Лариса Шкатула - Пленница французского маркиза (Книга 1) Страница 57

Так и есть, Тредиаковский без сознания лежал подле двери. Одетый во все тот же черный костюм, но ни усов, ни бороды, ни пресловутой фески на нем не было, а рука, которую он не разжал и падая, сжимала какой-то небольшой саквояж. Наверное, в нем и был весь его арсенал для преобразования внешности.

Соня как могла за плечи, волоком, втащила Григория в номер и опять закрыла дверь на ключ и задвижку. Она приложила ухо к груди своего "документального" супруга - дышит! Осторожно ощупала голову. На затылке молодого мужчины оказалась огромная шишка, которая продолжала расти.

Девушка сбегала в ванную, намочила край полотенца и приложила к его голове. Тредиаковский застонал и медленно открыл глаза.

- Софья Николаевна, в гостинице обрушился потолок?

- Отнюдь, - покачала она головой. - Вас всего лишь ударили по голове.

- Кувалдой?

- Думаю, это был кулак, - скромно заметила она.

- Вы считаете, от кулака может так болеть голова?

- Не знаю, - призналась она, - меня пока по голове никто не бил. Тьфу-тьфу...

Интересно, может женщина в двадцать пять лет так круто меняться, что становится совсем другим человеком? Такие философские мысли приходили в голову княжны Астаховой, когда она смотрела на спящего, до синевы бледного, Тредиаковского и вспоминала, как затащила его на свою кровать - до его кровати тащить было не в пример дальше!

Мало того, княжне пришлось раздеть Григория - до нижнего белья! Это ей-то, которая до сих пор никогда не видела мужчин в неглиже. Разве что, в домашнем халате.

Но вот, раздела, увидела, и... ничего не случилось. Она так и осталась девственницей... Ого, её сиятельство позволяет себе даже такие рискованные шуточки!

Григорий со стоном перевернулся на бок и Соня поднялась из кресла, чтобы опять принести из ванной намоченное в холодной воде полотенце. Потом положила на его лоб ладонь. Таким привычным жестом, словно прежде когда-нибудь ухаживала за больными. Не было такого! Неужели подобные привычки - женские по своей сути?

Однако, именно эта мысль княжну заинтересовала: никогда прежде она не ухаживала за больными, а значит, и не ей решать, насколько человек болен. Идя в своих рассуждениях дальше, приходишь к единственному мнению: нужно позвать врача.

Но пока... Соня осторожно вынесла саквояж Тредиаковского в другую комнату и открыла его. Что она хотела там найти? А вот это самое - оружие. Кажется, он называется револьвер. Соня видела его один раз в жизни. Лет десять назад. Тогда к отцу приехал в гости его товарищ, который из Англии как раз и привез похожую штуку.

- Посмотри, дочь, какая красота! Называется револьвер. Умеют англичане мир удивлять.

В словах отца было такое восхищение, что Соня подошла и, чтобы угодить родителю, пальцем потрогала этот самый револьвер.

- Железный, - сказала она тогда, лишь бы что-то сказать.

- Да уж, не из теста! - отчего-то с раздражением сказал Николай Еремеевич и с видимым сожалением отдал оружие другу.

И вот теперь, держа револьвер в руках, Соня жалела, что десять лет назад оказалась такой нелюбопытной. Нет, чтобы спросить, как действует эта вещь. Тогда она могла бы при случае... выстрелить в кого-нибудь? Нет, но хотя бы знать, на что нужно нажимать, если на нее, как на Григория, кто-то вздумает напасть.

Она рассматривала оружие, с трудом удерживая его двумя пальцами, так что в конце концов пришлось прибегнуть к помощи другой руки. Как же им пользуются-то? Помнится, отец брал его в руку - а не пальцами!

Ага, револьвер и сам будто прыгнул в её ладонь и сам в ней вполне удобно устроился. Вот это отверстие как раз для указательного пальца - так и хочется им нажать!

Она осторожно освободила руку от оружия. Или оружие от своей руки? Как, оказывается, заразительно общение с ним! Как приятно ощущать его тяжесть, которая обещает тебе защиту от всякого недруга.

Однако, какие опасные мысли рождает всего лишь оружие в руке! Защита. Но какой ценой? Разве нельзя из этого револьвера убить человека? Еще как можно!

Соня попробовала положить его в сумочку, которую вешала на пояс. Совсем недавно в ней поместился слиток весом шесть фунтов. Нашлось место и револьверу.

Наверное, Тредиаковский рассердится, что она копается в его вещах. Но Соня больше ничего толком и не разглядывала: ни какие-то бумаги, ни конверты, в которых тоже что-то было. И два флакона темного стекла. И пакетик с каким-то порошком. Пусть, это его секреты. Но оружие... не может же Соня выйти без него из номера, если ей нужно будет позвать врача для Григория!

Она могла бы позвать посыльного, но кто знает, вдруг вместо него придет Иветта. Кстати, почему она заподозрила Софью?.. Все ясно, попав в номер Григория, княжна решила, что ей больше ничего не угрожает. Нет, парик она точно не снимала. И дурочкой точно прикидывалась, но чем-то все же насторожила.

А, может, она рассказала своим хозяевам о странной русской женщине, вот они и решили проверить. Странная, иными словами, подозрительная. Но, открой номер, чтобы они сделали? Тоже дали бы Соне по голове и уволокли с собой? Она поежилась - серьезный человек устроил на неё охоту.

Значит, Флоримон её не обманывал - он действительно король Дежансона, и все, кто обслуживает приезжающих сюда на воды, не кто иной, как его тайные придворные. И то, что его слуги проделывали с Агриппиной, они проделывают со всеми женщинами, которые попадают к ним в руки.

Тогда, кто знает, не вызовут ли и к Григорию доктора из свиты маркиза де Барраса? А он, например, отравит молодого человека? Или даст ему снотворное, чтобы Соню без помех утащили из номера...

Как ей быть? Может, дождаться, пока Тредиаковский придет в себя? А до тех пор... не станут же слуги Флоримона штурмом брать эту дверь? Впрочем, достаточно толстую и прочную, чтобы с нею легко было справиться, а там... Там придется ей нажимать на тот металлический язычок, на который так удобно ложится указательный палец!

Тредиаковский застонал, и она опрометью кинулась к нему.

- Софья Николаевна, вы ещё здесь?

- Куда же мне ещё деваться? - улыбнулась она.

- В какой-то момент мне показалось, что это мама, как в детстве, положила мне на лоб прохладную ладонь. Тогда у меня была корь и жар изводил меня...

- Как вы себя чувствуете?

Он попытался приподнять голову и прислушался к себе.

- Как странно, голова почти не болит, вот только больно ложиться на подушку затылком.

- Еще бы, у вас такая шишка!

- Их было трое. Третий стоял за углом, и я не услышал, как он подкрался. Со спины...

- Я хотела позвать врача.

- Что вы, ни в коем случае! Я ещё немного полежу, и все пройдет. Звать врача! Вы уверены, что это не будет один из тех, что кружат сейчас возле нашего номера?

- Вот поэтому я и медлила. Но у вас было такое бледное лицо...

- Умница. Хорошо, что медлила. Мы и так разворошили это осиное гнездо. Пусть они успокоятся.

- Вы думаете, это случится?

- Думаю, нет, - сказал он со вздохом. - Однако, какова наглость! Напасть на постояльца прямо в отеле. Неужели в самом деле их так много? Или они почувствовали запах горелого? Наверное, придется нам отсюда выбираться.

- И вы знаете, как?

- Думаю, для начала нам надо сходить в ресторан. Я, знаете ли, ужасно проголодался.

- Я тоже... А если нам что-нибудь подмешают в еду?

- Ну, волка бояться - в лес не ходить... Кстати, в ресторане у них есть второй выход. Через кухню. Словом, есть где развернуться. Это вам не в номере, из которого только один выход.

- Но вы же больны! - запротестовала Соня.

- Болен? То есть, получил по голове? Так мне и надо, не поворачивайся к врагу спиной.

- Удар такой силы...

- Пустое, ваше сиятельство! То, что невозможно и представить женщине, для мужчины дело обычное. Природа-матушка так распорядилась - сделать наши черепа крепче женских.

Он, невольно скривившись, опустил ноги с кровати и только тут оглядел себя.

- Вы меня раздевали?

Соня залилась румянцем.

- Не могла же я укладывать вас в постель одетым.

- В свою постель? Это трогает. Я ещё никогда не спал в девической постели.

- Это не девическая постель, а всего лишь гостиничная, - возразила княжна, стараясь разозлиться, чтобы хоть таким образом избавиться от смущения.

- А жалко, - с нарочитым вздохом проговорил Тредиаковский; он потянулся было за своей одеждой, но попенял Соне. - Отвернитесь, княжна, если вы меня один раз раздели, - получается каламбур, не так ли? - вовсе не значит, что нам уже не стоит и стесняться в присутствии друг друга.

- Невежа! Говорить такие пошлости женщине, которая за вами ухаживала! - выпалила в сердцах Соня и выбежала прочь в комнату, которая - и это не смешно! - была спальней Григория. А куда бы она могла уйти еще, ежели не в коридор?!

- Теперь мы можем поменяться комнатами, - как ни в чем не бывало проговорил, входя, Тредиаковский. - Сделайте мне приятное, Софья Николаевна, оденьте то зеленое платье, что я купил для вас давеча в лавчонке на окраине.