранить тайну. Это необходимо для него, а значит и для меня.

— Что ж, я не скажу ни одной живой душе.

— Ты должен обещать, Саймон.

— Ради Бога, обещаю. Когда это появится на шестой странице «Пост», то не по моей вине.

— Что заставляет тебя думать, что так случится?

— Инстинкт. Начать с того, что у него есть слуги, а слуги любят сплетничать. Но, честно говоря, меня удивляет, почему он не хочет, чтобы окружающие знали. Он же не женат.

— У него есть причина.

— Семья. Могу себе представить. А он, конечно, не соответствует имиджу плейбоя. Это, должно быть, несколько напоминает любовную связь с епископом. Кстати, о нас он знает?

— Я не говорила ему о нас, Саймон, а он не спрашивал. Но, думаю, он, вероятно, догадался. Он — не дурак.

— Я так и не считаю. По правде, он кажется мне человеком редкой проницательности. Черт, а почему нет? Это свойство их семьи. Пожалуй, если вдуматься, тебе повезло, что он хочет все сохранить в тайне.

— Мне?

— Не будь наивной, Алекса. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Когда твоя фотография в качестве подружки Артура Баннермэна появится в газетах, на тебя обрушится шквал звонков от старых друзей, и кое-кто позвонит не для того, чтобы сказать «привет» и передать поздравления.

Раздался раскат грома, сопровождаемый вспышкой молнии, и шум ливня милосердно прервал беседу. Примерно через минуту эти звуки перешли в грохот прибоя и вопли чаек, затем смолкли.

— Саймон, это было очень давно, — сказала она, когда установилась тишина.

— Два года назад? Три? Мне это не представляется большой давностью. А у той особы, о которой я думаю, голова как компьютер. Никогда не забывает ни имени, ни даты, ни оскорбления, даже мелкого.

— Я ее не оскорбляла.

— Ты ускользнула от нее. Тогда, если ты забыла, именно я выручил тебя из этой щекотливой ситуации.

— Я всегда была тебе благодарна.

— И всегда будешь, надеюсь. Однако сдается мне, что старик бы не понял тебя так легко, как я. Думаю, он был бы шокирован. Или, по крайней мере, разочарован.

— Я не сделала ничего ужасного.

— А разве я сказал, что сделала? Но если взглянуть фактам в лицо, кто-то может считать по-другому. Кто-то, слегка более старомодный. Это просто предположение.

В зале потемнело. Снова разразился шторм. Миниатюрный рыбачий порт на стеклянной задней стене бара озарялся молниями, гром спасал от необходимости отвечать.

Саймон откашлялся.

— Ты собираешься продолжать работать?

Она изумилась. Неужели Саймон хочет уволить ее, только потому, что она спит с кем-то другим?

— Конечно. А что?

— Ну, во-первых, я думаю, что должен повысить тебе жалованье. Ты приняла на себя большую часть работы, и полагаю, дальше будет еще больше.

Про себя она подумала, что заслужила прибавку и без новой работы, но деньги никогда не были проблемой между ней и Саймоном. Он ненавидел споры о деньгах, и в ее случае, был вполне способен даже переплатить ей, только чтобы избежать разговоров.

— Сколько ты сейчас получаешь? — спросил он, хотя ответ был известен ему не хуже, чем ей.

— Шестьдесят.

— Семьдесят пять устроит?

Она кивнула.

— Семьдесят пять — прекрасно. Но с чего ты взял, что я уволюсь?

— Ну, я подумал, — может быть, Баннермэн не хочет, чтобы ты работала.

— Он даже не затрагивал эту тему. Почему бы ему хотеть, чтоб я перестала работать?

Саймон напустил на себя вид носителя вселенской мудрости, усталое выражение Великого Истолкователя — его любимая роль.

— Алекса, таким людям, как Артур Баннермэн положено платить за свои удовольствия. Нет-нет, не смотри на меня так. Я хочу сказать — есть определенные вещи, которые богатый человек делает в данной ситуации. Например, он снимает тебе хорошую квартиру, что-нибудь с видом на парк и без пьяных громил на соседних улицах. Он выделяет тебе содержание, открывает на тебя банковский счет. В конце концов, в его распоряжении — все деньги мира. Это вполне правильный образ действий, и в своем возрасте он должен это знать.

— Саймон, я ни о чем его не просила.

— Что ж, так, может, и умнее. Но что он предлагал?

— Ничего. Этот вопрос не возникал. И вряд ли возникнет.

— Конечно, возникнет. Баннермэн — не наивный младенец. Ты — тоже, позволь тебе напомнить. Хотя, с другой стороны, если вдуматься, может, и да, когда дело касается денег. По крайней мере, ты должна обзавестись хорошей квартиркой, по приличному адресу, где он мог бы навещать тебя и чувствовать как дома. На твое имя, конечно.

Ей следовало бы рассердиться, но для этого она слишком хорошо знала Саймона. Он вовсе не старался оскорбить ее, просто таким был естественный образ его мыслей. Может быть, большинство людей на свете точно так же расценили бы ее связь с Артуром Баннермэном, но она, по какой-то причине, нет.