Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая Страница 66

Терпение ее было уже на исходе, когда Жак наконец-то постучал в ее дверь. Она бросилась к нему навстречу, нимало не тревожась, как может истолковать ее порыв Жюли. Губернатор, тоже не обращая никакого внимания на присутствие горничной, обнял ее и крепко прижал к груди. Тут Жюли поняла, что рискует показаться нескромной, и сочла за благо исчезнуть…

Как только они остались наедине, Дюпарке и вовсе развеселился. Встреча с генеральным откупщиком, вопреки всяким ожиданиям, не только не испортила ему настроения, но, напротив, привела в отличное расположение духа. Он не мог без смеха вспоминать об изумлении старика, когда сообщил тому, какой подарок собирается преподнести его жене. Наигранное высокомерие и спесь этого незадачливого мужа, не способного исполнять свои супружеские обязанности, — вся нелепость этой курьезной ситуации не укрылась от глаз губернатора.

— Ах, Жак, и вы еще смеетесь! — с укоризной в голосе проговорила Мари. — У вас такой вид, будто и думать забыли, что я прождала многие часы, а вы даже не удосужились дать о себе знать!

— За это время я успел переделать кучу дел! — сообщил Дюпарке. — И среди всего прочего, мадам, вынужден был выслушивать вашего супруга… Известно ли вам, что он не может быть спокоен за вашу жизнь, пока вы живете в этом форте?

Она взглянула на него с нескрываемым удивлением.

— Как! — воскликнула она. — Неужели он хочет, чтобы я покинула форт? Но вы ведь не допустите этого, не так ли?

Жак улыбнулся, ее бурное негодование приятно удивило его и даже слегка позабавило.

— А почему бы и нет? — поинтересовался он. — Разве супруг ваш не обладает такой же властью, что и я? Кроме того, у него есть еще права на вас, которые дает ему ваш освященный законом брак, я же не могу ничего сделать ни на пользу, ни во вред вам.

— Стало быть, нам придется расстаться?

— Вне всякого сомнения, — с безразличным видом ответил Жак.

Лицо юной женщины зарделось от гнева.

— Выходит, вам это совершенно безразлично? Похоже, вы уже забыли, что говорили мне вчера! И эта разлука ничуть вас не огорчает? Но зачем же вам тогда понадобилось подвергать меня этому унизительному осмотру, вы, наверное, и представить себе не можете, сколь оскорбительно все это было для меня!

Он подошел к ней и снова прижал к груди. Он вызывал в ней такую трепетную страсть, а в улыбке его она читала такие невысказанные чувства, что не смогла противиться искушению и, крепко обняв его, подставила губы для поцелуя.

— Мари! — воскликнул он, вновь обретя серьезный тон. — Как вы могли подумать, что я позволю теперь кому-нибудь разлучить нас! Вы же знаете, что мы нашли друг друга только благодаря тому, что перст Божий следил за нашими судьбами. Я любил вас всегда. И клянусь вам, ничто, кроме смерти, никогда не сможет разлучить нас!

Она с благодарностью еще крепче приникла к его груди. От него исходила такая непреодолимая сила, которой она не могла противиться. Здесь, в его объятьях, она чувствовала себя защищенной, в полной безопасности. Ворвись сюда внезапно хоть сам Сент-Андре, даже тогда она ни на шаг не отдалилась бы от этого молодого губернатора, который теперь так крепко прижимал ее к себе, покрывая поцелуями губы, шею и плечи.

Наконец она словно стряхнула с себя это упоительное опьянение и с сожалением в голосе проговорила:

— Выходит, Жак, вы допустите, чтобы я по-прежнему жила под одной крышей с господином де Сент-Андре?

— Увы! — ответил он с каким-то унынием в голосе, внезапно выпуская ее из своих объятий. — Тут я пока бессилен!

— Но ведь я принадлежу вам и хочу принадлежать только вам одному! Только вам, и никому другому!

— К несчастью, — заметил он твердо, — ваш супруг, дорогая Мари, по-прежнему сохраняет над вами все права. Благодаря заключению хирургов я намерен заставить вмешаться главу Ордена иезуитов, дабы расторгнуть ваш брак. И надеюсь, мне это удастся… Однако не исключено, что я могу потерпеть поражение. А пока у меня просто нет другого выхода.

— И что же, вам это не причинит никаких страданий? — спросила она с трогательным простодушием. — Неужели вам не будет причинять боли мысль, что этот человек снова живет подле меня, со мною?

Он нежно улыбнулся.

— Мари! — проговорил он. — Но разве заключение хирургов недостаточно веское доказательство, что у меня нет никаких оснований ревновать вас к старику, который считается вашим мужем?.. Нет, — добавил он спустя мгновенье, не дождавшись никакого ответа от Мари, — нет, я не способен ревновать вас к господину де Сент-Андре. Мне просто жаль его. Это хлыщ, фат. Мне довелось знать в жизни только одного человека, который относился к себе подобным с таким же совершенно ничем не оправданным высокомерием, — это был виконт де Тюрло, и я убил его! Но, к сожалению, я не способен убить господина де Сент-Андре, для этого он слишком глуп!

Он говорил об этом с юмором, и Мари невольно заулыбалась.

— Да что это мы? — вдруг встрепенулась она. — Оставим в покое Сент-Андре и займемся-ка лучше своими делами!.. Вы же обещали отвезти меня на невольничий рынок.

— Во-первых, — возразил он, — я вам ничего не обещал, однако, если вам так уж хочется пойти на этот рынок, я готов сопровождать вас, но при одном условии.

— И что же это за условие?

— Что вы не станете там покупать ни одного из тех негров, которые будут выставлены на аукционе. Я более или менее хорошо разглядел их нынче утром и смею вас заверить, милый друг, что ни один из них не стоит вашего внимания…

— Готова обещать вам все, что вы пожелаете!

— И это тем более благоразумно с вашей стороны, что я уже приобрел для вас нескольких негров, которые будут полезны в новой резиденции генерального откупщика. Этих негров вы увидите нынче же вечером. Я уже поговорил об этом с вашим супругом.

— Ах, вот как! И что же он вам сказал? — как-то поспешно поинтересовалась она.

— Он сказал, что намерен обсудить это с вами сегодня вечером…

— И что же, он не нашел в этом ничего предосудительного?

— Мне показалось, что он был даже польщен таким вниманием. Я предупредил его, что это подарок по случаю вашего прибытия.

Какой-то момент она оставалась в задумчивости, будто пытаясь понять, какая задняя мысль крылась за реакцией генерального откупщика. Кончилось тем, что она бросилась на шею губернатору.

— Спасибо! Благодарю вас, Жак! — воскликнула она со страстью и признательностью. — Вы угадываете мои самые сокровенные желания. Я всегда так мечтала, чтобы у меня были рабы! Чтобы тебе служили, почитали, повиновались… Ах, должно быть, это так чудесно!..

Он смотрел ей в глаза, и оттого, как они заискрились от любви, он чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

— У вас никогда не будет более верного раба, чем я, — заверил он ее с нежностью. — Только со мной тоже, Мари, нужно обращаться мягче… Дело в том, что я забыл вам сказать, негры, которых я дарю вам, совсем недавно в колонии. Всего пару месяцев назад они еще были свободными людьми. Теперь они закованы в цепи. Неволя не делает людей лучше; так что нужно быть с ними очень осторожной. Особенно с одним из них, который нынче утром подстрекал к бунту на «Люсансе». Все равно это не причина, чтобы считать его слишком уж опасным. Его собирались разлучить с женой. Он предпочел лишить ее жизни… но это забудется. В любом случае, вам придется набраться терпения и вести себя с ним деликатнее!

Мари почти не прислушивалась к тому, что он ей говорил. Радость оттого, что она пойдет куда-то вместе с Жаком, новая жизнь, завесу которой он приоткрыл перед нею, наконец-то обретенная уверенность в его любви — все это наполняло ее каким-то пьянящим счастьем, и она с трудом сдерживалась, чтобы не затанцевать или не запеть…

— Я готова, — сообщила она наконец. — Поехали?

— Поехали, — согласился он. — Мы возьмем лошадей в форте. А после торгов прогуляемся верхом… Там, у холма Морн-Руж, есть один колонист, думаю, он с удовольствием пригласит нас отобедать.

Когда они подъехали к порту, торги уже начались. Огромная толпа наводнила всю набережную, и выставленные на аукцион негры привлекали, по правде говоря, куда меньше внимания, чем туалеты иных колонистских жен.

Сами колонисты спускались с холмов группами, надев большие позолоченные шпоры и водрузив на головы огромные шляпы из панамской соломки.

Они разъезжали взад-вперед вдоль причала верхом на небольших лошадках, рожденных в колонии, взращенных ими самими и окруженных такой заботою, будто принадлежали к какой-то особо ценной породе. Вовсе не лишенные достоинств, лошади отличались нервным нравом и большой выносливостью. У них были надежные ноги, и они нисколько не боялись горных скал, по которым карабкались, таща на себе такие поклажи, какие трудно было сопоставить с их миниатюрным сложением.