Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая Страница 59

— Вы и вправду сошли с ума! — кричала она вне себя.

— Сошел я с ума или нет, но вы уясните себе, что нельзя перечить мужу! — проорал он и с размаху ударил ее по лицу.

Она громко запротестовала:

— Ради Бога, разве вы забыли, что я жду ребенка?..

— Вивиан! — раздался еще один протестующий голос. Это был взволнованный голос Элеоноры Чейс, стоящей на пороге. Теперь она лишь слабо стонала.

Молодой человек стремительно вскочил на ноги. Его сильно шатало. Он напряженно всматривался в появившуюся в дверях фигуру, но алкогольные пары затмевали его взор. Наконец ему удалось сосредоточить взгляд, и он увидел смутный силуэт матери в чем-то белом. Она в ужасе смотрела на него. В ее глазах стоял убийственный укор. Держась за дверную раму, чтобы не упасть, она перевела взгляд с сына на лежащую на кровати Шарлотту, которая, уткнувшись лицом в подушку, горько рыдала.

— Итак, значит, вот до чего дошло, — угрюмо произнесла леди Чейс. — До этого. Возможно, Всевышний и простит тебя, но я, сын мой, никогда!

С этими словами ее светлость тяжело повалилась на пол. Да, это были последние слова в ее жизни! Вивиан кинулся к лежащей матери и опустился рядом с ней на колени, моментально отрезвев. Когда он перевернул тело и посмотрел в широко раскрытые и неподвижно уставившиеся в одну точку глаза матери, понял, что она мертва.

Впервые в жизни он испытал страх и угрызения совести. Его сердце замерло, зубы стучали. А в голове все раздавались последние слова, сорвавшиеся с губ матери:

«Возможно, Всевышний и простит тебя, но я… никогда».

— Мама, — хрипло проговорил Вивиан. — Мама, ну скажи же мне что-нибудь. Мама, я не знаю, что мне делать! Я ходил в гости и слишком много выпил. Мама, клянусь, с этой минуты я буду делать все, чтобы ты поверила в мое раскаяние! О, дорогая мама!.. — Он запнулся и стал в отчаянии целовать остывающие руки.

Но Элеонора Чейс лежала молча. Блеск в ее глазах медленно угасал. Она никогда не увидит и не услышит своего сына, стоящего подле нее на коленях.

Шарлотта начинала осознавать, что случилось. Она в ужасе встала на колени рядом с мужем и обратилась к миледи с мольбою:

— О мама, милая матушка, это я — Шарлотта… поговорите с нами, — умоляла она.

Тем временем проснулся весь замок. В ужасе обнаружив, что постель миледи пуста, в опочивальню Шарлотты ворвалась ночная сиделка. Вместе с ней вбежала Ханна в наспех наброшенном на голову платке. Они замахали на Вивиана и Шарлотту руками, делая им знак, чтобы те отошли. Ханна нагнулась над миледи, приподняла ее безжизненное тело и стала укачивать ее, словно ребенка. На смертельно бледном неподвижном лице уже появилось трагически строгое выражение, свойственное покойникам. Верная старая служанка, обливаясь слезами, кричала:

— О миледи, о Господь всемогущий, миледи!..

— Увы, увы! — прошептала ночная сиделка, бессмысленно ощупывая запястье миледи. — Что случилось? Что заставило ее прийти сюда, милорд? Боюсь, это напряжение и убило ее!

— Да, да, что случилось, милорд? — вторила ей Ханна и обвиняющим взором посмотрела на Шарлотту, которая стояла на коленях. Слезы стекали по ее щекам.

Молодые люди переглянулись. Теперь они смотрели не на ее светлость, а друг на друга. На левой щеке Шарлотты темнел отвратительный кровоподтек, выступила кровь, которая медленно капала на пол. Но, казалось, никто не замечал этого. Вивиан, теперь совершенно трезвый, заговорил. Он начал трусливо обвинять ночную сиделку:

— Мою мать нельзя было оставлять одну! Наверное, ей стало плохо, и она пришла сюда, чтобы разбудить нас. Вы не выполнили своего долга, мадам!

— Я оставила ее всего лишь на минуту, — оправдывалась сиделка с широко раскрытыми от страха глазами.

— Ханна, пошлите за доктором Кастлби, — сказала Шарлотта.

— Уже слишком поздно, — всхлипывая, отозвалась старая служанка.

— Да, слишком поздно, но все же ему следует прийти.

— Я отнесу маму в ее комнату, — сказал Вивиан. Несмотря на свое жестокосердие, он содрогнулся, когда поднял мать на руки. Она была легкая, как ребенок.

Шарлотта осталась совершенно одна. Дрожа от холода, она села на кровать и закрыла лицо руками. Она была настолько потрясена, что даже не могла плакать. Но, не переставая, шептала:

— О, дорогая матушка, моя дорогая леди Чейс, ну сделай же, Господи, так, чтобы я умерла с вами в этот час!

Но смерть была не для нее, такой молодой и здоровой. И по какой-то иронии судьбы именно в этот момент Шарлотта впервые почувствовала, как внутри нее шевельнулся ребенок. Она лежала под одеялом, поглаживая раненую щеку. Все ее тело страшно болело, а сердце разрывалось от стыда за происшедшее и горя.

Когда спустя несколько минут Вивиан дотронулся до нее и произнес ее имя, она вздрогнула и тихо проговорила:

— Уходите! Оставьте меня в покое!

Он смиренно произнес:

— Шарлотта, дорогая жена моя, я не собираюсь причинить вам боль. Я пришел сюда попросить у вас прощения.

Она оставалась лежать, слишком несчастная, чтобы удивиться такому резкому повороту в происходящем. Снова горячие слезы потоком заструились из ее глаз, пропитывая наволочку.

«Его извинения пришли слишком поздно, — подумала Шарлотта. — Они опоздали на несколько месяцев».

Прерывающимся голосом она произнесла:

— Вы — причина ее смерти. И я не хочу видеть вас. О, уходите, оставьте меня в покое!

Но он оставался на месте и не двигался. Затем присел на край постели. Его лицо посерело, в глазах стояло страдание. Ибо впервые в жизни Вивиан Чейс узнал, что такое — испытывать страх.

— Зачем вы так, Шарлотта, — проговорил он. — Никому не хочется слышать, что он — убийца собственной матери.

Она повернулась к мужу и посмотрела на него заплаканными глазами.

— И тем не менее это правда.

— Это был несчастный случай, — бормотал он. — Я обезумел от вина. Не понимал, что делаю, и не знал, что она слышала все. Я хотел объяснить, но с бедной мамой случилось непоправимое.

— Прошу вас, не говорите о ней, — перебила его Шарлотта. — И не надо спорить со мной, Вивиан. По крайней мере сегодня, в день, когда она умерла… дайте же ей спокойно лежать под этой крышей, или вы хотите, чтобы ваша ненависть и эгоизм преследовали ее до самой могилы?

Он грыз ногти.

— Я пришел принести вам свои извинения. Разве этого недостаточно?

— Вы уже ничем не можете исправить содеянное. Всего будет недостаточно. Перестало биться самое благородное сердце на свете…

— Я исправлюсь… Попытаюсь быть хорошим мужем для вас, Шарлотта, — сказал Вивиан и, полностью утратив контроль над собой, внезапно расплакался, как маленький ребенок.

Шарлотта глубоко вздохнула. Она была настолько удручена, что не могла испытывать жалости к мужу, а то, что он просил у нее прощения, казалось ей сейчас совершенно ненужным. Ей было противно смотреть на него. Элеонора Чейс навсегда покинула этот мир, а вместе с нею для Шарлотты навсегда ушли счастье и привязанность. А также истинная любовь.

Тем не менее Вивиан был так же эгоистичен в намерении продемонстрировать свое раскаяние, как и в своих жестоких поступках. Ему не хотелось оставаться совершенно одному. Он приподнял Шарлотту с подушек и обнял ее.

— Ну скажите мне, только скажите, что я не причинил вреда ни вам, ни нашему бедному ребенку. Скажите, что вы прощаете меня, и давайте начнем все сначала, — просил он, трогательно всхлипывая.

Она с неохотой терпела его объятия, глаза ее были закрыты, тело неподвижно.

— Лучше приведите себя в порядок и спуститесь к доктору Кастлби, — сурово проговорила она.

Он попытался взять себя в руки, затем начал целовать ее пальцы.

— Увы, я поранил вам щеку. Она кровоточит.

— Пустяки, уверяю вас.

— Скажите, что вы прощаете меня и не обвиняете в смерти моей матушки. У нее было слабое сердце, а она поднялась с постели, прошла по коридору, и именно это усилие и убило ее, а совсем не то, что она увидела и услышала в этой комнате.

У Шарлотты просто не хватало сил пускаться в спор. Тут Вивиан добавил:

— Обещайте же, что никогда не станете обвинять меня в этом. Вы не станете этого делать… вы не должны.

Слишком ослабевшая и усталая, чтобы спорить с ним, она пообещала.

Его щеки порозовели, он почувствовал себя явно лучше…

— Ведь мы постараемся стать лучшими друзьями, не правда ли, моя Шарлотта? — очень ласково спросил он.

Она по-прежнему чувствовала, как трудно ей смириться с происшедшим. Слишком внезапной была случившаяся с ним метаморфоза. Но когда Вивиан гладил ее волосы, продолжая говорить о том, что очень постарается исправиться, Шарлотта впервые ощутила нежность с его стороны — впервые с тех пор, как зачала ребенка, — и она уступила. Ведь она была еще так молода и так несчастна, что нуждалась в ласке. И она обняла его за шею.