Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая Страница 83

— Нет, отец мой, я и вправду люблю ее… Но мадам де Сент-Андре — урожденная Мария Боннар. Она дочь плотника моего дядюшки Белена д’Эснамбюка. Впервые я увидел ее в Дьепе… В те времена она была всего лишь простой служанкой одной из тамошних гостиниц…

— Как я понимаю, — проговорил отец Анто, — низкое происхождение мадам де Сент-Андре мешает вам дать ей свое имя…

— Именно так. Что подумало бы о подобном браке мое семейство?

— А что подумало семейство господина де Сент-Андре, когда господин тот женился на простой служанке гостиницы?

— Оно могло думать все, что ему угодно, а господин де Сент-Андре счел в ту пору возможным для себя пойти на подобный шаг. Что же до меня, то я слишком уважаю имя, которое ношу, чтобы решиться подобным мезальянсом заставить краснеть из-за меня кого-нибудь из моих родственников!

— Отец Бонен, глава нашей конгрегации, никоим образом не одобрит такого вашего решения.

— Отца Бонена никоим образом не касаются мои личные дела…

— Сын мой, это уже не ваши личные дела. Они касаются всей колонии и всех жителей острова. Высокая должность обязывает вас подавать пример. Повторяю вам это… Помнится, вы же сами давеча сетовали, что мужчины все чаще и чаще берут себе наложниц и сожительствуют без брака! Неужели вы думаете, что семейство ваше будет меньше краснеть, видя, как вы открыто живете с этой женщиной, не давая ей своего имени? Не стало ли бы оно краснеть еще более, если бы вы открыто выставляли напоказ свою привязанность к этой даме, которая полна достоинств…

— Отец мой, — прервал его генерал, — прошу вас, не настаивайте…

— Хорошо, сын мой! Мой долг вернуть в лоно церкви всех заблудших овец… Не забывайте, заблудших овец волк стережет… Прошу вас, сын мой, оставайтесь и далее под высоким покровительством, которое оказывает вам глава нашей конгрегации…

Жак ничего не ответил. В этих словах чувствовалась угроза. Он долго молчал, судя по всему, размышляя над сказанным, и не успел ничего сказать, как отец Анто произнес:

— Если подумать хорошенько, сын мой, то вы ничуть не менее компрометируете себя в глазах вашего семейства, оставаясь возлюбленным простолюдинки, чем давая ей свое имя. И все же, если я правильно вас понял, вы решительно отказались бы удовлетворить требование вашего семейства, попроси оно вас окончательно и бесповоротно порвать все отношения с мадам де Сент-Андре?..

— Несомненно!

— Прекрасно, сударь! В таком случае, я вижу способ уладить дело ко всеобщему удовольствию… Почему бы вам не обвенчаться с мадам де Сент-Андре тайно?

— Тайно… — задумчиво повторил Жак.

— Разумеется!.. У вас не будет никаких угрызений совести. Мораль будет соблюдена. И уверен, мадам де Сент-Андре будет вам за это весьма признательна!

— Тайный брак… — еще раз повторил Дюпарке, — Бог мой!.. Да ведь это же и вправду выход из положения!..

— В таком случае, сын мой, двадцать первого числа сего месяца я могу соединить вас законным браком в маленькой сен-пьерской часовне…

— А как же церковное оглашение?.. Ведь нынче уже семнадцатое ноября… Нам не хватит времени, мы никак не успеем!..

— Это не имеет значения! Церковное оглашение не самое главное, можно обойтись и без него… а поскольку я отправляю там службу как обычный викарий, то я и смогу вас обвенчать…

Священник поднялся с места. Он заметил, что в успокоившихся глазах Жака заплясали какие-то странные огоньки. Своими маленькими, быстрыми шажками, мышиными, как называл их Лефор, он, довольно потирая руки, вышел из комнаты…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Покушение

Лефор не пользовался особым уважением Мари. Молодая женщина находила, что человек этот говорит слишком много и слишком громко. Она очень опасалась, что за этим краснобайством не стоит ничего искреннего, а все это фанфаронство — не более чем фарс.

Мари не понимала, почему Жак проявляет такую снисходительность к Иву, который не обременяет себя никакой сдержанностью в речах, а возможно, и никакими угрызениями совести в поступках.

Не было сомнений, что он зачем-то нужен генералу. Так оно и было. Ив ходил по тавернам, приносил хозяину все, что там слышал, шпионил, служил ему вместо телохранителя, и если у Дюпарке возникала нужда прощупать мнение жителей острова, дабы узнать, благосклонно ли встречены те или иные из его решений, он посылал прежде всего Лефора. Тот выспрашивал и вынюхивал, и сведения, которые он приносил, всегда оказывались весьма полезны.

Не больше симпатии вызывал у Мари и Бофор, ибо во всем облике его чувствовалась какая-то фальшь. После стычки, произошедшей между этими двумя людьми, молодая женщина пообещала себе держаться как можно дальше от обоих.

При всей своей грубости Ив не мог не заметить внезапной холодности к нему со стороны Мари. Это не могло не уязвить его самолюбия, однако он скрыл недовольство, не желая давать недругу повода радоваться его унижению, подождал, пока тот раскланяется, а потом тоже в свою очередь исчез.

Уже опускался вечер. Он направился к конюшням и приказал рабу привести свою лошадь.

Потом вспрыгнул верхом на свою лошадку и не спеша поехал по склону холма в направлении Сен-Пьера.

Он не торопился, ибо не хотел нагонять Бофора, который скакал где-то впереди по этой же дороге. Насколько с легким сердцем скрестил бы он с этим авантюристом шпагу под взглядами сотен пар глаз, настолько же не улыбалось ему сцепиться с ним в полной ночной тьме. И вовсе не из страха. Ив не был трусом, но он нуждался в огласке своих подвигов, нуждался в зрителях. Ему нравилось, когда о нем шумели, долго говорили, это поднимало его престиж. Кроме того, каким бы он ни был плутом, дрался он всегда честно, а у него были веские основания подозревать, что о Бофоре такого сказать никак нельзя.

Неспешно продвигаясь, он размышлял о том, как проведет нынешний вечер.

Он подумал, что, должно быть, Жозефина Бабен уже давно поджидает его, и подсчитал, что вот уже три дня не казал туда носа. Он как раз только успел решить, что сперва пару часов посидит в таверне «Большая Монашка Подковывает Гуся», а потом заглянет к своей сговорчивой подружке, как вдруг тишину нарушила заржавшая где-то невдалеке лошадь.

Ив инстинктивно натянул поводья и остановил лошадь, дабы получше прислушаться.

Однако, как он ни старался, ему не удалось более уловить ни единого шороха. Все это показалось Лефору тем более подозрительным, что он нисколько не сомневался, звук этот был именно лошадиным ржанием. Стало быть, где-то рядом была лошадь, а следовательно, и всадник. Но, в таком случае, как же могло произойти, что он не слышал цокота копыт по скалистой дорожке?

Поскольку он не мог вечно стоять неподвижно посреди дороги, пришлось слегка пришпорить лошадь. Однако он ни на минуту не упускал из виду ни тропу впереди, ни ее обочины. Как и большинство моряков, он обладал отличным зрением, но ночь была такая темная, что даже ему было трудно различить что бы то ни было на расстоянии более пяти шагов, кроме густой тени, отбрасываемой зарослями деревьев.

Он добрался до места, где дорога делала крутой поворот, когда услышал какой-то щелчок, распознав его сразу, не задумываясь. Это был затвор заряжаемого пистолета.

Проворный как молния, он поднялся в стременах и приготовился спрыгнуть на землю, когда вновь щелкнул курок.

Послышался шум, похожий на шум падающей водяной струи, однако выстрела, которого ждал Ив, так и не случилось.

— Тысяча чертей! — не сдержал он восклицания. — Холера тебя задуши, недоноска несчастного, даже ружья толком зарядить не можешь, это же у тебя длинный огонь вышел! Ну ничего, сейчас я тебя научу, как надо стрелять!

Тем временем он уже вытаскивал из седельных кобур два огромных пистолета, вынул из них замки и тут же немедля зарядил. Потом, спрятавшись за лошадью, заорал:

— Эй, подонок! Попробуй высунь-ка мне хоть малую толику твоего каркаса величиною с пистоль, и я всажу в него свинцовый шарик, или пусть дьявол заберет меня на этом месте!

Не успел он закончить свою речь, как щелкнул сухой выстрел. Лошадь вскочила на ноги, будто собравшись пуститься галопом, но сделала всего три шага и свалилась наземь.

— Ах ты пес поганый! — заорал он. — Не то чтобы эта кляча была такой уж драгоценной, но даже для ночного ворюги нечестно стрелять в бессловесную скотину!.. Один дюйм мяса, мессир, всего один маленький дюймик мертвечины, которая покрывает ваши кости, и, клянусь честью, я начиню ее таким количеством металла, какого за глаза хватило бы любому достойному дворянину, чтобы тут же отправиться поприветствовать Святого Петра!..

Ив довольно скоро понял, что слабый свет звезд достаточно ясно обрисовывал его тень, в то время как враг скрыт густыми лесными зарослями и совершенно невидим.