Майкл Корда - Роковая женщина Страница 68

Она кивнула.

— Конечно, могла бы. Саймон не будет возражать. — Мысль о том, чтобы уехать с ним была чрезвычайно заманчивой, кроме того, он определенно нуждался в отдыхе. О Грейроке она знала — теперь ей были известны все владения Баннермэнов — от дома в Палм Бич до охотничьей хижины в Адирондакских горах — бесконечный список жилищ, которыми никогда не пользовались, но тем не менее и не выставляли на продажу.

Артур уже давно посвятил ее во все подробности своего финансового состояния. Он так и не оправился полностью от простуды, и зачастую по вечерам, когда слишком утомлялся, чтобы выходить из дома, проводил время в объяснениях ей тонкостей семейного бизнеса и своих планах по его поводу. Он по-прежнему отказывался показаться врачу, столь более упрямо, сколь она на этом настаивала. Он знает десятки людей, заявлял он, подхвативших тот же вирус, распространившийся, оказывается, по всему городу. Элиот Дервентер, например, уже не один месяц прикован к постели, а Чейнинг де Витт, брат Корди, паршивая овца в их семье, из-за него впервые за тридцать лет он пропустил Кентуккское дерби, не говоря уже о том, что старая миссис Дуглас Фэйрчайлд заперлась в собственном доме, устроив добровольный карантин из страха заразить своих собак.

Довольно странно, но Алекса за всю свою жизнь не встретила никого, кто жаловался бы на этот вирус — казалось, он поражает людей только исключительно богатых и пожилых. Как бы то ни было, это не слишком мешало Артуру в делах, которые его действительно интересовали. Он работал с документацией, приводя ее в порядок с бешеной энергией, восполняя пробелы по памяти, поглощая списки, карты и диаграммы, прокладывая путь сквозь ежегодные отчеты, набрасывая нетерпеливые указания банкирам, брокерам, вкладчикам, сотрудникам семейного офиса, при этом подробно объясняя Алексе, что и зачем он делает, пока у него не садился голос.

— Меня потрясает, — заметил Саймон, — сколько времени вы проводите вместе… Я хочу сказать — если бы вы были юными новобрачными, все выглядело бы нормально — месяц или два — ко Баннермэн же старый человек Христа ради! Ты что, пытаешься убить его?

Алексе не хотелось говорить Саймону правду — да он бы, вероятно, все равно ей не поверил.

К Рождеству она уже ознакомилась с законами Треста — душой и сердцем состояния, оставленного на рубеже веков самим Киром Баннермэном, не говоря о бесчисленных мелких трестах, выросших на нем как плоды на некоем золотом дереве. Она не имела юридического образования, но не могла не восхищаться интеллектом человека, который мастерски сплел всю эту сеть взаимосвязанных документов, пытаясь предусмотреть любую возможную опасность, способную когда-либо объявиться перед его наследниками, или угрозу раздела состояния.

Она никогда особенно не задумывалась о самом состоянии. Зачем? Там было много денег, и нужно ли знать что-либо сверх того? Но, слушая откровения Баннермэна, она начала осознавать его правоту. Сердцевину состояния составляли не деньги в банках, а акции тех крупнейших американских корпораций, которые только становились на ноги, когда Кир Баннермэн вложил в них деньги. Эти инвестиции не всегда приветствовались самими владельцами, ибо если в шатер просунулся нос верблюда, за ним неминуемо покажется и весь верблюд, — инвестиции Кира часто вели к быстрому, безжалостному захвату, безо всяких тонкостей, принятых в последние десятилетия. Тедди Рузвельт и последующие за ним президенты заставили их семью отказаться от монополии на добывающую промышленность в те самые времена, когда люди острили, что Кир Баннермэн владеет всем, что находится под землей, кроме мертвецов и нефти, ибо первых он согласился оставить Богу, а вторую — Джону Д. Рокфеллеру, но, лишившись шахт, он использовал активы, чтобы приобрести огромное количество акций американской индустрии.

Он предоставил финансовую поддержку Уолтеру Дюрану в создании «Дженерал Моторс», назло Генри Форду, которого ненавидел; он владел значительными долями у Дюпона, в «Корнинг Гласс», «Дженерал Электрик», «Ай-би-эм», «Юнайтед Стейт Стил», «Болдуин Локомотив», «Дженерал Фудз», «М-3». Его проницательность была столь остра, что ни одна новая отрасль не избежала его внимания — от производства электроламп до радио. Но тут, конечно, и крылась проблема. Эти отрасли, с точки зрения инвестора или предпринимателя, тогда были только в зачатке, а сам Кир — в расцвете лет, и два эти обстоятельства сделали его семью богатой сверх всякой меры, и это сохранилось и продолжалось на протяжении второй мировой войны и вплоть до шестидесятых годов, но в семидесятых все стало приходить в упадок.

Кир продумал все, но даже он не мог представить себе Америку, закупающую автомобили в Японии, Корее и Германии, потому что в собственной стране сталелитейная, железнодорожная, кораблестроительная индустрии станут умирающими отраслями промышленности и цены на товары подкосит дешевый импорт из стран «третьего мира».

Что еще хуже, годами никто в семье не желал признать, что Кир в отдаленной перспективе мог и ошибаться или что шестидесяти лет правоты достаточно для любого человека. Лишь с огромной неохотой отец Артура внес некоторые изменения в семейные инвестиции, поскольку к распоряжениям Кира относился как к Священному Писанию, да и сам Артур пошел немногим дальше отца. Кроме того, объяснял он Алексе, склоняясь над распечатками, еще больше затрудняло подобные изменения даже само имя Баннермэнов. Конечно, они могли бы продать акции «Дженерал Моторз», но разве это не было бы равносильно тому, чтобы объявить миру, будто Баннермэны больше не испытывают доверия к способности Америки производить и продавать автомобили? Они ушли из Большой Стали, когда было уже почти слишком поздно, но продажа семейных сталелитейных акций рассматривалась бы всеми как последний удар по умирающей индустрии — coup de grace[31]. У Баннермэнов есть социальные обязанности и как раз это Роберт отказывался понять.

— Он крепок исключительно задним умом, — фыркал Артур, но она не могла избавиться от мысли, что здесь заложено больше, чем упрямство, что Роберт прав, а отец его ошибается: большая часть состояния Баннермэнов по-прежнему была вложена в Ржавый Пояс, когда его давно следовало перевести в Силиконовую Долину, где существовали более высокие технологии производства.

Больше всего ее удивляло собственное открытие, что она способна думать о таких вещах и они ей интересны. Деньги, как нечто, что можно просто тратить — по обывательским масштабам, так сказать, вряд ли заинтересовали бы ее, но деньги по масштабам Баннермэнов были для нее чем-то вроде игры в гигантскую «монополию», за тем исключением, что их владения не только существовали в действительности, но зачастую она проходила мимо них каждый день. Вскоре она разбиралась в активах состояния почти так же хорошо, как Артур, и даже начала проникаться его планами на будущее.

Алекса с тревогой наблюдала, как Артур в очередной раз промокает лицо носовым платком. Кондиционер был включен на полную мощность, так что она постоянно мерзла и даже держала в квартире несколько шалей, чтобы иметь возможность набрасывать их на плечи, однако Артур, казалось, большую часть времени страдал от жары, словно кондиционер не работал вообще. Он постоянно жаловался то на сырость, из-за которой ему трудно дышать, то на слишком сухой воздух. Когда же он выходил из дома, то сетовал на смог, на жару, на удушающие испарения, и ему было трудно пройти больше нескольких кварталов. Ночью сон его был беспокоен, ему было то слишком холодно, то слишком жарко, и он часто просыпался из-за приступов кашля, от которых у него перехватывало дыхание. Днем он работал за письменным столом до изнеможения, но был слишком упрям, чтобы передохнуть — из-за этого даже Дэвид Рот однажды отвел ее в сторонку и со свойственной ему резкостью дал понять, что она должна заставить его утихомириться.

— Он, мать его так, слишком напрягается, — шептал он. — Такие вещи требуют времени. Мне нужно переселить сотни людей. Здесь вам не Россия. Я не могу сделать это за сутки!

Несмотря на первоначальную неприязнь к Роту, она вскоре стала ему доверять. Человек, сам ведущий полуконспиративное существование, он был прекрасно способен принимать чужие тайны, не задавая лишних вопросов. В нем не было обаяния, он, казалось, был напрочь лишен чувства юмора, но дело свое он знал и никогда ничем иным не интересовался. Его имя повергало в дрожь самых крутых подрядчиков — он и сейчас не стеснялся ползать на четвереньках в своих тысячедолларовых костюмах, чтобы найти, где плита на четверть дюйма тоньше положенного или труба не соответствует стандарту. Когда появлялся Рот, Артур, казалось, сбрасывал с плеч десяток лет — он обожал планы, архитектурные чертежи и синьки, и Алекса поражалась, насколько он в этом компетентен.