Мэриан Кайз - Не горюй ! Страница 6

- Ну и что? - громко спросила она.

Я ожидала, что он устроит громкий скандал (как я уже говорила, он был итальянцем) или, того хуже, предложит мне заключить союз. Что-то вроде "враг моего врага - мой друг". Мне этого точно не хотелось.

Мои глаза встретились с его глазами, и я, чувствуя себя виноватой и напуганной, решила, что знаю, о чем он сейчас думает: "Это все твоя вина! Будь ты такой же привлекательной, как моя Дениз, твои муж остался бы с тобой, а я бы по-прежнему был счастлив. Но нет, ты должна была все испортить, толстая безобразная корова!"

"Ладно, - подумала я. - Будем играть по твоим правилам".

Я уставилась на него, мысленно посылая ему следующее сообщение:

"Если бы ты не женился на потаскушке, которая ворует чужих мужей, а выбрал бы себе милую и порядочную девушку, ничего бы не случилось".

Наверное, я была ужасно несправедлива к бедняге. Он ничего мне не сказал. Только смотрел - печально и понимающе.

Я обняла Джуди на прощание. Мы обе плакали. В порядке исключения ребенок молчал.

- Хитроу, первый терминал, - сказала я таксисту со слезами в голосе, и мы свернули за угол, оставив мистера Андрусетти печально смотреть нам вслед.

С трудом продвигаясь по проходу самолета, я постоянно задевала пассажиров сумкой с детскими вещами. Когда я наконец отыскала свое место, какой-то мужчина помог мне разложить вещи. Я улыбнулась ему в знак благодарности и механически прикинула, не понравилась ли ему.

Просто ужас какой-то! Больше всего мне нравилось в замужестве, что я сошла с этой жуткой карусели бесконечных поисков подходящего мужчины, когда то и дело обнаруживалось, что он либо женат, либо "голубой", либо патологически жадный, либо читает Джеффри Арчера, либо способен получить оргазм, только если позволить ему называть тебя мамочкой. Короче говоря обладает одним из той тысячи недостатков, которые не проявляются сразу, как только ты возьмешь его за руку, заглянешь в глаза, почувствуешь тепло внизу живота, не имеющее никакого отношения к наркотику, принятому незадолго до этого, и подумаешь: "Эй, вот этот может и сгодиться".

Теперь я снова оказалась в ситуации, когда каждый мужчина является потенциальным любовником. Я снова вернулась в мир, где на восемьсот очаровательных женщин приходится один мужчина без сексуальных отклонений!

Я повнимательнее присмотрелась к услужливому мужчине. В нем даже не было ничего привлекательного. Возможно, "голубой". Или, что еще вероятнее, учитывая авиакомпанию, на рейс которой удалось достать билет, священник.

Что же касается меня, брошенной жены с трехдневным ребенком и самоуважением амебы, с лишними тридцатью фунтами веса, явно намечающейся послеродовой депрессией и влагалищем, в десять раз превышающим нормальный размер, то вряд ли я была ценной находкой.

Самолет оторвался от земли, дома и улицы Лондона поплыли подо мной, становясь все меньше и меньше. Я оставляла позади шесть лет своей жизни.

Интересно, беженцы чувствуют себя так же?

Мой муж был где-то там внизу. Моя квартира тоже была где-то внизу. Мои друзья были где-то внизу. Моя жизнь была где-то внизу.

Там я была счастлива.

Затем город накрыло облако. Я сидела в кресле с ребенком на коленях и другим пассажирам, вероятно, казалась обычной матерью. Но я не была обычной, вдруг осознала я. Я была брошенной женой.

Мне много кем приходилось быть в жизни. Я была Клэр - послушной дочерью. Я была Клэр - исчадием ада. Я была Клэр - студенткой. Я была Клэр потаскушкой (на короткий период; если будет время, я расскажу об этом). Я была администратором. Я была женой. И теперь я Клэр - брошенная жена. Уверяю вас, мне эта мысль совсем не понравилась.

Несмотря на мои якобы либеральные взгляды, я всегда считала, что брошенные жены - это женщины, живущие в тесных квартирах; что их мужья, задержавшись лишь для того, чтобы поставить им фонарь под глазом, удаляются с бутылкой водки, деньгами, приготовленными на Рождество, и книжкой, по которой получают детские пособия. А эти женщины остаются в слезах перед кипой неоплаченных счетов, с сомнительной историей насчет столкновения с дверью и четырьмя непослушными детьми, старшему из которых шесть лет.

Теперь я прозрела и поняла, что ошибалась. Брошенные жены - это тоже женщины, как я.

Наверное, все было бы еще более унизительным, если бы я не чувствовала такой ярости. А почему бы и нет? Я что, тибетский монах? Или мать Тереза, черт бы ее побрал?!

Забавно, но, несмотря на жалость к себе и негодование, я понимала, что когда-нибудь, когда все пройдет, я, возможно, стану лучше, сильнее и научусь сочувствовать другим.

Но это произойдет не скоро.

- Твой отец - подлец, - прошептала я своей дочке.

Услужливый священник вздрогнул, он, видимо, расслышал мои слова.

Через час мы пошли на посадку в аэропорту Дублина. Самолет сделал круг над зелеными полями северного Дублина, и я поднесла дочку к иллюминатору, хотя и понимала, что она не сможет ничего увидеть. Я хотела показать ей Ирландию. Она так сильно отличалась от Лондона, который мы только что покинули! Я никогда не испытывала более тяжелого чувства, чем в тот момент, когда смотрела на синеву Ирландского моря и серый туман над зелеными полями. Я чувствовала себя неудачницей.

Я уехала из Ирландии шесть лет назад, полная радужных планов на будущее. Я найду себе прекрасную работу, выйду замуж за замечательного мужчину и буду жить счастливо долго-долго. И я нашла прекрасную работу, встретила замечательного мужчину и была счастлива - по крайней мере, какое-то время. Но все пошло наперекосяк, и вот я снова в Дублине с унизительным ощущением "deja vu".

Но одно кардинально изменилось.

Теперь у меня был ребенок. Идеальный, прелестный, замечательный ребенок. И от этого я бы не отказалась ни за что в жизни.

Услужливый "голубой" священник очень смутился, когда я вдруг беспомощно расплакалась.

"Ничего, - подумала я, - посмущайся. Ты же мужчина. Кто знает, сколько женщин плакали из-за тебя".

Как только мы приземлились, он довольно резво покинул самолет. Помочь мне с вещами не предложил. Что ж, мне трудно было его винить.

3

А теперь - в багажное отделение!

Для меня процедура получения багажа всегда была жутким мучением. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Волнения начинаются сразу же, как я попадаю в зал для прибывающих и встаю у карусели. Тут мне немедленно начинает казаться, что все те милые и приличные люди, которые прилетели вместе со мной, на самом деле злостные и наглые воры Что каждый из них следит за проплывающим мимо багажом с единственной целью - украсть мои чемоданы. Я стою, подозрительно зыркая по сторонам, стараясь одновременно следить за отверстием, откуда появляется багаж, и внушать окружающим, что со мной такие штучки не пройдут.

Полагаю, все стало бы немного проще, если бы я была одним из тех организованных людей, кто исхитрялся встать у самого начала карусели. Я же постоянно оказываюсь в самом дальнем конце, откуда, прищурясь и поднимаясь на цыпочки, стараюсь разглядеть свой багаж. Когда же я наконец обнаруживаю свой чемодан, то не могу стоять спокойно и ждать, когда он ко мне приблизится. Боясь, что его украдут, я бегу вдоль карусели, чтобы ухватить свои чемоданы прежде, чем кто-нибудь их стащит. Как правило, мне не удается прорваться через плотный кордон людей с тележками. И мои чемоданы-сумки мирно проплывают мимо меня и умудряются совершить несколько кругов по залу, прежде чем мне удается их схватить.

Настоящий кошмар.

Однако в этот раз мне удалось занять место практически у выходного отверстия.

Возможно, люди просто уступали дорогу женщине с ребенком.

Сдерживая нетерпение, я следила за каруселью, толкаясь среди людей и порой почти падая на колени, когда кто-нибудь из моих недавних спутников со всей силой ударял меня сзади по ногам тележкой. Я постаралась встретиться глазами с как можно большим числом пассажиров, в надежде заставить их отказаться от мысли стащить мои вещи.

Долгое время ничего не происходило. Каждый не отрывал глаз от небольшого отверстия в ожидании своих вещей. Никто не разговаривал. Никто даже не рисковал дышать.

Внезапно раздался звук заработавшей карусели.

Прекрасно!

Только это оказалась не наша карусель.

В зале раздался механический голос:

- Пассажиров, прибывших рейсом Е1179 из Лондона, просим пройти за своим багажом к карусели номер четыре.

И это невзирая на то, что надпись над каруселью номер два все последние двадцать минут уверяла нас, что наш багаж появится именно здесь.

Отпихивая друг друга, все рванулись к четвертой карусели. Люди толкались так, будто от этого зависела их жизнь. Тут уж им было не до младенца на моих руках.

В результате я оказалась в самом дальнем конце.

Некоторое время все было в норме. Я даже успокоилась.

Старалась выглядеть бодро, пока люди вокруг меня один за другим снимали с движущейся ленты свои вещи.