Николай Новиков - Опасная любовь Страница 61

Как жить?! Как защитить себя, любимую женщину, сохранить семью, как еще можно это сделать?! В суд на них подать, в милицию заявить?.. Смешно даже думать об этом! Это называется правовым государством? Это резервация, загон для скота!

И не он виноват, что так получилось.

Олег прошел вперед метров сто, о чем-то поговорил с седым стариком, выглянувшим из-за красной калитки, и вернулся к машине.

— Все нормально, — бесстрастно сказал он, отпирая ворота.

Внутреннее убранство дачи поразило Аристарха. А ведь он бывал на дачах солидных людей, известных актеров, режиссеров. Но такое видел впервые. Остановился посередине большой комнаты, не решаясь идти дальше.

— Хорошо живут люди, ты это хочешь сказать? — мрачно спросил Олег и повторил как бы сам себе: — Хорошо живут люди. Помнишь, как нас в школе учили: чтобы жить так же хорошо, нужно выполнять ленинскую заповедь: учиться, учиться и учиться?

— Помню…

— Нам бессовестно врали. Можно, конечно, такую дачу построить и за счет ума и таланта, если ты, скажем, Солженицын или Келдыш, и если доживешь до того дня, когда общество поймет это. У нас ведь предпочитают признавать умерших. А вот как живут люди не то чтобы неграмотные, но — самые обыкновенные. Не за счет ума или знаний великих, а потому что хотят хорошо жить.

— Я тоже хочу, но почему-то не имею такой дачи.

— Значит, не так сильно хочешь. Не это для тебя главное в жизни.

— Да, не это, — согласился Аристарх. — Может, займемся делом. Мы зачем сюда приехали? Чтобы рассуждать о том, кто как живет?

— Ты хорошо подумал? Дело очень серьезное, и после того, как я тебе объясню, что и как, отказаться уже нельзя будет.

— Какого черта я приехал сюда? — разозлился Аристарх. — Все уже решено!

— А там, наверху, — не обращая внимания на реакцию Аристарха, Олег показал на резную лестницу из красного дерева, устланную золотисто-оранжевым ковром, — кабинет и спальня хозяина. Хочешь посмотреть на спальню?

— Да пошла она! Давай, Олег, не тяни.

— Хорошо. Сейчас мы отдохнем минут пять, а потом спустимся в подвал, там хозяин оборудовал отличный тир. Любит пострелять. Поэтому я и привез тебя на эту дачу. Пистолет — «беретта М-92», мощная машина. Пятнадцатизарядный. С глушителем. Как пользоваться им, расскажу и покажу. Потом сам постреляешь, привыкнешь к оружию. Садись в кресло, чего стоишь? Виски, коньяк, водка? Грамм сто выпьешь?

Аристарх плюхнулся в кресло, нервно облизнул пересохшие губы. Слова о пистолете взволновали его, словно уже нужно было стрелять в человека, на которого укажет Олег. Одно дело, абстрактные рассуждения, и совсем другое — конкретные! Да еще название какое у пистолета! Не знакомые по детективам и газетным статьям «ТТ» или «макаров» — «беретта»! Да еще и — М-92! Он где-то слышал о таком пистолете, но никогда не видел его.

— Ты думаешь — можно выпить? Не повредит?

— До вечера еще далеко. Напиваться, конечно, не следует. Но принять грамм сто — сто пятьдесят просто необходимо перед тем, как идти на задание. Для тебя, непрофессионала, необходимо. Хотя… ты профессиональный актер, можешь и по-другому настроиться на эту роль. — Олег подошел к бару, наполнил коньяком две рюмки, одну протянул Аристарху. — Держи.

— До вечера? Значит, уже сегодня вечером нужно будет…

— Да. Убрать человека, который является правой рукой твоего дорогого Степана Петровича и моим злейшим врагом. После его смерти у Степана Петровича будет столько проблем, что он забудет о твоей жене месяца на два — точно. За это время мы его уничтожим. И — все. Ты живешь со своей Ириной долго и счастливо, я… я займусь своей женой, возвращением ее к жизни. Вот фотография, запомни.

Аристарх одним глотком осушил рюмку. С фотографии на него смотрел нерусский мужик с кривым носом и страшными, выпученными глазами. Сто человек из ста, взглянув на фотографию, не задумываясь сказали бы: жестокий и злобный бандит.

— Но у него же, наверное, телохранители есть, — сказал Аристарх, не отрывая взгляда от фотографии. Казалось, мужик на ней хотел сказать: не делай этого, худо будет.

— Есть. Но он каждый вечер бегает в парке со своей собакой. Телохранитель остается у входа в парк, ждет его. Вход чисто символический, забора нет. Мы сегодня побываем там, посмотрим, что и как лучше организовать. И еще. Ты очень скромный, Арик. Не спрашиваешь, но я тебе сам скажу. Три тысячи баксов твои. Немного поправишь финансовые дела, порадуешь супругу, когда она вернется… из командировки.

Напоминание об Ирке заставило Аристарха по-другому взглянуть на фотографию. С ненавистью.

— Не надо, — мрачно сказал он. — Я не наемный убийца.

— А я не наниматель. Мы с тобой оба оскорблены и вынуждены защищаться. Но работа есть работа.

— Плесни еще, — сказал Аристарх, протягивая Олегу рюмку. — Нужно привыкнуть к этому…

36

В комнате было душно, тесно, так тесно, что Наташа пошевелиться не могла, чувствуя, как волны грубой ярости все сильнее и сильнее вдавливают ее в кресло. Они заполняли комнату от пола до потолка, распирали ее, как воздух из насоса футбольную камеру, казалось, еще чуть, и потолок взлетит вверх, пол провалится вниз, а стены распадутся в разные стороны, и она, Наташа, улетит от сюда в неизвестном направлении.

Наташа сидела, опустив глаза, выражение ее лица было точно таким же, как вчера, когда Мария Федотовна грубо отказалась от подарка. Потому что ситуация была похожей. Но если вчера Наташа была шокирована злой несправедливостью, то сегодня она просто ничего не чувствовала.

— Я тебя задушить готов, понимаешь, задушить! — злобно говорил Радик, в который уж раз с грохотом опуская свой кулак на столешницу, от чего подпрыгивали вверх папки с документами. — Ну что ты молчишь? Скажи, почему так сделала!

— Что сделала? — безучастно спросила Наташа.

— Как что, слушай?! Я тебе сколько раз говорил? Тысячу раз уже! Ты нарушила наш уговор, ты предала меня! Я тебя… Скажи, почему ты это сделала?

— Радик, я ничего плохого тебе не делала, — сказала Наташа. — Я тебя не предавала, уговор не нарушала. Что ты еще хочешь?

— Как не нарушала? Это не нарушала, да? Подходит Нигилист, усмехается, говорит, ну так ты с моей бывшей женой не мог справиться? Она тебя до смерти напугала, да еще, как ты прощение вымаливаешь, записала на пленку? Как ты, Радик Назимов, трясешься от страха. Говорит, я думал, ты настоящий мужчина, а ты тряпка! Мне такое говорит, понимаешь?!

— Я с Нигилистом на эту тему не говорила. Никогда.

— Я говорил, да? Кто говорил? Твой муж? Ты ему рассказала про эту пленку? Рассказала?! Говори, когда тебя спрашивают!

— Да, — тихо сказала Наташа. — Ему рассказала.

— Почему? Я же тебя просил, никто не должен знать! Почему ты это сделала? Говори! Не то я тебя!..

— Что, ударишь?

— Ударю. Убью совсем!

— Не убьешь, Радик. Ты не такой плохой, каким хочешь казаться. Я это поняла. Но работать вместе мы больше не будем.

— Ты дура, Наташа, дура! Как могла говорить этому дураку, твоему мужу, про то, что было между нами? Зачем тебе это нужно было, Наташа?!

— Он не дурак, Радик. А сказала потому, что не могла по-другому.

— Не могла?! А теперь Нигилист смеется надо мной. Не знаю, кому он еще рассказал, но скоро все будут смеяться над Радиком Назимовым! Я ему уши обрежу, твоему новому мужу!

Дышать было тяжело, рукой пошевелить невозможно. Наташа подняла глаза на Радика, сказала:

— Попробуй только тронь его. Тогда я ни перед чем не остановлюсь. Ты знаешь. — И снова опустила голову.

— Но это он сказал Нигилисту? Зачем? Говоришь — не дурак, а он самый настоящий дурак! Зачем ему рассказывать Нигилисту? Не понимает, после этого Нигилист отнимет тебя! Теперь, если он захочет, он и меня сожрет! Это страшный человек! А потом, Наташа, он и до тебя доберется, не остановится! Не понимает твой совсем умный муж, да?

— Не знаю, зачем он это сделал. И знать не хочу. Он причинил боль не только тебе, но и мне, и себе. Мы любим друг друга, но это слишком… раздражает людей. Я ухожу от него, Радик. Всем нам больно, очень больно…

— Хочешь, я повешу его на столбе?

— Я же сказала, попробуй только тронь!

— Ты не выполнила условия нашего договора, Наташа. Другого я бы убил. Тебя не могу тронуть. Ты красивая женщина, ты… я не знаю, как сказать. Но мы не можем работать вместе.

— Да, я понимаю. Мне самой очень жаль, что так получилось. Я… я не хотела этого, но все же получилось. Не надо ничего говорить, я ухожу сама. — Наташа с усилием выпрямила спину, собираясь встать с кресла.

— Куда? Сиди! Я сказал тебе — сиди! — заорал Радик. — Кто тебе разрешал уходить? Сиди и слушай. Ты такая вредная, совсем ничего не понимаешь, что тебе говорят, слушай! Почему такая? Я сказал: пока. Пока мы не можем работать вместе. Значит, я не увольняю тебя, а пока отстраняю от должности.